Olga Koreneva - В барханах песочных часов. Экстремальный роман
Она перечитала письмо и, ничего не понимая, стала рассматривать конверт, разбирая уцелевшее и бормоча:
- Адрес отправителя… Милалиса Грунова… Непонятно. Кому… Рафису Янданэ Ёхомбе… Неясно. Писали из Москвы в Париж. Письмо не отправлено. И, похоже, написано давно.
Вышла из храма, роясь в рюкзаке. Села на валун, из-под которого бил источник. “Вода. От жажды не умру. Наверно, тут растет что-то съедобное.
Жажды не чувствовала. Есть не хотелось. И вообще эмоций никаких. Чувство опустошенности и покоя.
Тень, упавшая рядом, заставила вздрогнуть. Движения подошедшей девушки были легки, шаги почти не слышны. Темное тканое платье, смуглое личико, совсем юное, с золотисто-карими глазами. Платок-накидка скрывал волосы и плечи. Девушка казалась необычайно миловидной. В руках - плетеная сумка. Звук ее голоса напомнил нежный перезвон сосулек зимним вечером.
- Здравствуйте, мисс Лена, - сказала девушка по-английски, простодушно улыбнулась и поставила на землю сумку. - Меня зовут Майя Сахаджастава, - отрекомендовалась она.
Леночка заметила, что их платья похожи. И не только платья. Обе они были одного роста, одинакового сложения. Но в голосе девушки было что-то настойчиво влекущее, нежное и в то же время четкое. Говорила она с интонациями английского экскурсовода.
“Студентка?” - гадала Леночка. Девушка улыбнулась, словно прочла ее мысли, и сказала:
- Здесь есть крупные города, институты, немало студентов. Это Мьянма.
- Что? - удивилась Леночка.
- Мьянма, - повторила Майя. - Бирма. Здесь в основном буддизм. Слышали про Шрикшетру?
- Нет, - призналась Лена, все более поддаваясь очарованию звуковых переливов голоса собеседницы, она даже начала в какой-то сомнамбулизм впадать, погружаясь в звуки словно в глубокую воду.
- Это в среднем течении реки Иравади, - продолжала Майя. - В ста километрах отсюда город Пейтано, столица. А это - руины храма второго века. Но здесь никогда не медитировал Будда. Это место, которого нет, ну что-то вроде Бермудского Треугольника, хотя он-то как раз реален. А это - нереально реальный храм, такого здесь быть не может, и в то же время - есть.
- Очень интересно, - произнесла Лена в замешательстве.
В памяти всплывали разрозненные картины ее прошлого, какие-то обрывки жизни, в которых она была то Леночкой, то Еленой, и даже Лялей. “Как я сюда попала?”, мелькали мысли, “это же… Это Индокитай, не больше не меньше!” “Зачем здесь эта девушка? Что все это значит?”
“Индокитай, так ли?” - она попыталась восстановить связь событий. - “Я была в самолете. Откуда я летела? Из Сибири? Из Франции? Откуда-то еще? Но в Индокитае я никогда не была, я туда даже не собиралась, это уж точно. Я все же что-то помню. Это не амнезия, память не потеряна...»
Глава 3
Начало 90-х
Внизу - сплошной облачный кисель. Леночка уткнулась в иллюминатор, разглядывая крыло самолета, оно мелко дрожало. “Вибрация. Ничего хорошего”, - отметила про себя, и отвернулась, откинулась на мягкую спинку кресла, погружаясь в свои ощущения, задремала. Тело стало наполняться светом и легкостью, все вокруг постепенно растаяло, и салон самолета, и небо, осталось лишь это месиво облаков, и она плывет в нем, как во взбитом креме, в этом облачном сладком креме. На душе - сладко и радостно, словно она на поэтическом вечере, и тут она вспомнила обрывок стихов, которые писала в школьные годы, в эпоху влюбленности в Оскара (то была прекрасная и дикая эпоха, тогда она стала сочинять стихи):
“Ты так хотел, ты создал это сам,
весь этот страстный мир для нас обоих.
Но я одна стою пред аналоем.
Я горсть огня несу твоим слезам…”
В те дни она завела “Дневник жизни” и исповедовалась в нем самой себе, и давала почитать Янке, посвящая ее в свои тайны. И заразила ее дневникописанием. Янка тоже завела сокровенную тетрадь: “Дневник страшных тайн”.
Отец приехал встречать ее один.
- Мама немного приболела, - сказал он, - а в основном, все в порядке.
Всю обратную дорогу Леночка не закрывала рта: рассказывала ему о тайге, о Сибири, о золоте, о “Махорке”, о Норде.
- Па, знаешь, как приятно возвращаться из дальних странствий в свою деревню, - острила она.
- Как не знать, - весело откликнулся отец, - Москва ведь и моя деревня тоже…
Возле самого подъезда Леночка открыла сумочку и выбросила кленовый листок на то самое место, где взяла его, уезжая.
Дома их ждала Ирина Николаевна. Мама приготовила праздничный стол с яблочным пирогом. Первым делом она спросила, как беременность, и наказала завтра же сходить в клинику, провериться. Она где-то в очереди услышала, что в Сибири страшная радиация, и ночей не спала, думая, как там Леночка?!
- Нет, мама, там никакой радиации, - успокоила ее Лена, - там такие здоровяки живут, как медведи. Ты бы на Виолетту посмотрела, жену бывшего шефа Влада, и сразу бы поняла, что климат там в сто раз здоровее московского.
- А как политическая обстановка? - поинтересовался отец, - у нас тут все кипит, того и гляди переворот будет.
- А политическая обстановка там тоже плохая, - улыбнулась Леночка: - все что-то добывают и всё уплывает за границу. Весь город об этом знает, а КГБ никого поймать не может. Общаются тоже как-то странно: представитель власти приветствует производственного воротилу: “Привет, жулик!”, а тот, улыбаясь ему, отвечает: “Привет, мент проклятый!”, и они начинают чинную беседу за рюмкой коньяка о том, что это, по сути, очень даже интересный факт, что золотишко уплывает за границу: “Народ стал, как маленькие дети”, - говорит воротила, - “золото ведь плавать не может”. А представитель власти ему отвечает: “Откуда же народу это знать, если он золота этого отродясь не видел и не увидит.”
Трошин засмеялся и возразил:
- Какая же это политическая жизнь? Это сплошной криминал. Вот в Москве настоящая политика: борьба за власть. Я тебе поэтому и говорил тогда по телефону, чтоб домой не торопилась. События назревают смутные. Может и гражданская война начаться.
- Не пугай дочь, - перебила его Ирина Николаевна, - никакой гражданской войны не будет. А если произойдут беспорядки, то мы их в Погорелом Городище пересидим, до тех мест никакая зараза не доходит. Правильно я говорю, Леночка?
На следующий день Леночка отправилась в свое новое семейное гнездышко. За три месяца на зеркалах и мебели скопилось много пыли. Пришлось потратить кучу времени на уборку. Протирая холодильник-бар, она нащупала с тыльной стороны ручки потайной рычажок, но поднимать его в верхнее положение не стала. Однако ей все же было очень любопытно узнать, что Влад написал для нее в письме, которое лежит в сейфе.
“Когда приедет, попрошу его открыть мне эту тайну, не могу же я всю жизнь сгорать от любопытства?” - решила она.
Вечером позвонил отец и пригласил на чай, как он обычно выражался, “почайпить”, сказав, что будет Боб, который очень ее хочет видеть.
Она обрадовалась возможности увидеться с Божмеровым, и тут же решила привести себя в порядок и отправиться к родителям.
Но, приподнявшись с кресла, ощутила резкую боль в позвоночнике и неприятную тяжесть внизу живота. Голова закружилась, и едва не теряя сознание, она плюхнулась назад в кресло.
- Ого! Вот это заявочки! - сказала она, осторожно прикоснувшись к животу ладонью и поглаживая его, будто нечто уже отдельно живущее от нее, да к тому же еще и капризное. Словно в ответ на свои мысли, она тут же ощутила толчки внутри живота.
В неудобной позе, завалившись чуть набок, Леночка лежала в кресле минут двадцать, боясь шелохнуться. Потом все-таки решила вновь попробовать подняться. На сей раз все было нормально, но тяжесть в животе осталась. С этой минуты она стала осторожно двигаться, стараясь не делать резких движений, ведь будущее дитя предупредило ее, что пришло такое время.
- Ну, погоди у меня! Вот родишься, я тебе покажу, шалунья, как мамку пугать! - говорила она, нежно улыбаясь и грозя пальчиком своему уже явно обозначившемуся животу. “Почему я решила, что это шалунья, а не шалун. Наверное, под впечатлением маминых просьб назвать, если родится девочка, Ирочкой”, - рассудила она.
Надев просторное платье, которое ей к этому случаю подарила мама, она отправилась к своим на чаепитие. Пересекая родной двор, взглянула на Янкины окна. “Интересно, как мои сексбомбы поживают? Вот дождусь Влада и покажу им фотки, где меня призрак трахнуть собирается. Это вам не какая-то там сосисочная “мурзилка”!” - подумала она и, представив, какие физиономии будут у Янки с Пончиком, громко засмеялась.
Боб уже был у Трошиных. Он прямо в прихожей расцеловал Леночку и пришел в восторг от ее живота.
- Привет, сибирячка! Привет! - воскликнул он.
- Ты так радуешься, будто имеешь прямое отношение к Леночкиному состоянию, - пошутил Трошин.
- А что, между прочим, все окружающие беременную женщину люди имеют прямое отношение к ее состоянию. Плод впитывает в себя все эмоции окружающего мира, через мать, конечно. Если я, например, нежно отношусь к Леночке, то дитя моментально вбирает в себя мою отцовскую энергетику, и я частично становлюсь его папочкой. Вот так, короче говоря.
