Ринат Валиуллин - Кулинарная книга
— Все ищут ласки, не только одинокие. Купи ей шоколадку. Это помогает.
— Шоколад у нее есть, она завела его сразу, после мужа, собачки и ребенка. Только сладкого в ее жизни от этого не прибавилось.
— Ох уж эти женщины! Вместо того чтобы быть сладкими самим, они почему-то ищут эту сладость на стороне. Они сами себя ни черта не знают и не понимают. Вот что ты про себя и про них знаешь?
— Знаю, что они любят.
— Кого любят?
— Да не кого, а что.
— Вот именно что все эти чувства к предметам любви в один прекрасный момент становятся беспредметными. Они не могут понять, что их счастье не может зависеть от других.
— Значит, мы не можем понять своего счастья?
— Да, выходит, не можете. Если вам кажется, что счастье может зависеть от других, то вам показалось, это не счастье.
— Не счастье или несчастье? Я имею в виду слитно или раздельно? — проснулся в ней филологический инстинкт.
— Да какая разница! Кому-то надо раздельно, чтобы быть счастливым, кому-то вместе — чтобы несчастным.
— Какая жестокая у тебя формула любви.
— Дикая.
— Надеюсь, ты до вечера не одичаешь. Я пошла, — выскочило из кровати ее стройное тело и скрылось за дверью.
Кофе
Я смотрю на котлету. Она лежит голая, загорает под солнцем кухни:
— Это говядина? — спросил я Фортуну, пережевывая второй кусок мяса.
— Да, ты хотел свинину? — переживала по-своему Фортуна.
— Нет, я просто представил, как корова заходит ко мне в голову, в темноту, в рот, как в незнакомый сарай. Она боится этих оральных лабиринтов, идет на ощупь, а кругом только мясорубки челюстей, готовые в любой момент оттяпать ее плоть. В страхе одна ее нога проваливается между зубов, корова тянет ее изо всех сил и отрывает, уже без нее дальше движется медленно по пищеводу, как по пещере, ищет выход. Того гляди замычит.
— Может, тебе действительно надо стихи писать или сказки? Я смотрю, ты сегодня совсем без аппетита? Завари тогда кофе. У тебя хорошо получается.
Я любил варить кофе, его терпкий и ароматный запах успокаивает и настраивает мысли, как камертон. Кофе создает вокруг тебя маленький уютный Париж, по которому ты можешь бродить с сигаретой, с девушкой, с женой и, глядя в небо, штопать душевные раны Эйфелевой иголкой.
Холодная вода, кофе, немного корицы, половина чайной ложки сахара, щепотка соли. Краем глаза я замечаю, как пенка весело устремляется вверх. Главное — не упустить момент.
— Хочется завернуться в этот аромат, — убрала со стола тарелки Фортуна. Я разлил кофе в чашки.
— Может, ты тоже сядешь? — взяла в руки фарфор жена.
— Сейчас, только закурю!
— Это ее прибьет окончательно.
— Кого?
— Твою корову. Кстати, курить после еды вредно, — вот так маленькими глотками жена убивает кофе и меня. Женщины убивают глоточками.
— Я все еще ощущаю ее ногу меж зубов, плотно засела, и это начинает их беспокоить, а меня нервировать, — затягиваюсь снова и пытаюсь вызволить мясо кончиком языка. Однако тщетно, нужны подручные инструменты.
— Только не надо пальцами, ты же не стоматолог.
— А где у нас ниточка для зубов?
— Нитка в ванной перед зеркалом на полочке, — целуясь со своей чашкой, отпустила меня жена.
Салат «Цезарь»
— Снова в моей рубашке.
— Хоть чем-то покрыть недостаток твоего отсутствия.
— Неужели так нравится?
— В ней ты ближе. Будто укрываюсь объятиями.
— Я всегда говорил, ты женщина необыкновенная, не только ушами, любишь, еще и кожей.
— И глазами, и грудью, этот список можно продолжить, но надо бы поужинать. Кстати, и еда из твоей тарелки тоже вкуснее.
— Ты серьезно? — продолжал я из туалета, под шум своей струи. — А что на ужин?
— Ничего, я только что пришла.
Я смыл и перебрался в ванную.
— Тогда что бы ты хотела?
— Хорошо бы сидеть в баре, потягивать Мартини, сводить с ума своей красотой мужчин, зная, что есть ты и никто не нужен кроме.
— Что же тебе помешало?
— Как ни странно, ты.
— Я кому-то мешаю — значит существую, — вытер руки полотенцем и вышел из ванной. — Сын-то дома? — спросил я, зная что у того сейчас тренировка.
— На тренировке.
— Может, сходим где-нибудь поужинаем?
— Опять ты меня читаешь?
— Просто я люблю читать про себя.
— В моей голове действительно пятьдесят процентов мыслей о тебе. Даже больше.
— Ты можешь быстро собраться?
— Буду готова через десять минут.
* * *— Что же так долго, — листал я журнал в прихожей. — Уже вспотел тебя ждать. Полчаса прошло.
— Подумаешь, тридцать минут, ничего, что я тебя прождала всю жизнь? — выдала она мне из-за двери спальни.
* * *Я уже поглядывал на часы, наконец она вышла:
— Ну как тебе это?
— Слишком красное, страсти и так хватает, — размышлял я вслух, любуясь на свою красивую женщину. Она вновь исчезала за шторой примерочной. В нетерпении я заглянул.
— А это? — скинула она то, что было, и осталась в белом ажурном белье.
— Слишком изящное, ты в нем ослепишь толпу. Это мое любимое, — поцеловал я ее сзади в ушко. Мы оба посмотрели друг на друга в отражении зеркала.
— Да ты просто маньяк.
— Я не маньяк, я влюбился.
— Не вижу разницы, — улыбнулась она и нырнула в другое платье.
— Слишком блестящее, остановит движение в городе, будет мозолить чью-то немую ревность!
— Значит, тоже берем!
В этот момент подошла девушка, работавшая в отделе, поинтересоваться, не нужна ли какая-нибудь помощь. Я, высунув голову за занавеску, сказал ей, что у нас все в порядке.
— Как тебе продавщица! Правда, хорошенькая? — спросила жена, натягивая юбку на упругие бедра.
— Очаровашка! — ответил я, не придавая этому значения.
— Вот и катись к ней, — вытолкнула меня Фортуна из примерочной и задернула занавеску.
— Больная что ли? — зашел я снова к ней.
— Никогда не восхищайся другими в моем присутствии, я способна ревновать даже к звездам.
— Посмотри на себя, кто здесь звезда? — развернул я ее к зеркалу. — Опять ты себя не любишь.
— Мне просто некогда, я же люблю тебя, — пронзила она меня глазами сквозь зеркало.
— Ревность плохое чувство.
— Разве я виновата, что сейчас у меня других нет.
Я снова поймал ее взгляд в отражении. В отражении он другой, будто из подсознания. В этот момент она действительно любила меня больше, чем себя.
— Тебе самой не надоели твои капризы?
— Как же они могут надоесть, если ты их исполняешь. У нас денег хватит на них? — указала она глазами на платья.
— Хватит, только не забывай, что я по-прежнему не люблю магазины. Подожду тебя у кассы.
— Хорошо. Я быстро.
Скоро мы вышли из магазина с пакетами, полными ее хорошего настроения.
— Как много надо женщине, чтобы быть счастливой.
— Мне много не надо, мне надо с чувством.
Драники
Я проснулся разбитым. Кровать пуста. В тишине комнаты кружила звенящая муха. Это был голос моей жены, она разговаривала с кем-то по телефону. Скорее всего, с Терезой, кто еще мог позвонить в такую рань. Видимо, та не спала всю ночь, накопилось. Она любила излить душу. У меня тоже накопилось к утру и тоже хотелось выплеснуть из себя, но вставать было лень. Чтобы как-то отвлечься от этого желания, я стал слушать их разговор:
«Настоящая любовь не прощает, у нее просто нет на это времени, она уходит… Я понимаю, тебе жалко стало: бросать всегда жалко, вдруг кто-нибудь подберет… Значит, пожалела себя… Ну тогда не надо путать жалость с любовью».
Я перевернулся на другой бок «А его реплика „не уходи“ означала только то, что это надо было сделать гораздо раньше… Каждая преданность ищет свое предательство… Ну как же ты не поймешь, что из прошлого нелепо лепить будущее, разве что заляпать брешь в настоящем».
Мне вдруг стало скучно от этой женской болтовни о любви, которой, видимо, здесь и не пахло. Как часто женщины не замечают, что их используют самым отвратительным способом. А может, им это просто нравится? Я нащупал под кроватью пульт и включил. Передавали новости спорта, единственные позитивные из всех существующих, если, конечно, кто-нибудь не поимел вашу любимую команду.
— Что смотришь? — тихо вошла жена.
— Новости.
— Твои новости — это я, — скинула она халат. Я привлек ее к себе, не поднимаясь с постели, обнял за голые бедра и поцеловал в шелковую маковку. Кожа пахла клубникой.
— Ты потрясающе выглядишь!
— Женщина выглядит настолько — насколько ее хотят, — медленно падала Фортуна в мою сторону, пока я не подхватил и не прижал к себе. По телевизору в этот момент начали передавать бои без правил.
