Павел Верещагин - Арбалет
От нечего делать включил телевизор…
По всем каналам показывали какую-то муть. Причем по двум из них шли передачи про путешествия, еще по двум — телевикторины для эрудитов и еще по одной — учили печь пирожки. Бурцев телевизор выключил.
Он подошел к окну и, пока дома никого нет, решил покурить в форточку.
Двор погружался в сумерки. Старенький «москвич», лишившийся колес, стоял теперь на четырех стопках кирпичей. Двое подростков со старанием, достойным лучшего применения, пытались выломать из «москвича» руль. Было заметно, что они уже успели от нечего делать попрыгать на капоте и загнуть в корявую трубу крышку багажника.
У забора пустого детского сада, как узники, расплющив носы и лица о решетку ограды, стояли два малыша. Делать в грязном дворе было нечего. Малыши, которых выгнали на улицу подышать свежим воздухом, тоскливо смотрели на мир через решетку.
Вдруг на глазах Бурцева во двор с задней стороны противоположного дома прямо через пустырь медленно въехал новенький блестящий джип и, минуя открытое пространство, остановился у решетки детского сада. Из джипа вышел стремительный молодой человек с артистической челкой на лбу и в распахнутой щегольской дубленой курточке по пояс. Он обогнул машину, открыл пассажирскую дверцу и подал руку сидящей там женщине.
Двигаясь вплотную к стене дома, парочка свернула за угол и вошла в ближайший подъезд. "Зачем это было переться через кочки и ухабы, когда к подъезду можно было запросто подъехать с другой стороны? — удивился Бурцев. Но не успел как следует об этом подумать, потому что в его дверь позвонили.
«Кто бы это мог быть? — удивился Бурцев. — Не мои ли лахудры обратно пришли. Потому что им на улице показалось грязно…»
На пороге стояла женщина в норковой шубке, с которой Бурцев только что разговаривал на лестнице.
— Ты уж извини, морячок, — властным движением руки она отстранила хозяина с прохода и прошла в комнату, прямо к окну. — Твоих женщин, кажется, нет дома… А с лестницы не видно.
Только теперь Бурцев соединил вместе норковую шубку, джип, молодого человека, дом напротив и понял, что перед ним стоит дама, которая сняла квартиру у Зининой подружки Алки. И что дама караулила на лестнице своего молодого любовника, и делала это не зря, потому что он как раз сейчас привел в их квартиру другую женщину.
Непонятно почему, Бурцев покраснел. Как будто он случайно толкнул незнакомую дверь и оказался свидетелем неприглядной интимной сцены.
Женщина между тем вжалась виском в оконное стекло, стараясь заглянуть как можно дальше вдоль стены. Бурцев, посомневавшись, подошел к окну и встал рядом с ней.
В доме напротив, в том, что стоял торцом, в окне третьего этажа зажегся свет. Первое время в окне ничего не было видно, кроме пустого пространства комнаты, края стола с одной стороны и незастеленного дивана с другой. Потом в пространстве перед окном промелькнул женский силуэт… Потом он появился опять. Женщина потянулась, закинув за голову руки и выставляя вперед грудь. К ней из невидимого пространства шагнул молодой человек, который уже успел скинуть куртку и остался в одной рубашке, расстегнутой на груди. Молодой человек порывисто прижался к женщине, склонился к ее шее, женщина рассмеялась, как от щекотки, шутя оттолкнула его от себя и подошла к окну, чтобы задернуть шторы.
Женщина рядом с Бурцевым задрожала, повернула к Бурцеву лицо с обезумевшими глазами, и сделала неверное движение к выходу. Пошатнулась, потеряла равновесие и, чтобы не упасть, схватила Бурцева за локоть.
Бурцев поддержал ее под руки, помог сделать несколько шагов и опуститься в кресло.
— Что?
— Сердце…
— Какую-нибудь таблетку?
Женщина сморщилась и помахала в воздухе рукой:
— Лучше коньяку… Если есть…
Бурцев полез в бар, налил большую рюмку французского коньяка, который подарил ему на день рождения Айвазовский, и подал женщине.
Женщина залпом выпила коньяк и некоторое время сидела, прикрыв веки. Потом подняла на Бурцева увядшие глаза.
— Как больно, морячок… Вот здесь… — она указала на грудь. — Ты не представляешь…
Бурцев ничего не ответил.
Женщина опять прикрыла глаза и сидела так еще минут пять.
— Что смотришь, морячок? Смешно?
— Нет, — ответил Бурцев. — Не смешно.
— Небось, думаешь, нашла дура приключений на старости лет?
— Нет, — ответил Бурцев. — Я так не думаю.
Он строго посмотрел на гостью.
— А-а… — догадалась женщина. Она опустила голову. — Ты меня осуждаешь…
Бурцев пожал плечами.
— Это не мое дело, — сухо сказал он. — Меня это не касается.
Женщина пристально посмотрела в его лицо и усмехнулась.
— Осуждаешь… Да ты не смущайся. Я и сама себя осуждаю. Я ведь совсем не из таких, что за мужиками бегают и в окна подглядывают. Мужики сами… всю жизнь… — она вздохнула. — А тут… Тут, морячок, бес попутал на старости лет…
Бурцев посмотрел на нее строго и ничего не сказал.
— А почему вы зовете меня морячком? — спросил он через некоторое время.
Женщина усмехнулась.
— Да так… Девчонкой я была влюблена в одного морячка… Такой ладный был, все бабы вокруг с ума сходили… Ты на него похож…
— А-а…
Женщина наконец улыбнулась. А глаза у нее были синие-синие… И совсем молодые. Только сейчас грустные и как будто больные.
— Тебя как зовут?
— Бурцев.
— А по имени?
— Георгий. Но меня все Бурцевым зовут.
— А я Наталья Павловна. Наташа.
Бурцев кивнул.
Наталья Павловна усмехнулась и сокрушенно покачала головой.
— Вот, морячок… Даже не думала, что так бывает… Мне всегда сильные мужики нравились… Великодушные… Крепко стоящие на ногах… Короче, Стеньки Разины, благородные разбойники. А тут… Мальчишка, красавчик… По сути, альфонс. А я, дура, решила: «Была не была! Могу себе позволить напоследок, черт побери! Сколько мне бабьих годков еще осталось? Аль не заработала себе на такую игрушку!» Вот позволила… Жила себе баба мирно и счастливо. Так завела порося. Теперь мучается без головы, со снесенной башней…
Она грустно усмехнулась и сжала губы.
— Мне ведь, морячок, ничего просто так в руки не давалось. Все сама себе заработала. И дочку сама подняла. А тут… Попутал бес…
Она посмотрела в пустую рюмку и поставила ее на журнальный столик рядом с собой.
— Налить еще?
— Нет. Хватит. А вот покурить можно?
Бурцев кивнул.
Наталья Павловна порылась в сумочке и достала сигареты.
— У тебя нет чего-нибудь покрепче? А то от этих… один только понт! — Она досадливо бросила на журнальный столик тонкую дамскую пачку.
Бурцев угостил ее своими сигаретами и зажег зажигалку.
Наталья вдруг вскинула на него голову.
— Ты думаешь, он меня вообще никогда не любил? — с вызовом спросила она. — Любил! Еще как! Бабу не обманешь. Не мог от нетерпения дождаться, пока я разденусь… Что, не веришь?
Бурцев ничего не ответил.
— А как он меня добивался! Из окна грозил выпрыгнуть с десятого этажа. И прыгнул бы… Он такой! Отчаянный!
Она посмотрела на Бурцева блестящими от возбуждения глазами.
— Какие он слова говорил!.. Какими именами называл в нежные минуты… Он в самом деле любил. Я знаю! Не веришь?
— Верю.
Наталья опустила голову.
— Я ведь его в ванне купала, как маленького… Головку мыла… Совсем с ума сошла!
Она пристально посмотрела на Бурцева, как будто проверяя, можно ли ему доверяться, не смеется ли он над ней исподтишка. Бурцев и не думал смеяться.
— Я ведь никогда не думала, что можно испытывать к мужчине такую нежность… Когда все внутри как будто тает… И ноет так сладко… Я не думала, что бывает такой покой… Когда он засыпал, уставший, у меня на плече… Такой беззащитный, такой доверчивый… Это ведь он на людях дерзит и задирается. А на самом деле… Я-то знаю, что на самом деле он очень ранимый. Все время все переживает… И мне все время хотелось защитить его, спрятать, прикрыть собой, никуда от себя не пускать. Я все время думала, что он родился не в свое время. Ему родиться лет двести назад, когда ценилась красота, порывистость, романтичность… А наше время — для людей с крепкими локтями. И толстой кожей…
Она посмотрела на свою едва начатую сигарету и рассеянно потушила ее в пепельнице.
Они с Бурцевым помолчали, думая каждый о своем.
— А может быть, он никогда и не любил. Может быть, ему просто лестно было, что он сумел такой женщине вскружить голову. Внимание ему было приятно, подарки…
Она горько усмехнулась.
— А что, собственно, я хотела? Чтобы молодой красавчик любил меня вечно? Ведь я с самого начала знала, что это ненадолго. Не всерьез.
Она вопросительно посмотрела на Бурцева. Бурцев пожал плечами.
Наталья вдруг забеспокоилась:
