Ночной поезд - Эмис Мартин
– За утро что-нибудь раздобыл?
– Да нет, одна труха. А у тебя как?
– То же самое.
Мы с Сильверой утром висели на телефоне. Обзванивали всех, кто мог что-либо сказать о Дженнифер и Трейдере, но от каждого слышали один и тот же слащавый вздор: мол, эти двое самой судьбой были предназначены друг для друга. Между ними никогда не случалось размолвок. Все, словно сговорившись, твердили, что Трейдер ни разу не повысил голоса на Дженнифер и никогда в жизни не поднял бы на нее руку. Вот такая идиллия от начала до конца. И зацепиться-то не за что.
– А почему она сидела голая, Тони? Полковник Том сказал, что наша скромница даже в бикини стеснялась ходить. Она специально разделась, перед тем как застрелиться?
– Об этом ли сейчас думать, Майк? Ее нашли мертвой. Черт знает, почему она сидела голышом.
Мы открыли свои блокноты и сравнили зарисовки места происшествия. Фигура Дженнифер, наподобие спичечного человечка, была схематично составлена из прямых штрихов: одна черточка обозначала торс, две по две – руки и ноги. Вместо головы – маленький кружок, на который указывает стрелка. Застывшая фигура. Невероятное сходство.
– Ты не прав, это кое о чем говорит. Сильвера не понял, что я имею в виду.
– Ты сам поразмысли. Ее нагота подразумевает: «Я беззащитна». И еще: «Я женщина».
– Скажи еще: «Возьми меня, я твоя».
– Ага. «Плейбой». Девушка месяца.
– Девушка года. Хотя у нее фигура не типичная. Там больше спортивные такие. И грудастые.
– Вот-вот. Это ближе к делу. Здесь замешан секс. Только не вздумай сказать, что тебе такое не приходило в голову.
Если долгие годы служишь в полиции и видишь изнанку жизни, то рано или поздно сам заражаешься каким-нибудь пороком, будь то азартные игры, наркотики, алкоголь или распутство. Человека семейного это неизбежно ведет в одном направлении – в направлении развода. Сильвера помешался на сексе. Потому и разводился не раз и не два. Я в свое время едва не спилась. Однажды был такой случай. Мы с ребятами раскрутили трудное дело и всей компанией отправились в ресторан. В какой-то момент я заметила, что все взгляды устремлены на меня. В чем дело? Оказывается, я усердно дула на свой десерт. Чтобы не обжечься. А в вазочке преспокойно таяло мороженое. Тогда я пила не просыхая. В мою кожаную куртку и черные джинсы в обтяжку как будто вселились все семь чокнутых гномов разом – плаксивый, ленивый, горластый, языкастый, шкодливый, драчливый, похотливый. Бывало, появлялась в какой-нибудь забегаловке и медленно двигалась к стойке бара, сверля взглядом всех и каждого. Могла любому ни за что ни про что двинуть в глаз или промеж ног. Даже в управлении никому житья не давала. Каждый из наших копов так или иначе испытал на себе мою тяжелую руку.
Сильвера моложе меня. Сейчас собирается разводиться в четвертый раз. Он сам рассказывал, что лет до тридцати пяти, произведя арест, не пропускал ни жену, ни сестру, ни любовницу, ни мать арестованного. Охотно верю: он и сейчас похож на сексуально-озабоченного. Если бы Сильвера служил в отделе по борьбе с наркотиками, все бы считали, что он нечист на руку. У него всегда шикарный прикид и томный взгляд, черные волосы по-итальянски зачесаны назад без пробора. Однако Сильвера не падок на грязные деньги. Да и какие деньги в убойном отделе… А сыщик он классный, этого не отнимешь. Просто насмотрелся фильмов про крутых парней. Впрочем, как и все мы.
– Итак, – произнесла я, – она сидела в спальне, совершенно голая. В темноте. Допустим, это был тот случай, когда женщина по доброй воле открывает рот для любовника.
– Не вздумай сказать такое полковнику Тому. Он этого не переживет.
– Ладно, начнем сначала. Трейдер уходит в девятнадцать тридцать. Как обычно. И тут появляется еще один дружок.
– Понятно. Следует приступ ревности и так далее. Слушай, чего добивается полковник Том?
– Он хочет узнать, кто к этому причастен. Я тебе вот что скажу. Если это и вправду самоубийство, то оно вызывает массу вопросов.
Сильвера поднял на меня недоумевающий взгляд. Полиция – все равно что пехота. Наше дело – не рассуждать, а выполнять приказы. У нас даже есть на этот счет поговорка: «Разберись, что к чему, – и не думай почему».
Тут я вспомнила, что давно хотела кое-что выведать у самого Сильверы, и говорю: ты как-то трепался, будто можешь трахнуть все, что шевелится.
Ну, допустим, кивает Тони. А в чем проблема?
Да так. Неужели и к Дженнифер подъезжал?
Как же, было дело. Когда рядом такая женщина, надо хотя бы попытку сделать, чтоб потом себя не попрекать всю жизнь.
Ну и?…
Она, конечно, меня отшила, но очень вежливо.
Понятно, говорю, не дала тебе повода обозвать ее ледышкой или лесбиянкой. Или монашкой. Кстати, она была верующая?
Вроде бы нет, пожимает плечами Сильвера. Она ведь наукой занималась. Астрономией. Разве астрономы верят в Бога?
Мне-то откуда знать?
– Сэр, будьте добры, загасите, пожалуйста, сигарету.
Оборачиваюсь на незнакомый голос.
Один из посетителей.
– Прошу прощения, я хотел сказать «мэм». Будьте добры, мэм, загасите сигарету.
Со мной такое случается все чаще. «Сэр»… Когда я звоню по телефону и называю свое имя, человеку и в голову не приходит, что с ним общается женщина.
Сильвера затянулся и спрашивает:
– Ас какой стати она должна гасить сигарету?
Толстяк озирается, ищет табличку, чтобы ткнуть пальцем – и не находит.
– Видите стеклянную дверь, – говорит Сильвера, – за которой старые меню сложены?
Человек озадаченно поворачивается в ту сторону.
– Там зал для некурящих. И там вы сможете дышать полной грудью.
Бедняга плетется за перегородку, а мы продолжаем курить и пить кофе. Послушай, говорю, не могу припомнить: я сама-то по молодости к тебе не приставала? Сильвера призадумался и отвечает, что да, было дело, пару раз съездила по морде.
– Четвертого марта, – я резко сменила тему, – ведь это О'Бой ездил к Трейдеру, верно?
В тот вечер детектив Олтан О'Бой отправился в кампус, чтобы известить о случившемся профессора Трейдера Фолкнера. Вообще-то, Трейдер и Дженнифер жили вместе, но по воскресеньям он уезжал к себе, в квартиру при университете. О'Бой загрохотал кулаками по профессорской двери примерно в 23:15. Трейдер был уже в пижаме и домашнем халате. Услышав трагическое известие, повел себя недоверчиво и даже враждебно. Представьте себе картинку. Двухметровый верзила О'Бой в спортивной куртке, с «магнумом» на боку, смахивающий больше на гориллу. И университетский профессор в домашних тапочках, обзывающий его «лжецом» и «негодяем» и размахивающий жалкими кулачками.
– Точно, – подтвердил Сильвера. – О'Бой и привез его в город. Знаешь, Майк, я всяких придурков видел, но этот профессор им сто очков вперед даст. У него очки такой толщины, что никаких телескопов не надо. Сидит на скамье в коридоре и слезы по физиономии размазывает, а на локтях, прикинь, кожаные заплатки. Урод долбаный.
Спрашиваю: он тело видел?
Видел, отвечает Сильвера. Предоставили ему такую возможность.
Ну?… – спрашиваю.
Подошел, наклонился было. Но обнимать не стал.
А что говорил?
Все причитал: «Дженнифер… О, Дженнифер, что же ты наделала!»
– Детектив Сильвера?
Это Хосни: сообщил, что звонит Овермарс. Сильвера поспешил к телефону, а я собрала все, что мы разложили на столе. Таким образом дала ему на разговор ровно минуту, а потом подошла и остановилась рядом с телефоном.
– Ну, – говорю, – сколько там жмуриков с тремя пулями в голове?
– Да немало. Целых семь случаев за последние двадцать лет. Но это не предел: есть один суицид и с четырьмя пулями.
Уходя, мы мельком поглядели, что делается за стеклянной дверью, в закутке для некурящих. Нахохлившийся толстяк сидел там в полном одиночестве. Его так и не обслужили, и он вконец извелся. Видать, чуял подвох.
– Прямо как полковник Том. Он тоже не в ту секцию попал, – буркнул Сильвера. – Кстати, чуть не забыл: из тех самоубийц пятеро – женщины. Не зря говорится: парень девушку любил – парень девушку убил. Парня девушка любила – и сама себя убила. Вот так-то, Майк.
