Андрей Анисимов - Казино «Dog Ground»
Мама не хотела обидеть подругу и решила ехать. Мама гладила платье, когда позвонили в дверь. Я впустил в прихожую пожилого мужчину. Лицо его было мне знакомо. Пока я, неловко улыбаясь, пытался припомнить имя гостя, он сказал:
— Мне бы Веру Николаевну.
Я сообщил, что мама в неглиже. Тогда гость попросил позвать папу.
— Папа в торговом центре. Возможно, мне удастся вам помочь…
— Вы меня узнаете? Я Витек, водитель Вадика…
Я вспомнил. За прошедшее время перед нами прошло такое количество новых лиц, что моя рассеянность была объяснима.
— Я вас внимательно слушаю.
— Вадик велел передать, что банк «Чара» на грани банкротства.
— Откуда Вадику известно, что мы вложили деньги в «Чару»?
— Много ваших отнесли туда деньги. Вадик решил на всякий случай послать меня.
Я поблагодарил. Извинился, что не сообщил Вадику номер нашего телефона и, стараясь не терять самообладания, распрощался с гостем. Папа, как Назло, не возвращался. Говорить с мамой без папы я не хотел. Я пошел на кухню, вынул из буфета пачку сигарет и жадно затянулся. Мы договорились с папой натощак не курить. Сигарета вызвала легкое головокружение. Папа вошел на кухню я уже хотел отчитать меня, но, заметив мою бледность, спросил:
— Что случилось?
Пока я рассказывал, папа так и стоял с авоськой.
Из авоськи кроме свертков и хлеба торчали хвосты бананов. Все давно носили продукты в полиэтиленовых пакетах, но папа с авоськой не расставался. Меня злила старомодная привычка отца, и я не упускал случая поддеть его. Но сегодня было не до шуток. Лицо папы медленно начало покрываться розовыми пятнами.
— Мама знает?
— Нет, маме я не сказал. Она гладит свое платье к юбилею…
— И не говори.
— Что будем делать? — спросил я.
— Надо ехать, немедленно снимать деньги со счета! — ответил папа и стал машинально выкладывать продукты из авоськи.
— Лишимся процентов. По договору нам осталось пять дней. И не только процентов, из нас вычтут неустойку за нарушение срока договора, — ответил я.
— Немедленно едем в банк. На месте посмотрим, как поступить…
Папа аккуратно сложил авоську и положил в карман. Через пять минут, что-то соврав маме, мы вышли из дома.
В метро папа задумался:
— А что, если у Вадика ложные сведения? Непроверенные слухи?
— Зачем Вадику отвлекать от работы шофера?
Гнать его к нам в Тмутаракань? Нет, Вадик информацией владеет.
Но пала не сдавался.
— А что, если Вадик заинтересован в крушении банка? Слухи сами не рождаются. Слухи создают конкуренты…
— Папа, у нас нет оснований не доверять Вадику.
Давай будем объективны. Если он хотел нас надуть, для этого были прекрасные возможности… — ответил я, но уже менее убежденно. Я вспомнил, сколько раз и у меня шевелилось подозрение насчет намерений Вадика, но до сих пор они оказывались беспочвенными.
— Дай бы Бог, — неуверенно согласился папа.
— Почему мы всегда думаем о людях плохо, не имея для этого никаких оснований?..
Но шум в вагоне перекрыл мои слова. Папа не расслышал и продолжал свое:
— Вадик — человек не нашего круга, даже не москвич. По-русски правильно говорить не умеет. В лексиконе Вадика с трудом пятьдесят слов наберется.
— Прости папа, но ты несешь чепуху! Эти люди сейчас открывают новые фирмы, крутят деньги, создают рабочие места. Погляди на наших знакомых москвичей. Одна Людвига Густавовна вписалась в новую волну. А кто еще?! Наши интеллигенты или плачутся, или удирают!
Я кричал на ухо папе, он кричал мне. На Павелецкой в вагон вошел шестилетний цыганенок. На плечах мальчика сидела двухлетняя девочка. Цыганенок играл на маленькой гармошке.
В паузах мальчик сообщал, что они с сестрой два дня ничего не ели. В растопыренный целлофановый пакет пассажиры щедро накладывали купюры и растроганно переглядывались. Маленький дуэт имел успех. На следующей станции дети вышли, а в другую дверь вошла точно такая же пара. На монолог о двухдневном голодании вагон ответил громким смехом.
?Гонорар был мизерным. Я вспомнил о знаменитом изречении: «Трагедия, повторенная дважды, превращается в фарс».
В подземном переходе монашки собирали на храм. Через пять метров играл скрипач. У его ног, раскрыв зев, лежал чемодан с несколькими купюрами. Молодой человек исполнял «Времена года» Вивальди. Я подумал, что, если мы разоримся, я так на хлеб зарабатывать не смогу — рояль в подземный ход не затащишь.
Еще не дойдя до здания банка, я понял, что Вадик Прислал своего шофера не зря. Толпы рвались к дверям. Люди толкались и кричали. Никто никого не слушал. В глазах людей читались ужас и смятение.
Протиснуться к парадному мы не смогли. Вокруг попадались знакомые лица. Писатели, артисты. Многие мелькали по телевизору. Слухи доносились самые разные. Говорили, что владельца «Чары» отравили.
Другие уверяли, что в него стреляли — банкир лежит в реанимации. Третьи доказывали, что верхушка банка сбежала с нашими деньгами в Америку. Одна старуха кричала, что тут евреи ели детей. Злодеев накрыли и идет следствие. Многие считали, что власть наехала на банк, испугавшись его могущества, не обошлось без КГБ.
Мы попытались протиснуться к дверям. Папе порвали рукав. Я потерял ботинок, а пока пытался его найти, меня чуть не задавили насмерть. Вернуться назад мы тоже не могли. Сзади наседали. Я потерял папу и уже не думал ни о чем, лишь бы выйти из толкучки живым. Понемногу меня охватывал животный ужас. Люди, толкавшие меня, на глазах теряли человеческий облик.
Сзади наседали новые вкладчики. Меня выпихнули к дверям и зажали. Мой нос уткнулся в объявление банка. Бумага висела так близко, что я с трудом прочел текст: «Выплата процентов и другие банковские операции прекращены на неделю». Меня так прижали к объявлению, что я видел мельчайшие подтеки типографской краски. Еще минута, и я потеряю сознание. Но тут омоновец из охраны, которого зажали справа от меня, выстрелил в воздух из автомата.
Народ отшатнулся, и я проскользнул на свободное пространство. Сзади послышался жуткий крик. Женщину с поломанными ребрами отнесли к скамейке.
Знакомый по фильмам артист пытался приладить оторванную брючину.
Прибывший отряд ОМОНа оцепил здание. Папа бегал между людьми и искал меня. Я кричал, но он не слышал. Наконец мы встретились. Наши потери после боя оказались невелики. Папа лишился рукава и трех пуговиц, а мне затоптали ботинок. Немного распухла кисть руки, которой я отталкивался от двери.
Ситуация вокруг с прибытием ОМОНа изменилась. Люди собирались кучками возле активистов.
Активисты говорили, а люди слушали. В одной из групп я заметил Валентину Александровну, к которой мама собиралась на юбилей. Я подумал, что мама не догадается позвонить подруге и поедет напрасно.
Михайловская смотрела на мир расширенными от ужаса глазами, ей сегодня не до юбилея. Свой подарок от «Чары» она уже получила. Зато мы поговорили с Семеном Исааковичем, дирижером, что звонил маме по утрам. Он нам сказал то, что мы давно сами знали: банк закрыт и неделю операций вести не будет.
— Хорошо, если неделю… Плохо, если навсегда, — философски заметил Семен Исаакович и добавил:
— Кто бы мог подумать. Сам Кикогосян неделю назад принес сюда десять тысяч долларов. Если бы вы знали, какие у него связи…
— Что мы будем делать? — спросил папа.
— А что мы можем сделать? — спросил я.
За женщиной с поломанными ребрами приехала «скорая помощь». Первую жертву финансового фронта увезли в Склифосовского.
Вечером мы сидели у телевизора и ждали сообщений. Мама, как я и предполагал, напрасно съездила к подруге. Юбилей не состоялся. Мама ругала нас за скрытность. Сообщений о банке «Чара» в этот вечер по телевизору не передали. Только на следующее утро в «Московских новостях» диктор коротко заметил:
«В связи с ревизией банк „Чара“ на неопределенное время прекращает операции с населением».
А вечером выступил сам директор банка. Он оказался живым, но выглядел бледным и утомленным.
Факт, что банкир не удрал в Америку с нашими деньгами, немного успокаивал. Он старался казаться бодрым, сказал, что вкладчики могут спать спокойно.
Ревизия ничего незаконного в деятельности банка не найдет. Незаконной деятельности банк не вел. Через неделю или чуть больше начнется нормальная работа.
Через неделю банк «Чара» не открылся. Прошло две недели, потом три. Утром маме позвонил Семен Исаакович:
— Мне не хотелось вас огорчать. Вера Николаевна, но вы все равно узнаете. Директор банка вчера ночью скончался.
— Это значит, что мы наши деньги потеряли? — спросила мама.
— Боюсь, что так… — ответил Семен Исаакович и добавил:
— Хорошо, что я сам ничего не вложил.
Представляете, на старости лет потерять последние гроши.
