Татьяна Соломатина - Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61
Лиза была фотографом — и довольно успешным. Её фото реяли во всех отечественных глянцах. Но на стенах дома были только Лизины фотографии с отцом. Алексея всегда умиляла таковая привязанность жены к отцу.
Но с некоторых пор стала напрягать. Хотя у него и не было особенного времени для напряжения — Алексей был деловым человеком. Бизнесменом. И бизнесменом успешным.
Как-то Лиза сидела с отцом в ресторане. Удивительно, но он был всё так же молод и прекрасен, как на её выпускном балу.
— Папа, как ты умудряешься так шикарно выглядеть?! — В очередной раз восхитилась она.
— Не моя заслуга, доченька. Генетика. Моя генетика. Которая — и твоя генетика.
Лиза всегда улыбалась в этом месте их привычного диалога. Ей было приятно, что и она не постареет с возрастом. Никаких особенных усилий. Отец не был фанатом фитнеса, не посещал пластических хирургов… Значит и ей не придётся. Генетика.
— Папочка, я тебя сегодня позвала, чтобы серьёзно поговорить.
Лиза нахмурилась — и лицо отца немедленно приняло обеспокоенное выражение. Ничто в этой жизни не могло его обеспокоить. Кроме дочери, и всего что с ней связано.
— Алексей? Он обижает тебя?! Изменяет тебе?!
— Ну что ты, папочка! — Рассмеялась Лиза. — Алексей любит меня, как и в первый день. Тебе ли не знать?! Он любит меня так, как ты любил мамочку! В жизни каждого мужчины может быть только одна женщина, ты сам знаешь!
Отец улыбнулся.
— Или две. Если одна из них — его дочь.
И это тоже были привычные реплики. Их «нежный код».
— Что же тогда беспокоит мою девочку?
— Папа! Лёшка хочет ребёнка.
— Нормальное желание любящего мужчины. Что же тебя смущает?
— Папа! Но тогда я перестану быть твоим ребёнком!
— Лизочка, что за глупости! Ты никогда не перестанешь быть моим ребёнком, моей девочкой, моей крошкой! Ты — всё для меня. А твой ребёнок — будет и моим ребёнком. Внуком. Я давно мечтаю о внуке. Или — внучке. Мне всё равно. Лишь бы здоровенький.
Тут отец чуть нахмурился.
— Что, папочка?! Что-то не так?
Отец и дочь всегда очень тонко чувствовали настроения друг друга.
— Ничего, солнышко, ничего. Мне пора…
Через некоторое время Лиза с отцом полетели на море. Алексей не смог — дела требовали присутствия в городе. Совсем не было времени на отдых.
Отец с дочерью прогуливались по Набережной. Приятный атласный ветер. Чудесный закат…
— Папа!..
— Да, малышка?
— Ты скоро станешь дедом!
Лизин отец просиял, схватил дочь в объятия, закружил… Как будто ей снова пять. После они побежали в ресторанчик, держась за руки. Отец заказал шампанского себе и ананасовый фреш для Лизы. Её любимый.
Официант открыл бутылку и налил отцу бокал.
— Только… Папа…
— Что?! — От беспокойства отец отставил бокал, не пригубив.
— У меня начала болеть голова.
Они с тревогой посмотрели друг на друга. Отец подавил подступающую тревогу.
— Ничего, доченька. Это пройдёт. Ты в интересном положении и… И женщины по разному его переносят. Больше отдыхай, меньше нервничай.
— Папа, голова начала болеть, как в детстве. Как у тебя в моём детстве.
Отец Лизы попытался ободряюще улыбнуться, но улыбка вышла какой-то бессильной. Тем не менее с несколько фальшивым энтузиазмом он продолжил ободрять Лизу.
— Пройдёт, малышка! Обязательно пройдёт! Только непременно обратись к врачу. Непременно!
Лиза пообещала. Конечно же она обратится к врачу. Она не враг ни себе, ни своему ребёнку.
Чем больше становился срок беременности — тем сильней у Лизы болела голова. Курирующий её акушер-гинеколог женской консультации, разумеется, направил Лизу к неврологу. Вслед за акушером-гинекологом растерялся и невролог. Дело в том, что у Лизы присутствовали симптомы всех известных ста шестидесяти цефалгий. Как будто голова болела не у одной красивой и хрупкой женщины, а разом у ста шестидесяти человек.
Лизу протащили по всем специалистам. Включая психиатров.
— Боль двусторонняя? — спрашивали у Лизы.
Она кивала.
— Сжимающего или давящего характера? — уточняли у Лизы.
Голову Лизы и сжимало и давило.
— Лёгкой, умеренной или выраженной интенсивности? — интересовались у Лизы.
— А есть выраженнее выраженной? — сквозь зубы шептала Лиза.
— Локализация болей? Орбитальная? Затылочная? Лобная? Височная? Смешанная? Интенсивней в ночное или в дневное время? Колющая? Кашлевая? Связана с сексуальной активностью? Боль по типу «укола льдинкой» или по типу «синдрома колющих ударов»? «Будильниковая» головная боль? Боль тупая после сна?
На все вопросы Лиза отвечала утвердительно. Также головные боли у Лизы сопровождались тошнотой. Присутствовала фотофобия — боязнь света. И фонофобия — боязнь шума и суеты вокруг.
Суета вокруг включала не только бесконечные вопросы врачей, но не менее бесконечные обследования.
Анализы, энцефалограммы, аппаратные исследования — всё в норме. Спиномозговая пункция — норма. Нет даже повышенного внутричерепного давления, чтобы хоть как-то объяснить головные боли. МРТ во всех режимах — норма. Обзорная, с контрастным усилением, магнитно-резонансная ангиография, МР-спектроскопия, МРТ в режиме подавления сигнала от жировой ткани, градиентное эхо, FLAIR, FIESTA, МРТ в DWI-режиме… Но даже диффузно-взвешенное изображение ничего не выявило.
Алексей свозил Лизу в НИИ нейрохирургии имени Бурденко — ничего!
Исключили опухоли головного мозга. Исключили аневризмы сосудов, инсульт, эпилепсию, менингит, энцефалиты… Исключили всё. Всё чисто! Патологии нет. А голова у Лизы болела с такой силой, что ей стало казаться, что взрывается череп и вылетают глаза. Следовательно, головные боли у Лизы были не вторичными, опосредованными. А самыми что ни на есть первичными. У Лизы была идиопатическая кластерная головная боль (что в переводе с врачебного на человеческий обозначает: «по непонятной причине голова болит так, что лучше умереть»). Идиопатическая кластерная головная боль во всех её проявлениях, включая и пароксизмальную гемикранию, известную доброму обывателю, как мигрень. Включая и новую ежедневную персистирующую головную боль. Вся линейка из МКБ[11], касающаяся головных болей, имелась у Лизы. Не имелось только диагноза. И что было хуже отсутствия диагноза — головная боль ничем не купировалась.
Алексей, и прежде беззаветно любивший жену, теперь стал относиться к ней как к фарфоровой вазе эпохи династии Тан. Уходя, он задёргивал шторы, расставлял у постели всё необходимое — еду, воду, соки, таблетки… И уже был готов найти дилера, чтобы раздобыть жене наркоты. Предлагал нанять сиделку — Лиза категорически отказывалась. Чужой человек рядом, когда и от Алексея в затылке взрываются сверхновые? О, нет!
Как только муж уходил — Лиза звонила папе. Он тут же приезжал. И только с ним ей становилось легче. Он гладил ей руку, массировал виски. Успокаивал:
— Не плачь, малышка. От слёз только больней.
Они часами вспоминали её детство, маму. Рыбалки, походы под парусами. Лес и грибы. Поля и цветущие в пустыне ирисы и маки. Лиза засыпала под его мерные рассказы. Голос отца убаюкивал. А когда она просыпалась — папы уже не было.
Головные боли были настолько невыносимыми, что акушеры-гинекологи предлагали сделать аборт, ссылаясь на возможную извращённую форму раннего гестоза. И Алексей был с ними согласен. Он любил Лизу. А дети… Дело такое. Можно и усыновить. Или — попробовать ещё раз.
Но Лизин папа очень хотел стать дедом.
И Лиза спряталась от врачей. Всё равно от них пользы никакой. Назначают приёмы, собирают консилиумы… Только усиливают муки.
С двадцати семи до тридцати двух недель Лиза отсиживалась дома, докторов не посещая и вовсе никуда не выходя. Видясь только с отцом. И с мужем.
И вот сегодня, вернувшись с первой за день деловой встречи, Алексей застал Лизу в таком виде. И срочно привёз её в роддом. А куда ещё везти беременную женщину? Ну да.
* * *Лиза уже пришла в себя. Раны были обработаны, повязки — должным образом наложены. Она лежала в отдельной палате. Окна были занавешены плотными жалюзи. Рядом сидел Алексей. Увидев, что жена открыла глаза, он погладил её по щеке.
— Бедная моя. Бедная моя девочка… Я сейчас позову докторов. С ребёнком всё в порядке. Не волнуйся.
Алексей вышел. Через минуту к Лизе зашёл отец — непонятно, как с зятем разминулся.
— Господи! — Ахнул отец. — Что же ты с собой сделала!
Он сел на край кровати и взял её за руку.
— Папа! Было нестерпимо, а ты всё не приходил и не приходил!.. Пахнет кофе с корицей?
Отец потянул воздух.
