Амос Тутуола - Перистая Женщина, или Колдунная Владычица джунглей
Но я по-прежнему шел вперед, или углублялся в эти Безмолвные джунгли, пока меня не ослепила ночная темнота. Когда ночная темнота помешала мне идти, я остановился и лег на землю, чтобы поспать, а сам все время думал о пропавшем принце, его жене и проч. И вот вскоре после того, как я уснул, мне приснился сон. Я попал, как мне снилось, в большой город, где принц и все его подданные испытывали суровые бедствия. Некоторые из них не могли ходить, а некоторые хоть и ходили, но с большим трудом. Увидевши бедствия пропавших горожан, я так испугался, что решил поскорее уйти из этого города для спасения своей жизни от их бесчисленных бедствий. Но меня вдруг схватил за руку какой-то горожанин и стал тащить обратно в город. Попытавшись вырвать у него руку и когда мне это не удалось, я испуганно закричал:
– Отпусти меня! Я хочу уйти из вашего города!
И проснулся. Около двенадцати часов по ночному времени. А проснувшись, вскочил и протер ладонью глаза И сразу же отправился в путь, чтобы уйти скорее подальше. Но едва я отошел от того места, где спал, мне послышалось, что в отдаленье кто-то горестно стонет.
Бесстрашно и не мешкая, отправился я на поиски того человека, который столь горестно стонал среди ночной темноты. И вскоре увидел впереди большой дом. Подкравшись поближе, я заметил тусклый свет, который просачивался наружу сквозь одно из окон. Тогда я опасливо подошел к окну и заглянул внутрь, но ничего не сумел различить в темноте, а только горестные, как и прежде, стоны. Взявши на изготовку ружье, а в правой руке сжимая кинжал, я осторожно подошел к парадному, но без дверей входу в дом и опять заглянул внутрь. А ногу уже поставил на порог. Но снова ничего не разглядел, кроме света от пламени вековечной, заросшей грязью лампы в одной из отдаленных комнат – с левой стороны, как только войдешь, – и свет этой лампы тускло питало пальмовое масло.
По-прежнему держа ногу на пороге парадного входа, я заметил сверху навес, который подпирали колонны – вроде как у портика стародавних королевских дворцов. И портик украшали резные изваяния наподобие львов, тигров, оленей, антилоп, обезьян, крокодилов, ящериц, мужчин, женщин и проч. Но некоторые части изваяний выкрошились и отпали из-за дождей, потому что были такие же древние, как сам портик. Сквозь пол веранды уже проросли кое-где во многих местах молодые деревья. Оконные рамы, крыша, потолок и проч. были почти полностью изъедены белыми муравьями. А табуретки, скамейки, стулья и столы на веранде были такие старые, что лежали в обломках, или полуразвалившись. И везде виднелись останки насекомых существ. Но главный дом окружали со всех сторон огромные квадратные пристройки, которыми обстраивали когда-то только королевские дворцы. И повсюду возвышались просторные святилища – святилище бога оспы, бога грома, бога железа, речного бога и проч., – в этих святилищах поклонялись богам давным-давно, или много лет назад. По всем таким признакам я распознал дворец могучего некогда короля. Но что случилось с самим королем, который тут жил, я распознать пока не сумел.
А стоны человека из центрального дома – если стоять лицом к входу, то справа, – слышались по-прежнему и даже еще ужасней, чем раньше. Поэтому я вошел в дом, и я настороженно пошел направо. И вот я шел с великой осторожностью направо, пока не дошел до большой комнаты. В комнате я остановился и начал пугливо озираться, а потом со страхом и удивлением рассмотрел на полу какого-то человека. Пред ним стояла масляная лампа, а справа в темном углу виднелся изъеденный насекомыми тварями старый стул. Одна ножка у стула была отломана, и поэтому его поставили так, чтоб он опирался в углу на стены.
Но человек-то, к моему изумлению, меня не заметил – хоть я вошел в комнату не таясь, и стоял прямо над ним, и слышал, как он стонет. Мне, конечно, сразу удалось испуганно приметить, что раньше это был очень красивый человек. А сейчас ему было лет сорок пять, усы с бородой давно не стрижены и доросли до груди – значит, он лежал там на полу с давних пор. В комнате повсюду валялись клочья хлыстов, которыми забичевали тело этого человека до глубоких язв.
Он стонал очень громко и будто его все время держали в огне, так что ему не удавалось меня увидеть из-за великих мучений. Тогда я незамеченно подошел к нему поближе, и я повесил кинжал на плечо, а ружье закинул за спину. И я тихонько хлопнул в ладоши. Сначала он вздрогнул от страха, будто я был истязателем, который мучил его, а потом слегка приподнял голову, как если бы сам он лежал, весь привязанный к полу. А потом замер и приготовился слушать, что я ему скажу. Но мне не удалось выговорить от страха ни одного слова, и он опустил голову на пол – туда же, где она лежала у него, как привязанная, раньше, – и опять начал громко стонать. Я-то надеялся, что он сядет или даже встанет, когда услышит мои хлопки, но ни того, ни другого ему сделать не удалось. И тогда, помолчавши, я тихо его спросил:
– С чего это вы? И почему? И какие мучения заставляют вас так страдать, что вы стонете, будто в огне? – Тут он собрал все свои силы, и чуть-чуть приподнял голову, и с тяжелым, горестным вздохом удрученно сказал мне печальным и хриплым голосом:
– Да, вы, конечно, правы, когда задаете мне такой вопрос. Но если б вам было известно, какие меня преследуют бедствия, вас не удивили бы мои громкие стоны. – Едва я услышал наконец его голос и понял, что он может, а главное, хочет поведать мне о своих бедствиях, я торопливо шагнул в угол комнаты, прислонил к стене ружье, взял трехногий стул и поставил его перед лежащим человеком. Но стул не выдержал моего веса, когда я на него сел – у меня, признаться, вылетело из головы, что он трехногий, – и мигом повалился, а я грохнулся на пол. Мне пришлось подпереть кое-как этот трехногий стул его четвертой, отломанной давным-давно ногой, и только тогда он меня выдержал, так что я смог на нем сидеть. И вот, сидя на стуле, я тихо сказал:
– Расскажите же мне, пожалуйста, о ваших бедствиях – быть может, я сумею вам помочь.
А человек в ответ сначала только тяжко вздохнул, но потом, после недолгого молчания, сказал:
– Я был королем и хозяином этого дворца, – (того самого дворца, где мы сейчас разговаривали), – а мой отец – могущественный и добрый король – живет в десяти милях отсюда. И вот, когда я был королем этого города, – (вместо которого теснились теперь Безмолвные джунгли), – мне пришло в голову жениться. Моя жена – удивительно красивая женщина, и я любил ее так сильно, что чистосердечно выдал ей все свои тайны. А она оказалась вероломной предательницей, да еще и с могучей, сверхъестественной силой в запасе.
И вот ей открылась моя привычка выпивать перед сном немного вина – пальмового, или бамбукового, или соргового и проч. А я выпивал после женитьбы, как и раньше, не ведая, что у моей жены есть мощное снадобье джу-джу, которое она намешивала в вино, прежде чем принести мне его перед сном. Это снадобье усыпляло меня на всю ночь, до первого крика петухов поутру, – а если бы петух не прокричал, я не смог бы проснуться много дней напролет. Мне, увы, было неведомо, что моя замечательно красивая жена успешливо смешивала мое вино с мощным снотворным снадобьем несколько лет подряд.
Но однажды в полночь, сидя для отдыха в своем прекрасном старом кресле…
…А надо вам сказать, что я сидел молча. И вот, значит, сидел я молча, а поэтому слышал, как слуги, принимая меня за спящего и заметивши отлучку моей жены куда-то в город, начали горевать, или жаловаться друг другу вслух. При этом один из них сказал остальным:
– Очень печально, что наш властелин (король) до сих пор не заподозрил свою жену, которая каждую ночь подмешивает ему в вино мощное снадобье джу-джу.
Второй слуга отозвался на его жалобу так:
– Да, печально и странно. Но ведь это снадобье такое мощное, что, когда наш властелин выпьет вина, он не может проснуться, пока не прокричит поутру петух.
Третий слуга проговорил:
– Странно и удивительно. А я, знаете ли, опять заметил вчера, что, как только наш властелин уснул, его жена отправилась в город и вернулась к рассветному пению петухов.
Тогда четвертый спросил остальных:
– Интересно, между прочим, зачем она отлучается каждую ночь в город?
И те гадательно ответили ему такими словами:
– Наверно, чтобы спать с кем-нибудь другим. Тут первый слуга сказал:
– Но если она спит с другим… Ведь это значит, что он богаче нашего властелина, короля? Это значит, что он одаривает ее большими богатствами, чем король!
Пятый слуга гневно вскричал:
– Обычный человек не способен одарить женщину щедрей нашего властелина! Хотя женщины, конечно, ненасытные…
А четвертый загадал:
– Неужели нельзя открыть перед нашим властелином тайну его жены?
Но остальные, покачав головами, сказали в один голос:
– Нельзя!
И сразу умолкли, потому что вернулась моя жена.
Так мои слуги жаловались друг другу, не зная, что я их слышу и примечаю в уме все то, что они говорят про мою жену. А вечером, когда настало время ложиться спать, жена принесла мне, как обычно, вино. Но, едва она вышла из комнаты, я его вылил, а притворился, что выпил. И после этого лег на кровать, но опять же не уснул, а только притворился, что уснул. Вскоре жена вернулась в комнату и проверила стаканы, чтобы узнать, выпил я вино или нет. Увидевши пустые стаканы, она потушила свет и тоже легла рядом со мной. А я притворялся, что сплю. Но притворяться мне долго не пришлось, потому что жена полежала возле меня всего несколько минут и потом тихонько встала. Она открыла свой шкаф, и она вынула из него свои лучшие украшения вроде золотых бус, колец и проч., а одежды она выбрала самые нарядные. Она оделась, будто у нее в этот вечер свадьба, и она достала из шкафа закупоренный тыквенный сосуд.
