Виктор Корнев - Четыре реки жизни
***
Глава 3. Река.
Говорливая красавица речка встречала нас жарким летним днем горячим, обжигающим пятки, светло-желтым песком и прозрачной прохладной чистой водой. Бросив на песок одежду, а до двенадцати лет и сбрасывать было нечего, бегали на речку в одних трусах, почерневшие к концу лета, как негры, мы бросались, наперегонки в холодную бодрящую воду. Река в нашем купальном месте была не очень широкой, всего метров 50, не более, да и глубиной до 3-х метров и с довольно умеренным течением. Утонуть конечно можно, но мы девяти-десятилетние, неплохо плавали и уже тогда, пусть с трудом, но переплывали речку. Выше, метрах в ста, на повороте находился широкий шумливый каменистый перекат, где в межень, можно было перейти реку вброд, по шейку. Ниже нашего пляжа, привольно и широко раскинулся глубокий спокойный плес. Там на все лето ставили заградительные боны ДОКа, на берегу с грохотом и скрежетом неутомимо работали бревнотаски, выхватывая из воды бревна, которые направляли сплавщики длинными, с острыми наконечниками, баграми. Еще ниже по реке стоял, вечно гудящий, цилиндр насосной станции, с множеством окон, как у сегодняшних тарелок пришельцев.
Но тогда о тарелках пришельцев мы не знали, поэтому ничего не боялись и шумным стадом, разнообразными стилями, плыли на другой берег реки. Старшие ребята подстраховывали наиболее слабых, подбадривая и руководя ими. Выбравшись на правый крутой берег и подождав слабаков, наглотавшихся воды, обычно отправлялись покормиться на ближайшие поляны и кусты, полакомиться щавелем, столбцами, клубникой и черемухой, в зависимости от того, что созрело. Купанье мы нередко совмещали с рыбалкой, поэтому лазили в подводные норы крутого берега в поисках раков, чтобы ловить рыбу на их мясо, затвердевающее в воде.
На близлежащем каменистом берегу ловили больших коричневых прочных кузнечиков, с мощными, как у саранчи, челюстями. В начале лета в кучах мусора, оставшегося от половодья, искали береговушек и другую живность для насадки на крючок. На том же крутом берегу гнездились дикие пчелы и когда их было немного, мы быстро палками откапывали обоймы с глиняными кувшинчиками, в которых находились личинки пчел. Как только начиналась атака их кусачих родителей, мы бросались в воду. Кто не успел, получал болезненный укол, затем переходящий в шишку. Жало старались быстренько удалить своими цепкими ногтями. К концу лета, загорелая, задубевшая на горячем песке и ветру, редко видевшая мыло, кожа спокойно реагировала и на пчел, и на ос, на крапиву и другие колючки, а комаров мы вообще игнорировали. Высшей доблестью в нашем степном краю, было сбить босой ногой колючий красный цветок татарника, во множестве произраставший вдоль дорог и тропок. Репейнику тоже доставалось от нас, но это была забава для малышей-девятилеток. Неплохо ходили по стерне, горячему песку и камням, и лишь только колючая проволока и битые бутылки, причиняли глубокие раны и оставляли шрамы на наших заскорузлых ступнях и пятках.
Что поделать, в те годы наша страна вышла на первое место в мире по количеству колючей проволоки на душу населения, а бутылок в стране всегда было много. Кузнечиков, стрекоз, мух и прочих насекомых ловили рукой в лет, реакция была еще та! Всю живность для насадок клали в матерчатый мешок (полиэтиленовые еще не появились). Мешок отдавали самым крепким ребятам и, зайдя по берегу повыше по течению, оправлялись вплавь обратно на свой берег, где нас дожидалась одежда и удочки и самые слабаки.
Нередко приходили на наш пляж ребята и из других бараков, все были знакомы, учились-то вместе, так как школ было всего две. Сразу организовывали футбол из мешка, набитого травой, играли в камешки, карты, кто дальше кинет камень, кто больше сделает «блинов» по воде или на меткость попадания в проплывающие бревна.
Наша красавица-речка была трудягой – в те годы по ней шел молевой сплав. Зимой и весной лес заготавливался в таежных отрогах Южного Урала, а после половодья сбрасывался в верховьях реки. К нам он приходил в начале-середине июня, с заторами, плотами, но и рыба скатывалась с верховьев, вместе с бревнами, кормясь и сопровождая их. Часть бревен тонула, потом на дне разлагалась, губя мальков. И этот сплав, стоки с сельхозугодий и возведение плотин, в конце концов загубили нашу речку. Она стала такой же полуживой, как и тысячи других рек нашей страны. Появились скользкие, осклизлые камни, по весне, слабыми паводками, фарватер реки не промывается, как раньше. Смываемые с полей обильные удобрения, стоки с навозохранилищ и отходы нефтепродуктов дали рост подводной и надводной растительности. Этому способствовала повышенная загазованность воздуха выбросами с комбината, из-за этого появились обильные туманы, дожди, климат стал более влажным. Такое можно заметить лишь наблюдая за рекой в течение многих десятилетий. Мне пришлось побывать и на Волге, и на Дону, но там рост подводной и надводной береговой растительности в десяток раз менее интенсивный, хотя там тепловые условия не хуже. Здесь явная зависимость от загазованности и дождей, с повышенным содержанием углеводородов и азотных соединений. За какие-то двадцать-тридцать лет, на бетонных плитах, укрепляющих берега, образовались целые рощи из ивняка, берез, тополей и другой растительности. Настоящий лес вырос на бывших отмелях и низких заливных берегах, где раньше даже трава не росла на чистых горячих камнях и песке. Река отступила на десятки метров, изменяя русло, хотя многие тысячелетия всегда было наоборот, вода «точила камень», а рыхлые берега из гравия, глины и чернозема и подавно. На других реках такое явление мне не приходилось замечать.
Главный индикатор чистоты воды – раки, исчезли к семидесятому году. В детстве мы ловили раков десятками, залезая руками в их береговые норы. Главное здесь было не наткнуться на острый шип, что торчит из головы, быстро схватить в жменю и выбросить на берег или перехватить за туловище другой рукой, пока это чудо не очухается. Много раков было раньше и под корягами, бревнами и камнями. Бывало, отвалишь на мели бревно, а он, пучеглазый там, не поймет, что его ждет впереди. Здесь все решало отточенное годами проворство и ловкость цепких детских рук, чуть ты замешкался, рак «включает заднюю хвостовую скорость» и скрывается в глубине. Хотя вода была прозрачной, особенно к осени и даже на глубине в два метра можно было видеть пескарей, ныряние с открытыми глазами за раком редко приносили успех.
После купания, бросались на горячий чистый песок, подгребая его к самому подбородку и к бокам, чтобы скорее согреться. Такого чистого крупного песка, как на нашем пляже, в близи больше не было, да и он просуществовал не более пяти лет. Реки с течением и весенними половодьями живут своей жизнью – еще в прошлом году здесь был перекат, теперь он сместился ниже, а на его месте образовалась глубь. Так же нередко возникали и пропадали целые острова, только дадим острову имя, а он через год, два исчезает и теряется хороший ориентир.
Если раков было много, разжигали костер, жарили их на углях и лопали с хлебом. Но так, как компания нередко была большой, всегда голодной и прожорливой, то в рот отправлялись даже шевелящиеся раки. Жарили и пескарей на палочках, если успевали наловить. Как-то по весне, в разлив, нашли мы на заливных больших лужах, оставшихся после схода воды, мелких щурят. Возвращались с рыбалки голодные и злые, погода неважная, клева не было. Так мы этих щурят ловили голыми руками. Намутишь воду, они начинают «тыкаться» в поверхность воды, резкое движение и щуренок у тебя в руках. Протер его об штаны, ногтем снял мелкую чешую, чуть подсолил и в рот. А он бедный еще шевелится. Хребет и кишки выплевываешь. Животы были крепкими, переваривали все, что попадало в них и проблем не испытывали, не то, что нынешнее поколение «барчуков». Главное много не есть, а с количеством у нас всегда были проблемы.
Немного утолив голод и отдохнув, кто шел ловить рыбу, кто собирался в кружок играть в камешки, рассказывать анекдоты и рыбацкие небылицы или горланить блатные и самодельные песни. Творчество в нас било через край, как и молодая энергия. Раз, два раза в день мимо нашего пляжа проплывал, небольшой, но очень мощный и тяжелый катер. На нем был установлен мотор от автомобиля ЗИС-5 и толстая металлическая обшивка корпуса, чтобы толкать бревна и разрушать заторы. Управлял этим кораблем бронзовотелый, с мышцами Рембо, бывший зек. Едва заслышав мотор и, заметив выплывающую из-за поворота, тяжело идущую посудину, мы прекращали все свои занятия и хором бросались к воде. От катера расходились огромные, почти в метр волны, что для нас, видевших море только в кино, означало хотя бы на несколько минут, побывать там. Мы старались подплыть, как можно ближе к катеру, под самый его нос, а морячок в тельнике, бросив штурвал, отгонял нас матом и багром, чтобы мы не попали под винт.
