Олег Суворинов - Петербург-Ад-Петербург
Монолог у обрыва я вел достаточно долго, но так и не мог решиться прыгнуть. Отступив от края, развернувшись, я метнулся в ту сторону, где росли эти чертовы лианы. Подбежав к ним, я с неистовой силой начал их рвать. Но каково было моё удивление, когда, оборвав первый слой висячего растения, за ним я обнаружил другой, а за ним и третий и т.д. Оборвав десять-двенадцать слоев, пробравшись вглубь почти на метр, я сквозь листву увидел неяркое свечение. Этот свет открыл во мне второе дыхание, и я с еще большей силой и ожесточением продолжил рвать лианы до тех пор, пока не оборвал их все. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что это густо разросшееся растение прикрывало собой вход в пещеру. Оборвав последнюю плеть, очутившись у входа, я, сначала встав на колени, а потом, упавши ниц, разрыдался так, как никогда еще не рыдал. Мне казалось, что я спасся.
2
Пещера оказалось весьма широкой - около десяти метров, а высотой метров пять-шесть. Осторожно пробираясь вглубь, становилось понятно, что она достаточно длинная, так как конца ее я не смог разглядеть; вымощенная камнем покатая дорожка далеко и глубоко уходила в гору. По обеим сторонам дорожки были естественные желоба, наполненные водой, прозрачной с виду. Необычное в ней было то, что от неё исходил фосфорический свет, от которого вся пещера двигалась и переливалась нежным голубовато-зеленоватым светом. Абсолютная тишина и приятный глазу свет немного упокоил мои расстроившиеся нервы. Кое-где были слышны звуки капель, слетающих с камней в желоба, от чего застывшая светящаяся водная гладь расходилась маленькими кругами, рисуя причудливые изменяющиеся узоры на камнях.
Сильнейшее чувство жажды, испытываемое мною после ярости, с которой я так неистово обрывал эти густые ветви лиан, не давало мне спокойно смотреть на воду. Жажда поистине была нестерпимой, такой, когда кроме как о воде больше не о чем думать не можешь – только бы сейчас глоток воды. Подойдя к желобу, я присел на корточки, чтобы ближе рассмотреть воду. Она меня смущала, точнее, ее необъяснимое свечение. Для начала я решил помыть от зелёной грязи руки. Окунул в воду один палец и, подержав его там некоторое время, убедился, что ничего сверхъестественного не происходит. После чего, опустив обе руки в воду, я начал тереть пальцами поочередно то левую, то правую ладонь. По пещере запрыгали отблески бледного фосфорического света из-за сильного волнения водной глади, нарушаемой моим небрежным умыванием. Окончив процедуру, набрав уже в чистые ладони воды, поднеся их ко рту, я с ужасом заметил, что руки мои стали светиться точно таким же голубовато-зеленым светом, как и вода. От испуга я пролил воду и тщательно начал вытирать руки о свой причудливый наряд, но это нисколько не помогало. Только спустя некоторое время они сами собою стали бледнеть, и необъяснимое свечение улетучилось, как дым на ветру. Воду я решительно не хотел пить, боясь неизвестных последствий, к которым она могла привести, попав ко мне в организм. С каким-то гнетущим чувством и неутоленной жаждой, которая стала уже просто невыносимой, я побрел по покатой каменной дорожке дальше, все больше углубляясь в пещеру.
Горная артерия, по которой я пробирался, то расширялась, то сужалась, извивалась то налево, то направо. В некоторых местах желоба с фосфорической водой превращались в небольшие озерца. То тут, то там лежали небольшие валуны, на которых росли все те же, похожие на звезды, цветы. Вымощенная покатая дорожка то круто спускалась вниз, то, наоборот, устремлялась вверх, и мне приходилось, задыхаясь, подниматься в гору. Через некоторое время пути я заметил один, поразивший мое воображение, факт. Вода в желобах независимо от того, в гору ли я шел или же спускался вниз, всегда оставалось неподвижной, хотя по всем известным мне законам она должна была стекать сильным горным потоком по тем крутым склонам, которые мне приходилось преодолевать. Факт интересный, но объяснения не находящий, впрочем, как и все остальное в этой мистической пещере. Меня уже мало что удивляло, честно говоря. Не удивляло и то, что за все время моего следования мне не встретилось ни одной букашки, ни одного мелкого насекомого, которые непременно должны были населять это сырое и лишенное солнечного света место. Ничего живого в этой пещере решительно не было. Эта горная артерия была мертвой,- только камни и вода.
Не могу предположить, сколько я шел, спускаясь и поднимаясь, поворачивая в разные стороны, пригибаясь в узких проходах, но конца так и не предвиделось. Ощущение того, что я просто-напросто хожу по кругу, начало всерьез занимать мое сознание. По моим скромным подсчетам, я прошатался в этой дыре уже часов пять, но выхода так и не нашел. Невыносимая жажда убивала меня еще сильнее. Порою казалось, что я смогу выпить целое море, а попадись на моем пути человек с кувшином воды, я бы без лишних колебаний выхватил этот кувшин у него из рук и выпил до дна. А если бы он не захотел отдавать его мне, я убил бы его!
Сил совершенно не осталось. Я присел у большого валуна, покрытого мхом. На этом густом мху как-то неестественно, местами прямо на камне, росли звезды-цветы. Я сорвал с валуна цветок и начал его рассматривать. «Ничего особенного,- думал я,- цветок и цветок…» Но в следующую секунду я рассмотрел на нем маленькую, чистую, как слеза, каплю воды… Резко встав на ноги, я осмотрел валун. На нем росло огромное количество этих звезд. Мне пришло в голову сорвать еще один, чтобы убедится в том, что в каждом из них есть маленькая капля желанной мною влаги. Мои предположения оправдались после десятка сорванных цветков – капля была в каждом из них. В моем воспаленном мозгу созрела неплохая идея. Я придумал найти какой-нибудь камень с углублением и попробовать стряхнуть туда десяток другой этих маленьких капель. Идея показалась мне слишком простой и глупой, да и воплотить её было совсем не просто. Все камни, которые я видел вокруг себя были округлые; ни одного подходящего мне я не нашел, как не старался. Это поставило меня в тупик, но я изо всех сил сдерживал свои эмоции, которые могли довести меня до совершенного отчаяния, отчаяния, из-за которого я мог бы разбить себе череп об этот валун. «Все, Герман, это конец,- сиплым и глухим голосом говорил себе я,- теперь ты точно здесь останешься. Да что это за чертовщина, а?!- крикнул я. – Кто-нибудь, помогите мне! Зачем я здесь?!» Но вокруг застыла тишина, и только мелкие капли светящейся воды, падая и разбиваясь о камни, отвечали мне.
Взяв себя в руки, я решил все же отыскать камень с углублением. Когда я подошел к очередному камню для изучения, мне отчетливо послышался детский плач. «Кто это?- спросил я, трясясь от страха.- Кто здесь?» Ответа не последовало, но плач не прекращался, а только усиливался. Он становился все громче и громче. Временами он был похож на простое хныканье ребенка, а временами на неистовый крик, будто этого ребенка кто-то мучал. Невиданный страх вселился в меня. «Что за чертовщина!?»,- крикнул я. Плач затих. Я стоял неподвижно, не дыша около минуты, а, может, и больше. Вдруг над моей головой что-то резко пролетело, преломляя изображение скал. Я упал на землю и затих от ужаса. Сердце стучало где-то в пятке. Снова тишина. Я попытался встать на ноги, которые меня уже не слушались. Поднявшись, я огляделся вокруг. Никого. Я стал вновь бродить в поисках камня. Ни один не был мне нужен, все были овальными. «Здесь я и умру»,- сказал я вслух и разрыдался, как то маленькое неведомое дитя, которое плакало пять минут назад. Рыдал, как мальчишка и глотал свои слезы. Я вновь сел у валуна и решил стряхивать капли с цветков прямо себе в рот. Ничего из этого не выходило. Капли то разбрызгивались, то пролетали мимо моего рта.
Спустя некоторое время я начал различать резкий, очень неприятный, даже язвительный смех, который вскоре зазвучал по всей пещере. «Прекратите,- крикнул я,- я вас умоляю, немедленно прекратите надо мной издеваться. Кто вы? Что вам от меня понадобилось? Дайте мне воды. Очень вас прошу». Нет ответа. Я вновь встал на ноги. Не успел я выпрямиться, как над моей головой пролетало то же, что и в первый раз, только не плача, а хохоча. От страха я упал на землю. Все стихло. «Черт, что же это такое? Что это все значит? Господи, помоги мне, пожалуйста. За что мне это?..» Прижавшись к валуну, я обхватил свою голову руками и, как психически больной человек, начал раскачиваться из стороны в сторону. Стало немного легче. Страх немного утих.
Через десять минут я снова попытался стряхивать капли себе в рот. Сейчас выходило немного удачней. Из тридцати цветков, капли попали только от двух. Еще цветков через сто на моем лице появилось подобие улыбки. Сам не знаю, чем она была вызвана. И чем больше я на неё обращал внимания, тем шире она становилась. Еще через минуту я посмотрел на свое отражение в светящейся воде и удивился сам себе. Мое лицо выражало необъяснимую радость. Внутри все было по-прежнему, но лицо хотело улыбаться. Еще через минуту я и вовсе лежал на камнях и, неистово хохоча, держался за свой живот, не имея возможности остановиться. Смеялся я минут пять так, что слезы из глаз начали течь от отчаяния, от невозможности повлиять на свое состояние и прекратить этот тупой идиотский смех. Мне казалось, что я задохнусь от смеха и слез, но все резко закончилось, так же, как и началось. Прежнее безмолвие окутало пещеру. Поднявшись на ноги, я углубился еще метров на пятьсот, а, может, и больше. Пейзаж практически не изменился, за исключением отсутствия валуна с цветками. Пещера в этом месте стала значительно шире. По правую руку от меня была глубокая ниша с треснувшей стеной в конце. Внимательно осмотрев нишу, я решил пройти еще немного вглубь.
