Йоханнес Зиммель - Любовь — всего лишь слово
— А где эта дачка?
— А вот это вообще сверхфантастика! Она в Грисхайме! Рядом с Нидервальдом…
— Нидервальд? Так это ж прямо у автострады!
— Да, милый, да! Тебе даже не нужно будет ехать во Франкфурт! Подруга говорит, что там, за городом, теперь ни души. Владельцы других домиков не приезжают даже на выходные!
— До Нидервальда мне ехать всего двадцать минут!
— В том-то и дело! Улица, где домик, называется Брунненпфад. Брунненпфад, 21. Нас там никто не знает. Правда, по словам подруги, там все несколько примитивно…
— Там есть кровать?
— Да!
— Ну тогда разве это примитивно?
— Милый… Там электричество и бойлер для горячей воды, и большая электрическая печь на случай морозов! Разве это не чудо?
— Я не верю в чудеса.
— Почему… почему тогда милосердный Бог так помогает нам?
— Я же говорил тебе. Потому что это любовь.
— Нет! Прекрати! Я не хочу! Это не любовь! Никакой любви нет! Для такой женщины, как я, ее не существует! Почему ты замолчал?
— Потому что я больше не буду говорить на эту тему. Я буду ждать дня, когда ты сама об этом заговоришь.
— Оливер, помни о нашем уговоре!
— Я помню и именно поэтому не скажу больше ни слова.
— Представь себе, в домике есть приемник и проигрыватель!
— Блеск. Захвати с собой «Любовь — всего лишь слово». Послушаем.
— Не говори так.
— Нет, серьезно. Захвати ее. Клевая пластиночка.
— Не мучь меня. Пожалуйста.
— Я не собираюсь тебя мучить. Я люблю тебя. Значит, во вторник в два?
— В половине третьего. В это время у мужа совещание. Оно наверняка продлится до пяти.
Наверняка до пяти. Тогда мне, наверно, придется пропустить занятия после обеда. Какие предметы после обеда? Сначала латынь. Хорек. Ха-ха! За последнюю письменную работу я получил «отлично». Так что в гробу я его видел.
— Оливер…
— Да?
— Я только и думаю о вторнике.
— И я теперь тоже.
Послезавтра похороны фройляйн Хильденбрандт. Но в этот день Верена все равно не может. Ей надо идти с Эвелин к зубному врачу.
2
Тот, кто дочитал мою книгу до этого места, возможно, вспомнит мои слова о том, что мой «брат» Ханзи и господин Лео, слуга Лордов, кое-чем напоминают друг друга.
У того, кто дочитал эту книгу досюда, возможно, сложится мнение, что это никакой не роман, а в лучшем случае дневник. В романе не должно быть героев, повторяющих друг друга. В этой книге они есть. Ханзи и господин Лео выполняют одну и ту же роль: оба они шантажируют меня.
Но с этим я ничего не могу поделать. Ибо оба они занимаются этим. Поскольку моя жизнь идет быстрее, чем я успеваю писать, я могу заранее сказать: их даже не двое, а трое! Пройдет немного времени, и меня будут шантажировать уже не двое, а трое. Такое, как мне думается, чаще бывает в романах, нежели в жизни. Именно поэтому-то мне и кажется, что я все-таки пережил роман…
3
Дачка на Брунненпфад стоит в неухоженном саду среди почерневших цветочных стеблей, гниющей травы и голых деревьев. Она имеет ветхий вид. Домики, стоящие вдалеке по обе стороны от нее, безлюдны. Безлюдна вся местность. В конце улочки чернеет лес Нидервальд.
На калитке дома 21 отсутствует замок. Ограда сделана из тонкого кривого штакетника. Я шагаю по увядшей, желтой траве, обходя лужи, мимо надломившихся стеблей подсолнечника, продавленной лейки. Высоко под облаками каркают вороны. Когда я прохожу мимо сарайчика для дачной утвари, оттуда выскакивает и несется прочь взъерошенная кошка. Без пяти минут половина третьего. К входу в домик, которому скорее пристало название «хижина», ведут три деревянные ступеньки. Перила крылечка шатаются.
Верена, наверное, еще не приехала, и я подумываю, что, пожалуй, стоит обождать ее в сарайчике, чтобы меня никто не засек. При этом я механически нажимаю на ручку входной двери. Дверь открывается. Я вижу низкий кафельный стол, на котором горят три свечи. Они прикреплены к трем блюдцам. Я прохожу дальше. Пара дешевеньких гравюр (Ван Гог, Гоген, Гойя) на деревянных стенах, поломанное кресло-качалка, тумбочка, на которой стоят бутылки, а за кафельным столом широкий диван. Все в этом помещении немного пахнет гнилью. Но постельное белье свежепостелено, одеяло откинуто в сторону. У изголовья постели полочка. На ней сигареты, пепельница и ваза со свежими астрами.
Я слышу шум.
Резко разворачиваюсь.
Передо мной стоит Верена.
На ней черные брюки, туфли без каблука и красный свитер. Видимо, она вышла из какого-то другого помещения, которое должно быть в этом домике. Я вижу крохотную кухоньку, в одном из уголков которой, отделанном кафелем, устроен душ.
— Верена!
— Тсс!
Она стремительно подходит ко мне, обнимает и целует. И тут же исчезает запах гнили, разваливающийся домик перестает разваливаться, он уже дворец, он королевский замок.
Верена приседает и включает большую электрическую печь. Вентилятор печи начинает тихо жужжать.
— Сейчас будет тепло, — говорит она, глядя на постель, и поднимается.
Кажется, я впервые в жизни краснею.
— Только что закончила уборку, — говорит она. — Моя подруга — страшная неряха… Где ты оставил машину?
— Далеко отсюда. Около Нойфельда, на Эзерштрассе. А как ты сюда приехала?
— На такси. А последний кусок прошла пешком. Я уже вчера побывала здесь. Начала убираться. Сегодня я привела в порядок кухню.
Теперь мои глаза уже привыкли к мягкому теплому свету трех свечей, и я вижу проигрыватель, радиоприемник и множество книг, лежащих стопками на полу. Доски пола покрывает дешевенький коврик.
— Ну как? — спрашивает Верена.
— Чудесно.
— Ужасно, конечно. Но это все, что у нас есть.
— Я считаю, что все прекрасно.
— Барак! Хуже не придумаешь! Но постель чистая. Белье новое. — Верена смеется.
— Ты уже проверила?
— Сразу, как только приехала.
Она прижимается ко мне, и я глажу ее волосы.
— Я закрыла ставни, чтобы никто не заметил, что мы дома. Надо быть осторожными.
— Ты сказала «дома»..!
— Это «наш дом», милый.
Она берет мою руку и прижимает к своей груди.
С того самого момента, как я вошел в дом, я слышу непрестанное тихое пощелкивание. Она замечает, что я прислушиваюсь.
— Древесные жучки.
— Что?
— Древоточцы.
— Ах, вот оно что. Я надеюсь, хибара не рухнет нам на голову.
— Это будет зависеть от нас. — Она снова смеется. — Знаешь, нам страшно везет! Не только с этим домиком. У моего мужа сейчас работы как никогда! Какие-то дела с высотным домом, строительство которого он финансирует в Ганновере. Он целую неделю будет возвращаться домой только поздно вечером.
— Ты уверена, что это не западня?
— На сей раз наверняка нет. Он работает вместе с доктором Фильдингом. Помнишь этого старого пижона…
— …который так хотел бы переспать с тобой.
— Да. Фильдинг говорил мне об этом. Сейчас им обоим каждый день приходится ездить в Ганновер. Там строится этот дом.
— Но это еще не все. Нам повезло еще кое в чем. Я забыл тебе сказать, что по четвергам у меня нет занятий в школе.
— И в субботу после обеда, — говорит она.
— И целое воскресенье, — говорю я. — Нет, ты не можешь постоянно оставлять Эвелин одну!
— Мы не сможем каждый день встречаться здесь. — Она вдруг занервничала. — Сколько времени?
— Без четверти три.
— У нас почти нет времени.
— Есть.
— Тебе надо в школу.
— Не волнуйся. После обеда у нас только сдвоенный урок латыни. У учителя-идиота. У нас с тобой полно времени.
— Нет, — говорит она, — его у нас нет, и ты знаешь это.
— Да, Верена.
— У меня для тебя подарок. Загляни на кухню. Он на столе.
Я иду в крохотное помещение за стеной, слыша, как она включает радио. На кухонном столе лежит молоток, а рядом расколотая на пять частей маленькая пластинка. Я складываю осколки вместе и читаю надпись на этикетке:
LOVE IS JUST A WORD
FROM THE ORIGINAL SOUNDTRACK OF
«AIMEZ-VOUS BRAHMS?»[117]
ЛЮБОВЬ — ВСЕГО ЛИШЬ СЛОВО…
Она разбила свою любимую пластинку. Пластинку, текст которой — ее жизненная философия. Или, может, теперь уже только был ею?
За стенкой приемник уже нагрелся. Я слышу печальную и в то же время ободряющую мелодию. Я медленно возвращаюсь в комнату. Верена стоит около приемника.
— Ну, как подарок?
— Подарок отличный! Но…
— Что — но?
— У тебя больше нет любимой песни.
— У нас обоих ее нет. Мы найдем новую.
— Мне не нужно. Мне нужна только ты.
— Повтори еще раз. Пожалуйста.
— Мне нужна только ты.
— Такая бессовестная, такая ненормальная?
— Такая бессовестная, такая ненормальная.
