Сара Дессен - Страна грез (ЛП)

Я обдумывала это, надевая на Кена штаны. Боу выложила тесто на противень.

— Знаешь, что я думаю, Кейтлин? — её голос был мягкий и дружелюбный, как и всегда, когда она говорила со мной.

— Что?

— Я думаю, что твоя Барби может заниматься шопингом и гулять с Кеном, имея при этом хорошую работу и делая блестящую карьеру, — она открыла духовку и поставила туда противень с хлебом.

— А кем она может работать?

Моя мама не работала и проводила время, ухаживая за домом и участвуя в делах Ассоциации Родителей. Я не могла представить, чтобы Барби, чьим обычным образом было сверкающее платье и туфли на высоких каблуках, убирала дом.

Боу подошла и присела рядом со мной. Она никогда не говорила со мной свысока — во всех смыслах, она старалась быть на моем уровне, садясь рядом на корточки или ложась возле меня на кровати.

— Ну, — начала она, глядя на Кена и его прекрасное телосложение, — Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

Этот момент я помнила очень хорошо: Боу сидит рядом, скрестив ноги, держа в руках Кена, и смотрит на меня, а я думаю о различиях между ней и моей мамой, обычной Барби и моей Сабриной.

— Думаю, — мечтательно сказала я, — я хочу быть рекламным агентом.

Понятия не имею, откуда у меня взялась эта идея.

— Рекламным агентом, — повторила Боу, кивнув. — Хорошо. Значит, Сабрина — рекламный агент. Она работает каждый день, разрабатывая идеи для продвижения товара и всё такое.

— Она работает в офисе, — подхватила я, — и иногда ей приходится работать допоздна.

— Безусловно, — согласилась Боу. — Конечно, это непросто. Особенно, если ты Барби.

— Она хочет добиться успеха, — добавила я. — И она сама платит по своим счетам. И покупает бензин для машины.

— Она очень ответственна.

— А она может быть в разводе? И, можно, она будет знаменита благодаря своим идеям?

— Она может быть, кем угодно, — сказала мне Боу, и, что мне запомнилось больше всего, ей голос был как никогда тверд. — Так же, как и ты.

Так что теперь я занялась чирлидингом, взяла помпоны и научилась делать кувырки, пытаясь найти свой собственный путь, открыть неизведанную территорию. Я спросила себя — что бы подумала Кэсс об этом? Она была бы разочарована, как Боу? Или радовалась бы, как мама?

Я знала свою сестру. Она чувствовала бы и то, и другое.

Сколько я себя помню, каждый год мы — наша семья, Боу и Стюарт — устраивали праздник в честь окончания лета и отмечали День труда. В этом году после побега Кэсс я задалась вопросом: будет ли традиция продолжена, или же мы забудем о ней. В конце концов, мама прояснила ситуацию.

— Ладно, — сказала она, сидя с Боу за чашкой кофе, — думаю, Кассандра не приедет. Занятия первокурсников начинаются третьего, — произнеся это, она покосилась на холодильник, где всё еще висело Йельское расписание сестры, как напоминание о том, что когда-то у неё были совершенно другие планы.

— Согласна, — Боу взяла виноградину из вазочки и положила в рот. — С другой стороны, не следовать традициям не очень-то хорошо. И у меня как раз есть чудесный рецепт баклажан с макаронами. Это блюдо сведет вас с ума.

Мама улыбнулась.

— Думаю, я приготовлю салат с пергой (*перга — цветочная пыльца (прим. пер.), — медленно сказала она, помешивая кофе. — А Джек займется стейком, как всегда.

— Стюарт мог бы принести свои знаменитые фахитос (*фахитос — мясное блюдо мексиканской кухни), — добавила Боу. — А ты, Кейтлин? Приготовишь что-нибудь для нас?

Я задумалась. Моей традиционной обязанностью было разведение огня под грилем. Кэсс готовила свой фирменный чизкейк с шоколадными хлопьями. Это было единственное блюдо, которое она могла приготовить, причем процесс приготовления занимал собой всю кухню. Она гремела посудой, бормоча и подсчитывая что-то про себя, пока слегка кривоватый, но всегда одинаково вкусный десерт не был готов. Он был вегетерианским, поэтому его любили все, пока Стюарт не ударился в веганство, впрочем, даже тогда он позволял себе кусочек. Воспоминание о Кэсс, выражении её лица, лопаточке, которой она выгоняла нас из кухни, когда мы пытались помочь, всегда было связано для меня с концом лета — закрытием бассейна, ночами, становящимися холоднее, домашним заданием. В итоге я остановилась на капустном салате, в конце концов, он все же был летним блюдом.

Мама зажгла переносной фонарь, Боу принесла большой букет из её последний цинний и астр, а отец готовил стейк и пил пиво со Стюартом, который готовил соус для фахитос. Мама и Боу взяли бокалы для вина и пошли прогуляться по внутреннему дворику, обсуждая лампы, а я вошла в дом и включила футбол для папы, чтобы он мог смотреть матч одновременно и приглядывать за стейком.

Фонарь горел ярко, освещая дворик, и Стюарт, не любивший молчание, попытался начать разговор.

— Что ж, я слышал, в этом году наша команда играет успешно?

Он ничего не знал о спорте и потерял все наше уважение много лет назад, спросив, сколько очков получает команда в баскетболе за попадание в корзину, когда мы смотрели четверь-финал NCAA.

— Нападающий неплох, — отозвался отец, переворачивая стейк. — Но линия защиты нуждается в помощи. Попадись в противники команда с хорошим нападающим — и у нас проблемы.

— Ага, — кивнул Стюарт. К фонарю подлетела муха («Ззззз!»). — Точно.

— Что там со счетом, Кейтлин? — спросил папа, обернувшись к двери.

— Сейчас посмотрю, — я взяла свою колу и направилась к телевизору. — Десять-семнадцать, Небраска ведет.

— Отлично, — отозвался отец, выкладывая на гриль еще стейк.

Я стояла перед экраном, наблюдая, как команда перестраивается, когда Стюарт тихо спросил:

— Есть новости от Кассандры?

Я выглянула наружу. Отец не шевельнулся при звуке её имени. Мы все продолжали вести себя так, будто всё было хорошо, это был просто еще один День труда, я вскоре должны была вернуться в школу, а Кэсс — в Йель. В конце концов, её расписание ведь висело на холодильнике!

— Нет, — наконец отозвался папа своим официальным голосом, словно он был ведущим новостей. — Ничего.

Стюарт кивнул, потирая подбородок. Он всегда гордился тем, что позволял эмоциям выходить наружу, не держа их в себе, как мой отец.

— Не уверен, что это поможет, — сказал он, — но, знаешь, я похитил Боу у её семьи, когда ей было восемнадцать. Мы были детьми, конечно, это было глупо, и прошли годы, прежде чем её родители смогли простить меня.

Папа выложил на гриль еще один кусок стейка, затем наколол на вилку уже готовые и переложил их на блюдо. Муха, сидевшая на фонаре, перестала жужжать, не выдержав, очевидно, жара от раскаленного стекла.

— Но я заботился о ней, — продолжил Стюарт. — И я знаю, что Адам сделает то же самое для Кассандры. Она умная девушка, и не осталась бы с тем, кто подвел бы её.

Мой папа, человек со стальными нервами, не отреагировал на это ничем, кроме одного скупого кивка. Снаружи доносился мамин смех, голоса — её и Боу — приближались.

— Что ж, — сказал папа, снимая оставшийся стейк с гриля, — надеюсь, ты прав.

После этого они оба замолчали, и теперь тишину нарушало лишь шипение углей. Уже почти стемнело, праздничный ужин был почти готов. Я вошла на кухню, остановилась у окна, подцепила пальцами немного салата с пергой и смотрела на закат этого, еще одного в моей жизни, лета.

Глава 4

Мои занятия чирлидингом изменили мамину жизнь. Она приходила на наши мероприятия и игры, надев свитшот с эмблемой старшей школы Джексона, громко хлопала и кричала, так что я слышала её даже сквозь весь остальной шум. Она организовывала наши распродажи выпечки и мойку машин, упаковывала яблоки и пекла рисовое печенье, следила за тем, чтобы моя форма всегда была быстро выстирана и выглажена после каждой игры. Она наконец нашла что-то, на чем могла сосредоточиться после побега Кэсс. Мама была почти счастлива. И для меня этого было достаточно, чтобы продолжать в том же духе.

Но на самом деле я ненавидела чирлидинг. Во мне, кажется, генетически отсутствовала эта способность остальных девочек широко улыбаться и выглядеть абсолютно счастливой, делая кувырки и высоко вскидывая ноги. Я чувствовала себя обманщицей, и это было заметно.

Я была легче остальных девочек, поэтому было решено поставить меня на вершину пирамиды, которую мы выполняли довольно часто. Из-за этого меня возненавидела Элиза Дрейк, чье место я заняла после того, как она набрала пятнадцать фунтов из-за противозачаточных таблеток, так что теперь ей пришлось встать вниз, в поддерживающую позицию. Впрочем, я бы с радостью поменялась с ней, ведь я боялась высоты и подъема, ощущение движущейся под моими ногами опоры из чьих-то плеч и вовсе вызывало головокружение. Всё, о чем я могла думать, взбираясь наверх — «Господи, не дай мне упасть!» и «После этой игры я завязываю!».