Карен Уайт - Танцующая на гребне волны
– Разумеется, нет, – уронил он, но какая-то неприятная тревога снова охватила меня, так мелкий камешек, попавший в туфлю, создает дискомфорт. – Это был несчастный случай, но когда люди скорбят, они пытаются найти причину случившегося или обвинить кого-то в том, чего избежать было нельзя.
– Поэтому ты мне и не рассказал?
– Главным образом поэтому, – медленно отвечал он, касаясь большим пальцем моего венчального кольца, прежде чем поднять голову и встретиться со мной взглядом. – Но также и потому, что это часть моего прошлого, куда я не хочу возвращаться.
При ярком солнечном свете я могла увидеть в его темных глазах золотистые искорки. Я не узнавала его глаза. Они были совсем другие, как будто глаза незнакомого мне человека.
– Ты все еще ее любишь?
Голос у меня задрожал, и он, должно быть, это услышал. Он обхватил руками мою голову. Его чужие глаза искали мой взгляд.
– Я люблю тебя, Ава. Как будто я всегда любил тебя, еще до встречи с тобой. Ты можешь это понять?
Навсегда. Это слово возникло у меня в сознании как пятно солнечного света на воде, колеблющееся на поверхности, пока солнце не скроется за набежавшим облаком.
– Да, – сказала я. – И у меня такое же чувство.
Он прижался лбом к моему лбу.
– Прости, – сказал он. – Я не хочу, чтобы между нами были какие-то тайны.
В ответ я поцеловала его, не в состоянии произнести слов, которые открыли бы ему мое душевное смятение при мысли, как легкомысленно и беззаботно мы скрывали часть себя друг от друга и как тайны могут отбрасывать свои тени долгое время спустя после того, как стала известна правда.
Я окинула грустным взглядом бедлам в своей новой кухне. Кастрюли, миски, разнокалиберная кухонная посуда и утварь громоздились повсюду, не оставляя свободного горизонтального пространства даже для маленькой формочки. Я размышляла, смогу ли спасти остатки бананового пирога, соскоблив подгоревшую его часть, или он бесславно отправится в контейнер с пищевыми отходами, как я услышала стук в парадную дверь.
С облегчением найдя предлог покинуть поле гастрономической брани, я поспешно сполоснула руки в мойке и пошла открывать дверь. Там стояла улыбающаяся Тиш, прижимая к груди на сей раз не будет цветов, а необъятное количество пластиковых пакетов из бакалеи.
– Я принесла вам продукты, – с улыбкой сообщила она. – Я была в магазине и сообразила, что Мэтью сегодня работает, а у вас нет машины. Надеюсь, вы не будете против?
Я бросилась облегчать ее ношу, прежде чем она переступит порог дома.
– Конечно нет. Я очень вам благодарна. Мою машину пригонят только на следующей неделе. Я договорилась об этом с одной своей доброй знакомой, но она сможет это сделать не раньше, так как занята на работе. Поэтому сейчас я привязана к дому. Мэтью сказал, что он не останется ночевать в Саванне, как он это обычно делает, и приедет домой. Но я чувствую себя виноватой – слишком много для него разъездов за один день! – меня было просто не остановить, поток слов из меня так и лился, компенсируя вынужденно молчаливую сосредоточенность на сотворении пирога.
Тиш вошла за мной в кухню.
– Не думаю, чтобы он возражал против возможности вернуться к своей молодой жене. Он, наверное, и пешком бы пришел, не будь у него машины.
Я покраснела, начиная доставать из пакетов молоко, салат, куриные окорочка, пару стейков и множество фруктов и овощей. Я была немного разочарована, что там не было никаких замороженных продуктов. Тиш начала сворачивать пустые пакеты.
– Когда вы начнете работать, вы сможете ездить в Саванну вместе и даже оставаться там ночевать, если у вас будут совпадать часы работы.
– Я вижу, вы обдумали мою карьеру так же, как и мои обеды, – засмеялась я.
Она нахмурилась.
– Извините. Я старалась помочь, не вмешиваясь не в свое дело. Но мне это сложно, потому что мы практически одна семья. Это просто… – она замолчала, как будто взвешивая, что еще следует ей сказать. – Дело в том, – продолжала она, – что Адриенна работала в том же Центре семейного здоровья, что и Мэтью, поэтому я предположила…
Почувствовав внезапную усталость, я оперлась на стол.
– Они работали вместе?
– Да. Он – детский психолог, а она – акушерка. В клинике есть гинекологи, там есть и педиатр для детей всех возрастов. Им имело смысл работать вместе. Поэтому я подумала, что раз вы тоже акушерка…
Не закончив фразы, она остановила на мне взгляд.
– В чем дело?
Пальцы, которые мне удалось сполоснуть кое-как, слиплись, и я пыталась очистить их от муки, смешанной с маслом.
– Вам не кажется странным, что… что Мэтью снова женился на акушерке? Ведь это не самая распространенная профессия.
– Это странно, если подумать. Ведь это он направил Адриенну на курсы сразу после окончания школы, поскольку у нее не было определенной тяги к какой-то работе. Но она была вполне компетентная акушерка.
Тиш остановилась, как бы почувствовав, что наговорила лишнего.
– Только компетентная? – подхватила я.
Тиш покачала головой, словно оправдываясь, что нарушила свое обещание не вмешиваться.
– Не думаю, чтобы ее это очень уж увлекало, – быстро проговорила она.
Наши взгляды встретились. Я ожидала, что она скажет еще что-нибудь. Но она промолчала.
– Вряд ли я буду искать место здесь или в Саванне. Я еще не решила, – сказала я, выпрямившись. – Не хотите ли чаю? – спросила я, с усилием улыбаясь. – Я собиралась налить себе чашку… а потом намеревалась затеять уборку.
– С удовольствием, – отвечала она, подойдя к холодильнику и начиная раскладывать там продукты. – И вы расскажете мне, какими талантами вы обладаете, поскольку это явно не кулинария.
Я засмеялась, убирая волосы с потного лба, забыв при этом, что руки у меня местами в тесте.
– В кулинарии я не сильна, зато сильна в садоводстве. Вероятно, Адриенна была замечательной кулинаркой, судя по ее кухне, – добавила я непринужденно. – Только не говорите мне, что она была и отличной садовницей.
Выражение лица Тиш смягчилось.
– Она любила цветы. И чем они ярче, тем больше.
Моя улыбка погасла.
– Я другого рода садовод. Я люблю выращивать полезные вещи – фрукты, овощи. Все в таком роде. – Я с опозданием вспомнила, что она – владелица цветочного магазина и могла счесть мои слова оскорбительными.
Она добродушно засмеялась.
– Хорошо. Мы прекрасно поладим – я буду приносить вам цветы, а вы мне – помидоры.
– Договорились, – кивнула я, поскорее пряча противень с пригоревшим тестом в мойку, где, я надеялась, Тиш его не заметит.
Тиш наклонилась над полкой холодильника, и голос ее прозвучал глухо.
– Вам, наверное, нужно знать, что Адриенна была прекрасной художницей – рисовала остров много раз и приобрела известность. – Тиш закрыла дверцу холодильника. – Набросок дома углем, что висит в гостиной, это ее работа.
Я выключила кран, почувствовав себя внезапно совершенно опустошенной.
Она, видимо, что-то заметила в моем выражении, потому что взяла меня за руку и подвела к столу.
– Почему вы не присядете и не позволите мне заняться чаем? Я знаю, где что лежит, а вам, по-моему, нужно отдохнуть.
Я наблюдала за тем, как она налила чайник и поставила его на плиту. Ненужные вопросы теснились в моем мозгу. Я взяла кружку с горячим чаем и сосредоточенно насыпала туда сахарного песку из стоявшей на столе сахарницы. Голубая керамическая сахарница мне не нравилась, я дала себе слово ее заменить. Я сделала медленный глоток, отыскивая подходящие слова.
– Вчера вечером вы упомянули что-то о местной истории и фамильном древе Мэтью, и о свисающих с древа скелетах. Что вы имели в виду? Смерть Адриенны?
Тиш отпила глоток из своей кружки и покачала головой.
– Нет. Конечно нет. Смерть Адриенны – это несчастный случай – трагедия, да, но не скелет. Я имела в виду его прародительницу, жившую здесь более двухсот лет назад.
В моей семье, для которой смерть была бизнесом, редко говорили о нашем фамильном древе, словно чтобы подчеркнуть конечность каждого поколения. Мои родители были единственными детьми у своих родителей и поэтому, кроме бабушки со стороны матери, я больше никого не знала. Казалось, что Уэйлены сходили на нет с каждым поколением, освобождая место для следующего. Услышав, что фамильное древо моего мужа было развесистое и давнего происхождения, я была заинтригована.
Я подула в кружку и отпила еще глоток. Кажется, я слишком много бухнула сахару в чай. Видимо, на нервной почве.
– Стало быть, семья Мэтью живет на острове уже два столетия?
– Да. Они не были крупными землевладельцами, как Куперы из Кэннонз Пойнта или Батлеры из Хэмптона, но они были респектабельные фермеры. У каждого из них какое-то время было по нескольку акров хлопка. По крайней мере, до начала восемнадцатого века.
Я наклонилась к ней с любопытством.
– Так что же там была за легенда?
