Сергей Антонов - Петрович
— Можно? — спросил незнакомец робко.
— Взойдите, — недовольно откликнулся Дедюхин и спрятал бутылку под скамью.
Человек оказался маленьким сивеньким мужичонкой, похожим на побирушку.
Он был с фонарем и котомкой.
— Ты откуда? — спросил Дедюхин.
— Из колхоза «Прогресс», — прошамкал старичок. — Кто из вас тут главный?
— А тебе чего?
— Слышу, про кукурузу спорите… Хошь бы вы помогли. Козу вывести некуда — тут кукуруза, там кукуруза. Кому ни говорю, все отталкиваются.
— Кем работаешь?
— Куда направят.
— Ты прессу читаешь?
— Читаю… Одолела нас кукуруза, язви ее… Травку коровушки больше уважают.
— Траву не коровушки, а лентяи уважают. Посеял и лежи на печи, разлагайся.
— Так-то оно так, — сказал мужичок доверительно, — а все ж таки траву у тебя никто не возьмет, а на кукурузу государство поставки наложит…
— Да ты кто такой! — побагровел Дедюхин. — Колхозник или единоличник? А? Тебе что, государство — мачеха?
Испуганный мужичок исчез, словно провалился, а Дедюхин все не мог успокоиться:
— «Государство поставки наложит»!.. Вишь, какой умный!.. По походке видать, единоличник. Давай-ка выпьем…
— Хватит тебе, Яков.
— Последнюю. В общем не верь ты мне, Захар. Паганель я. И когда писал, знал, что Паганель. И сейчас Паганель… Выпьем.
— Хватит.
— Тогда я один… Ей-богу, Паганель. Твою Людку встретил, а про тебя не сказал.
У Столетова захватило дыхание.
— Людмилу видел? Когда?
— А сейчас… Только что… Ходит тут, автобус ищет… — Он ухмыльнулся, но сразу помрачнел. — «Государство поставки наложит»! Улавливаешь, какой тип? Давай выпьем.
— Хватит, Яков. Она что, приехала?
— Кто? Людка? Приехала… Да ты забудь о ней. Дрянь она.
— Когда приехала?
— А шут с ней… Я дрянь, а она дрянней дряни…
— Дай сюда бутылку!
Столетов встал, устремив на Дедюхина неподвижный мерцающий взгляд. Вероятно, с таким же взглядом отбирал он наган у милиционера.
— Я покупал, а не ты… — начал было Дедюхин, но, взглянув на его лицо, покорно протянул бутылку.
Столетов взял ее за горлышко и запустил вдаль. Она ударилась о бетонный забор и разбилась на мелкие осколки.
Дедюхин крякнул.
— Куда она пошла? — спросил Столетов.
— Кто?
— Людмила.
— Туда куда-то, — неопределенно махнул рукой Дедюхин. — Ночь, а душно… — Он расстегнул во́рот и снова опустился на скамейку, — жара… И кукурузе худо и человеку.
8
Луна была на ущербе. Темный лес стоял неподвижно. Людмила Сергеевна шла проселком, надеясь встретить попутную машину. Это были ее родные места. Километрах в тридцати отсюда, в Воскресенском, она родилась. Но ни радости, ни умиления не было в ее душе. После того как девчонкой по глупости связалась с учителем и его арестовали, не любила она вспоминать Воскресенское. Здесь жизнь ее пошла под откос. Здесь она вызывающе вела себя у следователя, здесь ее уволили из школы. Ей пришлось уехать за тридевять земель. С трудом она устроилась работать в Казахстане, но и там ее обвинили, что она скрыла связь с врагом народа, исключили из комсомола и уволили.
К тому времени беременность ее стала заметна, и ее никуда не принимали. На нее напала апатия. Она вся окоченела. Если бы не дочь, она бы пропала. Но как только родилась Светланка, Людмилу Сергеевну словно подменили. У нее появилась изворотливость, наглость и удивительная, звериная цепкость. Ей удалось даже, как она любила говорить, «упорядочить свою личную жизнь» — выйти замуж за актера-манипулятора, и дочь стала носить звучную фамилию — Задунайская. Муж любил Людмилу Сергеевну, ревновал, рыдал, просил прощения, но перед самой войной ему стало известно, что Светлана — плод связи Людмилы Сергеевны с репрессированным, и влюбленный манипулятор сбежал торопливо и позорно, позабыв даже лакированный ящик, в котором зайцы превращались в голубей.
Так в начале войны Людмила Сергеевна осталась с четырехлетней дочерью совершенно одинокая, без денег и без работы. Каким-то чудом ей удалось устроиться в военторговскую столовую. Там она подружилась с штабным парикмахером, которому сообщила под страшным секретом, что отец Светланы — известный в то время генерал. Парикмахер был толстый и гордый. Он тоже любил Людмилу Сергеевну, кормил ее офицерским пайком, но хвастал приятелям не тем, что победил ее сердце, а тем, что у нее дочь от генерала. Он сильно выпивал и, опохмелившись, приказывал Людмиле Сергеевне массировать ему затылок. В конце войны к нему нагрянула законная жена, и Людмиле Сергеевне пришлось уходить…
Когда жизнь прижала ее к стенке окончательно, она вспомнила про массаж. Она устроилась работать в привокзальную парикмахерскую и пошла в гору. К ней стали записываться на очередь. Теперь она живет в областном центре, ездит в трамваях и троллейбусах, работает в салоне и ее знает весь город. Ее добиваются, а некоторые клиенты — культурные, эрудированные дамы — ходят к ней на дом.
Когда Светлана кончила сельскохозяйственный техникум, мать посоветовала ей отрабатывать срок в Воскресенском районе, где сама не была уже лет двадцать. Впрочем, Людмила Сергеевна предчувствовала, что ничего путного из работы дочери не получится. Так и оказалось. Светлана писала: глушь, бескультурье, председатель ненормальный, из арестантов. В довершение всего вчера пришла непонятная телеграмма: «Правление колхоза „Заря“ просит срочно прибыть по поводу дочери».
Вот она и прибыла.
Людмила Сергеевна шла и шла, а машин не было. Ей стало казаться, что она заплуталась, но тут встретился сухонький старичок с фонарем и котомкой и объяснил, как идти. Старичок был колхозником и даже членом ревизионной комиссии колхоза «Прогресс». Колхоз крепкий, выполняет все обязательства и с прошлого года начал давать деньги на трудодни. А приходил старичок к московскому скорому поезду. Племяш его проживает в Москве и работает проводником в мягком вагоне. Проезжая «Елочки», племяш на ходу скидывает на свет фонаря сумку с белыми булками. Вот по какому вопросу дедушка приходил на железную дорогу.
Людмиле Сергеевне было приятно, что старичок признал в ней городскую и разговаривал уважительно. Он сказал, что автобусов тут сроду не было, да и пустить их навряд ли возможно, поскольку в сырое время по здешним суглинистым проселкам и пеший не пройдет, не то что автобус.
Лучше всего добраться до развилки, с версту отсюда, за березовым колком, и подождать эмтээсовскую летучку. Если, конечно, гражданка не поскупится на пол-литра, летучка подбросит хоть не до «Зари», а в ту сторону.
Людмила Сергеевна поблагодарила и собралась идти. Старичок спросил, есть ли у нее спички. Бывает, ночами тут волчиха бегает. А спичку запалишь, она уйдет.
— Я, дедушка, людей не боюсь, не то что волков, — сказала Людмила Сергеевна и пошла березовой рощицей. Тонкие стволы белели в темноте. Тогда, в ее девичьи годы, здесь росли такие же молоденькие березки, и кора у них была тонкая, пачкала, как мелок.
Что-то далекое, забытое тронуло сердце Людмилы Сергеевны. Она остановилась и погладила березку.
Примерно через полчаса ей удалось поймать машину. Это была действительно эмтээсовская летучка. Людмилу Сергеевну провезли двенадцать километров и высадили в пустынном ночном поле. До деревни, где жила дочь, было еще километров девять. Людмила Сергеевна пошла пешком, ужасно устала и решила заночевать в деревне Поповке у колхозников второй бригады. Шел первый час ночи, когда она постучала в окно крайней избы.
9
Столетов лег сразу, как пришел. Даже не поужинал. Обыкновенно он засыпал, как только касался подушки. Но сегодня он был так встревожен, что не пытался закрыть глаза.
Если Люда приехала, она давно бы должна быть здесь.
Со станции на машине час ходу. Положим, машину искала час, ну два от силы… Значит, часов в десять, наверное, должна быть в деревне. Но за окнами черная ночь, двенадцатый час, тишина, и свадьба угомонилась, а никого нет.
Несколько раз ему слышались то стук, то шаги легких туфелек. Он приподнимал голову, вслушивался и понимал: кобелек чешется на крылечке, и больше ничего.
Может, Дедюхин по своей застарелой привычке неуклюже разыграл его, вспомнил про Людку «в порядке шутки»? Непохоже. Сегодня ему было не до шуток. Может, обознался? Тоже сомнительно. Судя по всему, он разговаривал с Людой несколько минут, а память у него цепкая.
Скорее всего Люда действительно приехала, но приехала по своим делам, не подозревая, что Захар живет здесь, рядом, невредимый и с паспортом. Тогда любая случайная фраза наведет ее на его след — Столетова знает чуть не весь район, — она бросится к нему, и ее можно ждать в любую минуту, и сегодня, и завтра… А может, и не бросится… Больно он ей нужен. Конечно, она замужем. Таким, как Людка, соломенное вдовство не идет…
