Алексей Щербаков - Солнце за нас
Принял Максима мужик интеллигентного вида, почему-то вызывавший ассоциации с доктором. Как выяснилось позже, таковым он и являлся. Над его головой красовался портрет Ленина.
– Меня зовут Анри Жюно. Итак, я вас слушаю.
Максим к беседе подготовился. Он отлично понимал, что особого доверия тут не встретит. Если так подумать – кто для красных были эмигранты? Классовые враги.
Так что он начал излагать легенду длинно и нарочито сбивчиво.
– …Так вот, вывезли меня из СССР в пятнадцать лет. Я ничего в политике не понимал. Да и потом никогда ей не интересовался. Но… Когда мой отец и его дружки радуются, что в Поволжье умирают люди от голода и ненавидят ваших товарищей за то, что они хотят помочь голодающим… И ведь и идей-то у них никаких нет! Она хотят только всех перевешать и перепороть. Я заинтересовался левыми идеями… Стал посещать вашу библиотеку…
Анри смотрел на Максима с непонятным выражением. Когда парень закончил, коммунист произнес.
– Впервые встречаю человека из эмигрантов, который пришел к нам. Да и не слышал о таких.
– Так просто время пока не пришло. Всё когда-то начинается.
– Ваши люди что-то стали понимать? – Недоверчиво усмехнулся Анри.
– Не совсем. Просто дети подросли. Старшие – они закоснели в своих взглядах. Но вы сами посудите. А такие как я каждый день слушаем их злобные и бесплодные разговоры. К тому же во Франции у нас никаких привилегий нет. Скорее, наоборот.
– Отцы и дети. Тургенев правильно написал, – задумчиво протянул коммунист. – А вот скажите-ка мне…
Дальше прошло нечто вроде собеседования. Причем, Анри интересовался не столько теоретическими познаниями Максима, сколько, так сказать его взглядами на жизнь. Как отметил парень, Анри явно волновало – а не является ли его собеседник эдаким р-революционером. Как Максим узнал позже, это было очень характерно для выходцев из «буржуазных» кругов. Коммунистам такие кадры были ни на фиг не нужны.
Но, в общем и целом, беседа прошла успешно. Конечно, прямо так сразу в партию он не попал. Он на это и не рассчитывал. Предложили поработать на рабочее дело. И тут ему улыбнулась удача.
– Вы французский знаете не только на уровне разговора?
– В дворянском воспитании есть свои плюсы. У нас в гимназии языкам хорошо обучали. Я свободно говорю и по-немецки.
Анри оживился.
– Для вас есть серьезное дело. Вы знаете… Мы, французы всегда были склонны к эдакому снобизму. Считали Францию центром культуры. Поэтому языки мы учить не любили. А вот оказалось…
С немецким-то ещё более-менее, а вот с русским… Нам требуются переводчики. А что получается? Русский знают, в основном, всякие литературоведы и филологи. Но одни из них не разбираются в специфике политических текстов, другие не хотят с нами сотрудничать, а третьи запрашивают такие деньги… Так что мы может предложить вам работу. Много платить мы не сможем, но… Знаю по опыту выходцев из буржуазных кругов. Таких ребят обычно изгоняют из свой среды. С вами наверняка случится то же самое.
– Я в этом уверен.
– Ну, вот.
– Да, есть ещё один вопрос. Я серьезно занимался французским боксом. Но потом получил очень серьезную травму, да и тяжело заболел. А как слышал, у вас ребята тренируются. Если есть возможность…
– Почему же нет? В наши клубы могут ходить все. Буржуа там просто не удержатся. Это и к лучшему. Ребята к вам присмотрятся…
Так что дело решилось быстро. Анри позвонил в API. Как уже знал Максим, этот медиа-холдинг был якобы независимым, но все знали, кто за ним стоит. А построен он был по образу и подобию советского монстра РОСТА. Заодно и дал записку в спортивный клуб.
– Езжайте в агентство прямо сейчас. Спросите там Эжена Монро.
Офис API располагался на улице Сан-Сесиль. Пейзаж вокруг напоминал Питер где-нибудь на Петроградской. Что понятно. Из памяти Пети Максим знал, что Париж был практически полностью перестроен при Наполеоне III. Ну, а питерские архитекторы косили под парижскую моду.
API располагалось в неслабом особняке. На входе стоял неслабый охранник, но узнав куда и зачем, докапываться не стал, подробно рассказав, куда идти
Внутри царил полный дурдом. По коридорам бегали люди, из открытых дверей кабинетов доносился бешеный треск печатных машинок, телефонные звонки и возбужденные голоса. Тут явно не скучали.
Товарища Эжена Монро удалось найти на третьем этаже в небольшом кабинете, заваленном бумагами. Это был полный лысоватый мужик в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, из-под которых виднелись крепкие руки. Не выпуская из зубов трубки, он что-то орал в телефон, причем в речи мелькали нелитературные выражения. Он жестом показал на стул и ещё минут пять вел беседу. Смысл её Максим понимал плохо. Это был какой-то журналистский жаргон. Что понятно – Эжен обещал поиметь кого-то в извращенной форме, если он не что-то не сделает в срок.
Наконец, мужик бросил трубку.
– Что у вас?
– Я от Анри Жюно…
– А, это вы… Переведите. – Он протянул Максиму листок с русским типографским текстом под шапкой «РОСТА-ТАСС». – Бумага вон тут, карандаш вот…
Эжен же стал что-то быстро писать.
Максим взял листок.
«Одесса. 15 сентября силами НКВД и частей особого назначения под Одессой, в районе села Мещанка была ликвидирована банда Петра Рауша, занимавшаяся грабежом местного населения.»
После вводки шла довольно живо описанная история о том, что некий Петр Рауш, «сын одесского коммерсанта», сколотил конную банду в 30-40 человек и долгое время терроризировал окрестности, оставляя поле себя трупы и пожарища. Причем, называл себя анархистом. Но сколь веревочка не вейся… Рауша и его подельников загнали. Главаря и ещё пять человек удалось взять живым, остальных положили. Криминальная хроника этого времени. Интересно, зачем это французам? Хотя… Большевики демонстрируют, что они наводят у себя порядок. Тем более – вот чем занимаются дети раскулаченных буржуев!
– Я сделал.
– Нормально! – Буркнул Эжен, проглядев писанину Максима.
Как оказалось, именно такая работа и предстояла. Читать информашки и статьи – и делать перевод для внутреннего пользования. Тут был плюс. Платили зарплату. И минус – надо было регулярно ходить на работу. Правда, как оказалось, график был достаточно свободным.
Что касается спорта, то Максим отправился туда в тот же вечер. Тренером оказался жилистый невысокий мужик, правая рука которого была украшена якорем. Выслушав историю Максима, и слегка его погоняв он изрек:
– Мда. Видно, что чему-то ты учился. Но, как говорят врачи, случай очень запущенный. Однако, ты не переживай! И не из таких бойцов делали
Этика такая и эдакая
Работенка досталась Максиму не из тех, которую можно назвать халявой. Переводчикам скучать не приходилось. Максим никогда не сталкивался с журналистикой. Причем, как сказал Эжен Монро, работа с новостями являлась самой экстремальной её формой. Новости «тухнут» очень быстро. Так что постоянно подбрасывали работу из серии «срок исполнения – вчера». Правда, в это быстро втягиваешься.
Тем более, работа была интересной. Максим из первых рук получал информацию – о не только о том, что творилось в СССР. РОСТА оказалось монстром, корреспонденты которой работали повсюду. Причем, как говорил Монро, многие респектабельные издания тоже имели договоры на получение информации оттуда. Правда, они платили за неё ну очень большие деньги. А главное – API получала кое-какой эксклюзив. Монро, кстати, неплохо знавший русский, рассказывал:
– Я встречался с парнями из РОСТА. Знаешь, какой у них девиз? «Жив ты или помер, главное, чтоб в номер материал успел ты передать.» Tйmйraire ребята.
На современный Максиму русский язык это французское словечко переводилось как «безбашенные».
Приходилось эмигрантскую прессу, такие издания как Двуглавый орел», «Руль», «Воля России», «Общее дело». Переводов не требовалось, только резюме. Чтиво было познавательное. Брызжущая со страниц ненависть к своей стране была как не очень интересна. Куда забавнее смотрелась более распространенная и совершенно шизофреническая позиция. Господа авторы были искренне уверены, что Россия погибла, там над руинами только вороньё летает. Но в то же время полагали – стоит им лишь свергнуть большевиков и вернуться – и годы правления красных исчезнут как страшный сон – всё станет как раньше. Кому-то хотелось к под царя, кому-то – под демократов…
Решился вопрос и с жильем. Потому что с папашей Пети Максим жить не мог – это бы закончилось бытовым убийством. Да и на хрена? Благо, подсказали адресок. Максим поселился неподалеку от места работы, в комнате шестикомнатной мансарды, которую называли «коммуной». Хотя на самом деле это было нечто вроде общаги, в которой, кроме Максима, жили четверо ребят – студенты из левой тусовки. Шестая комната у них была чем-то вроде кают-компании. Ребята были, в общем, нормальные. Тем более, что один из них серьезно увлекался фотографией, ему не давали спать лавры Родченко. Так что Максим нашел не только брата по увлечению, но ещё и консультанта по нынешней фототехнике. Он-то ведь о всяких проявителях-закрепителях и понятия не имел. А тут без этого никак. Да и аппарат у Огюста можно было всегда одолжить… Потому что приличные фотики стоили очень недешево.
