Дэвид Мэмет - Древняя религия

А потом он посмотрел как бы сквозь диван и увидел не его, а тот, который будет стоять тут через несколько дней. И почувствовал нетерпение. Старый диван, да и вся мебель в комнате и привычная обстановка стали казаться ему отжившими свой век. Ему захотелось, чтобы все переделки уже остались позади, но он никак не мог объяснить, откуда взялось это чувство.

«При попытке это анализировать, — думал он, — приходится признать, что в самой основе наших чувств лежит некая „первобытная“ потребность в одобрении общества».

Здесь он сделал пометку в блокноте: «Реклама должна обращаться (и в этом ее суть) к страху, который испытывает человек при мысли о возможном исключении из общества. Она должна одновременно пробуждать этот страх и предлагать решение для избавления от него».

Шапка на листке блокнота гласила: «Национальная карандашная компания. Атланта, штат Джорджия».

Произнося это слово, прокурор каждый раз словно смаковал его. «Как славно, — думал Франк, — что люди могут общаться подобным образом. Он не столько продлевает звучание этого слова, сколько намекает на его важность, подчеркивает ее модуляциями голоса, причем делает это так, что, разложи мы на составляющие элементы и изучи его ритм и произношение, мы ничего не обнаружим. Ибо научным путем такие нюансы обнаружить невозможно. Здесь есть особый дух», — думал Франк. Он вслушался, как обвинитель тянет свое: «…неправомерно для компании обосноваться на Юге и при этом продолжать именовать себя „национальной“».

Франк улыбнулся, пытаясь отнестись к ситуации с иронией.

«Вот за это меня и повесят», — подумал он.

В воздухе стояла тяжелая летняя влажность, и вопрос о краске оставался открытым.

«Можно предположить, — думал он, — что такая влажность приведет к появлению плесени. Если сосредоточиться, это становится заметным. Выдает запах. Да, запах влажный и тяжелый, и, хотя не настолько, чтобы плесень уже появилась, нужно иметь смелость признать, что все к тому идет».

Влажность не причиняла ущерба, разве что оскорбляла его чувство порядка. И если уж придется расплачиваться за нее, то несколько позже, когда настанет дневная жара. «Ну что, — подумал он, — это утолит твою жажду справедливости? Ведь остались же в мире уголки, где дует освежающий ветерок».

С этими мыслями он сел завтракать.

Считалось, что ленты в пишущих машинках прослужат два или три месяца. Но на деле они служили дольше — не объясняется ли это повышенной влажностью?

«Что такое краска? — думал он. — Некое вещество, которое определенное время сохраняет полужидкое состояние, что позволяет переносить его с ленты на бумагу. Затем оно высыхает и становится твердым. И разве не могло быть так, что влажность в атмосфере этого города дольше сохраняла краситель в изначальном состоянии, и разве не могло быть так, что недостачи по смете в его компании отражали не отсутствие краски по истечении двух месяцев, а лишь высыхание краски и ленты, а следовательно, их увлажнение могло бы?..»

Он кивнул Розе, садившейся за стол. Попытался представить, как можно обновить ленты в пишущих машинках, заново увлажнив их. Каким образом это можно осуществить? Скажем, катушку с намотанной лентой погрузить в жидкость? Почему, интересно, эта картина не кажется ему столь привлекательной, как тоже воображаемая, но более сложная процедура, согласно которой лента разматывается на всю свою длину — кстати, на какую? («Какова она может быть? — думал он. — Сотня ярдов? Вряд ли. Пятьдесят? Нет, скорее двадцать…»)

«Праздные мысли, — подумал он, — праздные мысли довольного жизнью человека. При двадцати ярдах, — он улыбнулся, когда новая идея пришла ему в голову, — конечно, кое-кому это может показаться глупым… Но если такие ленты растянуть между домами и оставить мокнуть под дождем, разве это не увлажнит их? Интересно, такой метод — полный идиотизм или элегантное решение проблемы? Кто возьмется оценить это с уверенностью? — думал он. — Ведь никто же не пробовал… Все это — если… если дело действительно во влажности… А я уже было увеличил предполагаемый срок службы ленты процентов на тридцать.

Не мысли ли это типичного скряги? — продолжал он размышлять. И сам себе ответил: — Нет-нет. Вряд ли. По-моему, это — обычный деловой подход. И если желание усовершенствовать что-то, предусмотрительность и даже мечты, если все это несвойственно деловому подходу, то я вообще не знаю, что такое ведение бизнеса.

Взять человека, который изобрел колесо. Вы только представьте! Тысячи лет под груз подкладывали катки, и люди мечтали: „Ах, если бы можно было обойтись без этих тяжеленных катков, которые приходится таскать за собой! Но как?“ И вот кому-то пришла в голову мысль закрепить катки под грузом, чтобы они стали одновременно и осью, и колесом. И этот гениальный человек… он наверняка вздрогнул, когда эта мысль промелькнула в его мозгу, вздрогнул, но не от радости, а от страха: „А вдруг не сработает? Ведь если так можно, разве не придумали бы все это раньше? До меня?“

И от того же страха его осенила еще одна мысль, словно озарение: превратить каток в пару колес. И он наверняка подумал: „Почему я?..“

Да, так он и подумал, этот гений. Ведь если он прав, то получалось, что все прочие члены его племени ошибались, и все его племя ошибалось тысячи лет, не разглядев очевидного».

Распахнулась двустворчатая дверь, и вошла Рути с кофейником.

«Это мысли счастливого человека, — думал он. — Не искушаю ли я судьбу? — А еще он подумал: — Господи, как вкусно пахнет кофе. — И выходя из дома: —Уже становится жарко. Скоро парад. Что ж, все идет так, как и должно быть. За все нужно платить. Бывает, по утрам, когда стоит такая влажность, надвигающуюся жару воспринимаешь как неминуемую кару, а бывает — как передышку, отсрочку наказания».

Уже развевались флаги. Вверх и вниз по улице. Флаги Конфедерации. Проходя мимо них, он кивнул.

«У каждого есть право, — думал он. — Кто возьмется утверждать, что заблуждается меньше, чем его противники? Да любой! Верить в то или в это? Ну да, а когда через пять, через десять лет наши убеждения меняются на противоположные, мы изумляемся: „Неужто я мог так думать?..“

И конечно же — вера в государство. В любое. Не вижу в этом ничего плохого. В конце концов, чем государство отличается от частной компании? Да ничем. Оно и есть компания. Сообщество людей. Организованное согласно определенным принципам, которые, как они часто считают — хотя и ошибочно — охватывают все возможные варианты отношений.

Но! Что они делают, когда ситуация выходит за рамки правил и предписаний, лежащих в основе сообщества?»

— Доброе утро, миссис Брин, — сказал Франк.

— Доброе утро, мистер Франк. На службу?

— Да. В контору.

— Парад не пропустите, — сказала она.

— О, нет. Ни за что не пропущу, — ответил он. — Понимаете, мне его видно… видно из моих окон, с пятого этажа.

— На фабрике? Быть не может!

— Может. — Он улыбнулся. — Еще как может.

— Гм… — Она покачала головой, будто говоря: «Да что вы можете знать…»

Они постояли немного, миссис Брин вздохнула.

— Будет жарко.

— Да. Пожалуй, даже очень жарко.

Он тронул шляпу и продолжил путь.

Двое сидели в «Кофейне на углу», сдвинув шапки на затылок.

— Кто только не говорит: «Если не сделают они, то сделаю я». А я вот не могу такое утверждать определенно, хотя и не исключаю. Все зависит от обстоятельств. Можно столкнуться с некой ситуацией и наблюдать… Скажем, увидеть, как человек действует, и остановить его…

Они покивали.

— И потом, в запале, а?..

— Мда-а-а… — протянули они и снова закивали.

— …в запале. Или даже позже. Видишь ли, я не могу исключить и такой возможности. Человеку свойственно стремиться к тому, чтобы справедливость торжествовала. Пусть и с запозданием. Я это хорошо себе представляю. Ты вынимаешь пистолет и — бах! Понятное, человеческое чувство. И вот что я тебе скажу… — Он придвинул табурет ближе к стойке. — Все законы мира, все религии ведут к одной цели: попытаться законодательно закрепить…

— …угу… — согласились они.

— …возможность поставить такие чувства под контроль. Так-то. Можно сказать… — Он пожал плечами, рука поискала в воздухе идеальное сравнение, а в этой руке, словно ее продолжение, — сигарета, зажатая в желтых сафьяновых пальцах, покрытых пятнами никотина, с крупными слоящимися ногтями. — Можно сказать…

— …вода в решете, — вставил второй.

Он направил указательный палец на собеседника:

— Попал в десятку, — и продолжил: — Все законы мира. Все законы мира, сам Иисус Христос, в запале, в порыве страсти… Потому что… Потому что мы здесь говорим о самой природе человека. И не надо уверять меня, что в ней нет тайны! А самообладание? Сколько, по-твоему, людей в эту минуту разгуливает по улицам с пистолетом в кармане? А какой-нибудь митинг? А какой-нибудь…