Маргарет Этвуд - Пожирательница грехов
Поем, почитаю Библию (освещение в комнате лучше, чем я ожидала), а затем она ляжет спать. Не забыть: завтра ей следует принять ванну.
СредаПохоже, это система. Ровно в девять ноль-ноль меня опять разбудил тот старикашка, он хромал в ванную. У него надсадный кашель. Словно его тошнит. Может, как-то переставить кровать, чтобы не лежать головой к стене. Но когда я прикинула размеры и форму комнаты, сразу поняла, что это единственно возможное место для кровати. Досадно, в самом деле. Интересно: когда она сама кашляет, это воспринимается совершенно по-другому, нежели когда кашляют другие. Если старик будет так сильно кашлять, он выкашляет из себя все внутренности. Наверное, стоит пожалеть человека. Сегодня он снова занимал ванную целых полчаса.
Позднее, когда она встала, оделась и спустилась к холодильнику за молоком, старик уже разобрал почту: на каждом углу стола по письму, и одно в центре. Напомню ей черкнуть уведомление о смене адреса.
Утром в ванную несколько раз заходила женщина с двумя голосами. Вроде бы ополаскивала над раковиной ведра или кастрюли. И я опять слышала высокий голос и резкий шепот. Разговаривать с собой — дурная привычка. После ланча она пошла сполоснуть тарелку и чашку и заметила, что в сливе застряли картофельные очистки.
Позже я сказала ей, что пора мыться. Она хотела увильнуть, потому что в ванной прохладно, но я никогда не устаю повторять, что чистота — залог здоровья. Она закрыла дверь на защелку, и я заставила ее встать перед ванной на коленки и посмотреть внимательно. В сливе я нашла волосок и катышки.
На прежнем месте ванной пользовалась она и еще одна девушка. Та работала на фабрике и стирала в ванной чулки, а потом оставляла их сушиться на вешалке для полотенец. Есть в этом что-то отвратительное, когда пользуешься ванной не одна. Ей всегда кажется, что сиденье унитаза нагрето, и, должна заметить, от одной мысли, что чистишь зубы над раковиной, которой пользуются чужие люди, — от одной только мысли становится неприятно. Я сказала ей, что скоро наступит день и у нее снова будет своя ванная, но, кажется, она мне не поверила. Надо, чтобы она купила новый флакон антисептика — этот почти пустой.
Вода была горячая, и она с удовольствием приняла ванну, хотя в собственной ванной было бы приятнее. Несколько раз за дверью кто-то нервно прохаживался. Хозяину бы следовало оборудовать еще одну ванную. Пускай найдет место в подвале.
Я, конечно же, напомнила ей сполоснуть ванну. Хозяин держит тут специальную губку и банку чистящего средства — значит, хотя бы он все правильно понимает. Сегодня она также постирала нижнее белье и повесила его сушиться над обогревателем.
ЧетвергСегодня утром шел дождь, я вижу в окне задний двор и растаявший снег. Если будет так же тепло, придется переложить масло в холодильник: до сих пор в шкафчике было достаточно прохладно.
Старик просто невыносим. Меня уже бесят все эти его выходки в ванной. Я чувствую, он не хочет, чтоб она жила в этом доме: он пытается выжить ее отсюда. Сегодня он полоскал рот: ужасное, отвратительное бульканье. Надо с ним поговорить, он должен понять, что я этого долго не вынесу. Ей важен покой, ей нужно высыпаться. Он ведь может все это проделывать в собственной комнате, где ею не слышно.
Я заставила ее черкнуть хозяину записку насчет запаха в холодильнике, но вечером, хотя записку и забрали со стола, холодильник все еще не помыли. Ну и люди.
Женщина с двумя голосами по-прежнему не дает мне покоя. Сегодня она принимала ванну. Мне уже чудится, что там и впрямь два человека: в ванной очень громко плещутся, но, судя но шагам, выходит и заходит только один человек. Шепот усилился, он почти на грани истерики. Второй голос все такой же монотонный.
Еда заканчивается. Сегодня она доела горошек и допила молоко. Скоро опять идти в магазин, я надеюсь, дождя не будет. Ботинки у нее совсем износились, и я с ней соглашусь: промокшие ноги — это малоприятно и вредно для здоровья.
ПятницаСегодня она столкнулась на лестнице со стариком. После утренней процедуры в девять ноль-ноль — а сегодня это было особенно отвратительно, — старик еще имел наглость ей улыбнуться, будто не понимает, что я живу рядом с ванной (хотя наверняка слышал, как она ходит по коридору). За его наивной улыбкой кроется какое-то злорадство. Я сказала ей, чтобы в ответ не улыбалась. И она нахмурилась и еще сильнее поджала губы. Нечего, даром ему это не пройдет.
Сегодня в сливе я нашла вареную макаронину. Это дело рук женщины с двумя голосами. Должно быть, она иностранка. Кто бы она ни была, никакой культуры.
СубботаСегодня перед обедом она снова ходила в магазин. Я решила, что она может не надевать шарф — выглянуло солнце. Снег почти сошел, но до настоящей весны еще обязательно случится метель. Пока она шагала по улице, я размышляла о старике. Надо что-то делать, это ясно. И делать безотлагательно. Только я не стану передавать записку через хозяина, тот явно не внушает доверия. Холодильник так и стоит не помытым. Если она переложит туда масло, оно обязательно пропахнет. Может, на подоконнике достаточно прохладно.
Она опять купила пакет молока, еще упаковку сосисок и банку консервированного тунца, для разнообразия (хотя тунец довольно дорог). Взяла четверть фунта сыра и пакет коричневого риса. Нужно следить за рационом, чтобы получать витамины. Когда придет пособие, она купит апельсинов. На этот раз она прошла через другую кассу, и не было никаких проблем.
Я подумала, что не стоит говорить с ним лично. Он просто обидится или притворится, будто не знал, что будит ее, или скажет, что никто не имеет права допытываться, чем он занимается в ванной. Он как-нибудь да увильнет от разговора, и каждое утро будет продолжаться то же самое. Я все думаю про его режим: почему он всегда так пунктуален? И что будет, если нарушить его распорядок? Похоже, все в доме уже смирились, что с девяти до полдесятого ванная в его распоряжении: во всяком случае, до девяти туда никто не заходит. Нарушив его распорядок, я дам ему понять, что я его раскусила, ему трудно будет продолжать в том же духе. Она не позволит ему выжить ее отсюда.
Когда она поднималась по ступенькам, кажется, я увидела старика: он стоял у окна, за опущенными жалюзи. Он что, следить за ней пытается?
Сегодня днем я решила выяснить насчет этой женщины с двумя голосами. Она зашла в ванную где-то после обеда и снова громко плескалась. Я напрягала слух, пытаясь различить голоса, разделить, но они как будто говорили наперебой. Тогда я научила ее, чтобы она встала за своей дверью и резко ее открыла, едва щелкнет задвижка в ванной. И ей это удалось. Так я застала женщину в тот самый момент, когда она выходила из ванной. Сейчас я знаю, что это были две женщины. Та, что шептала, — старушка, очень худая, с ввалившимися черными глазками, словно две зияющие дыры. Она была завернута в одеяло, и ее несла на руках другая женщина; из-под одеяла торчали старушкины ноги, босые корявые ступни. Увидев меня, старушонка кивнула и ухмыльнулась. Вторая женщина — крепко сбитая, с круглым пустым лицом. Она замерла в дверях и смотрела перед собой, а старушка что-то ей резко шепнула и ткнула ее корявой рукой. И тогда вторая женщина повернулась и понесла старушку по коридору, с трудом передвигаясь на толстых ногах, и что-то ей отвечала — скулеж, лишенный всяких слов. Из-за ее плеча торчала голова старушки, и та ухмылялась, пока обе они не исчезли за поворотом коридора.
Я попросила ее прикрыть дверь. Она была расстроена, и я разрешила ей ненадолго прилечь. Я никогда не допущу такой жизни для нее.
После ужина я снова размышляла о старике. Я заставила ее засидеться дольше обычного — я хотела послушать, как часы на церкви пробьют час ночи. Я поставила на будильнике точное время.
ВоскресеньеБудильник зазвенел без двадцати девять. Как всегда, пять — десять минут уходит на то, чтобы уговорить ее подняться. Она надела халат и шлепанцы, которые накануне вечером я просила ее оставить на стуле. Потом она закрыла окно, взяла мыло, щеточку для ногтей, зубную щетку, банное полотенце, Тетрадь, флакон антисептика, ключ от комнаты и часы. Без десяти девять она вышла из комнаты, закрыла ее на замок, прошла в ванную и аккуратно повернула защелку. Вымыла ванну, продезинфицировала, открыла воду, наполнила ванну. Как хорошо, подумалось мне, что шум воды заглушает все звуки в доме. Какая радость — производить звуки, которые приходится слушать людям снаружи, и при этом ничего не слышать. И тогда я подумала, что теперь это моя ванная. Это моя территория: я могу заходить и выходить отсюда, когда мне заблагорассудится. Это единственное место, где я в безопасности.
Она поставила часы на пол, рядом положила Тетрадь, легла в теплую воду. Я велела ей расслабиться.
Ровно в девять я услышала в коридоре его хромую поступь; она улыбнулась. Шаги замерли у двери, потоптались, затем начали ходить туда-сюда. Часы тикали. Я сказала, чтобы она поплескалась. Через двадцать минут шаги туда-сюда за дверью нетерпеливо заплясали. Потом он постучал. Я велела не отвечать, и она зажала рукою рот, чтобы не захохотать в голос.