Анатолий Ким - Поселок кентавров
— Почему эти жеребятки бегут в лес? — вслух рассуждал торговец. — Вон их сколько проскакало туда, а из деревни скачут все новые засранцы.
— Они собираются в лесу все вместе, чтобы раньше времени, чем когда им можно тыкаться, совершать совместную ырыд илеши калкарай, — с задумчивым видом отвечал старый кентавр. — Видывал я такое в селениях карликов киркеров, у них молодежь, перед тем как всему племени вымереть, начинала бешено илеши ырыд калкарай…
— Но этим не спасешься, — злорадно молвил купец, осторожно слизывая кровь с разбитой губы. — Что толку для племени, если его сосунки начинают калкараить своими зелеными огурчиками.
— Спасения в этом нет, — согласился кентавриарх, — однако что поделаешь, если им хочется стукнуть елдораем по брюху, как мечом по щиту? Это утешительно и для молодежи и для стариков.
— Так что же, старина? Чуете вы, что ли, свою скорую погибель? — спросил человек.
— Не мы чуем, — ответил кентавр. — Она чует.
— Кто это?
— Серемет лагай.
— Вот как… Но вы же любите умирать, — молвил человек, — ваши старики только об этом и говорят.
— Мы не любим умирать, — отвечал кентавр, — мы любим помахать. Но для меня это не имеет больше никакого значения, — продолжал он, вздохнув грустно. — Когда я был в плену у людей, то видел, что ваши самцы и самки тоже любят помахать не хуже кентавров. Я понял, что в этом вся истина — сулукве. Но однажды ночью некая знатная дама с большим белым задом стала текусме со мной через решетку клетки, в которой меня возили напоказ по разным городам и селам. Ее поймали прямо на мне, потому что с нами случилось то же самое, что бывает между собаками. И у меня хозяин тут же вырезал елдолачу… С этого дня вся сулукве этого мира для меня уже ничего не значит, иноземец, но ты об этом никому из кентавров не рассказывай и не объясняй им — они ведь ни о чем таком не знают, не понимают, и не надо их пугать.
— Что ж, в твоих словах есть своя сулукве, — согласился торговец. — А как же ты, бедняга, сумел убежать из плена и вернуться домой?
— Передо мною разодралась завеса мира, — был ответ.
— Как?! И перед тобой также? — воскликнул иноземец.
И поскользнувшись на жидком раккапи, оставленном на дороге каким-то поносным кентавренком, он чуть не упал. Они были уже на полпути к лесу, где закурились там и сям беловатые хвосты дыма, поднимаясь из темно-зеленых кущ.
— Это, я понимаю, случается в самое неожиданное время и самым непонятным образом, — с задумчивым видом произнес Пассий.
— Совершенно непонятно и неизвестно когда! — подтвердил человек. — Ведь так и не нашел я ту прореху, через которую первый раз пришел сюда. А второй раз путь мой к вам был долгим и страшным — как и путь отсюда, дорогой Пассий. И никакой завесы передо мною уже не раскрылось. Так кто же, по-твоему, раздергивает эту проклятую занавеску?
— Тот, кто и сейчас внимательно наблюдает за нами, иноземец, — сказал кентавр. — И кому смешно, что я тащусь сейчас по дороге со своим бесполезным елдораем. Кому смешно, что мы такие смешные.
— Когда я много дней шел сюда по горам со шкатулкой пуговиц под мышкой и с лаконийским мечом в руке, то мне и вправду показалось, что кто-то смеется надо мной, — бормотал торговец. — А что смешного в том, что я хочу стать богатым? Ведь в этом вся сулукве нашей человеческой жизни — каждый хочет разбогатеть. Вы, животные, не понимаете этого, значит, вы не знаете сулукве, не знаете, зачем вы живете…
Когда они подошли к лесу, в глубине его мелькали, словно чьи-то красные зрачки, огненные пятна начинающегося лесного пожара. И на свету пламени мелькали темные и шустрые, как муравьи, фигурки кентаврят.
— А я хотел поесть хотя бы грибов мрычи! — разочарованно воскликнул Пассий. — Ведь похоже на то, иноземец, что все пропало. Лес сгорит, и нашему народу грозит голод!
Жаркое лето высушило лес, и он воспламенился в одно мгновение от костров, разведенных юными кентавронцами. Теперь они, бегая по огненным смыкающимся лабиринтам, на всем скаку падали в огонь, вдохнув полную грудь пламенного жара. Некоторые успевали выбежать на край леса и, роняя клочья догорающих попон, стремительно неслись по чистому полю. Стараясь ускакать от огненной муки, иные оказывались довольно далеко от опушки леса — там и валились наземь в рое искр, взятые смертью на всем скаку.
Старый кентавр и пришлый торговец стояли и смотрели издали, как огненное бедствие уничтожает большой лес с главным пропитанием кентаврского народа и как гибнет в пожаре молодежь, цвет нации. Небесный ветер между тем обрушился с неимоверной мощью на горящий лес и погнал пламя в его глубину по широкому и длинному ущелью как по трубе. Хвойные и эвкалиптовые деревья, основное население леса, вспыхивали и сгорали в одно мгновение, принесенные в жертву какому-то неизвестному и непостижимому замыслу, Кентавр и человек понимали это, глядя на огненный бурлящий ад, который устремил свой поток в сторону гор.
— Ну вот, теперь вам всем будет и на самом деле серемет лагай, — кривя разбитые ударом кентавронца губы, молвил торговец. — И мне, похоже, незачем уже дожидаться здесь осени. Пропали мои корешки и смола янто!
— А я боюсь, Быстрой смерти моему народу не видать, — вздохнул мудрый кентавр. — И для меня ясно одно: с этого дня начну медленно, а не быстро подыхать с голоду. Если только ты не поможешь нам, иноземец.
— Ты шутишь, наверное, Пассий! — воскликнул купец. — Мне и самому жрать нечего!
— Шучу, конечно, — подтвердил кентавр.
И еще более голодными, чем были, они возвращались назад, уже ни о чем не заговаривая друг с другом. Когда возле самого поселка они собирались разойтись по разным дорогам, то увидели темную густую толпу кентавров выбегавших из ворот. Не обращая внимания на горевший лес, добрая сотня разномастных воинов понеслась галопом к реке, на бегу надевая деревянные доспехи и опоясываясь мечами.
— Томсло! Томсло! — кричали некоторые из них и добавляли для ободрениея самих себя:- Хардон лемге!
— Где они увидели людей? — встрепенулся торговец и тотчас пустился бегом вслед скачущему кентавриону.
Последним из ворот вынесся тяжело скачущий Пуду, размахивая над головой громадной дубиной из цельного кизилового ствола:
— Кентаврион!..На месте стой! Стройся! — хрипел он, кашлял и отхаркивался на всем скаку, пальцем свободной руки зажимал ноздрю и сморкался на землю тяжелой соплей. — Убью!
Но убежавшие вперед кентавроны не слышали его или делали вид, что не слышат; обнаружив странное явление на берегу реки, они были настолько захвачены увиденным, что вмиг забыли про воинскую дисциплину, вколоченную в них командиром Пуду.
ОТСТУПЛЕНИЕ 5
Когда-то кентавренок Пуду был похищен амазонками и затем продан фракийским купцам. Те перепродали его македонцам, и у них Пуду, вымахавший с небольшого слона, был оценен в своих воинских достоинствах и зачислен в фалангу правофланговым. Не было солдата более надежного и доблестного во всех македонских армиях всех времен. Там, в своем родном подразделении, наставляемый мудрыми командирами, изучил он строевой устав и обрел несокрушимую веру в воинский порядок. Затем в одном заморском походе македонцы были разбиты противником. Отступив к берегу, они сели на остатки кораблей и бежали морем. Однако буря разметала флотилию, и триера, на которой плыл раненный в ногу Пуду, перевернулась; все находившееся на ней воинство утонуло. Лишь Пуду, несмотря на торчавший в ляжке наконечник стрелы, за четыре дня добрался до суши. Он вынужден был во все эти дни хватать зубами из воды и жрать рыбу — не как пищу, а ради ее пресного сока вместо питья. После моря звериный нюх провел его через многие страны, которые он миновал глухими и безлюдными ночами, днем же прячась в болотах и лесах, — и вывел к родной родине, к единокровному племени… Не мог он не дать соплеменникам такого блага, как строевой устав, потому что сам без него был уже не способен существовать.
***Подбежавшие первыми к реке кентавроны без строя увидели перед собою некий большой предмет, содержащий явный соблазн для них. Сей предмет был похож на огромный корнеплод лачачи самой дивной формы и такого же зеленовато-серебристого цвета. А перед ним, выстроившись в недлинную цепочку, стояли четыре томсло, и один из них махал поднятой рукою. Но в этой руке с четырьмя пальцами (больше не было) он как раз держал настоящий плод лачачи вполне обычных размеров. Видимо, жест этот означал призыв к вниманию всех кентавров, и они замерли, выпучив глаза, раскрыв рты.
