Борис Виан - А потом всех уродов убрать!
Он почесывает голову.
– Ладно, я иду.
Он выходит из такси и открывает дверцу той машины. Это серый крайслер. По счастью, шина действительно слабовата. Он возвращается, я сижу, затаив дыхание. В этот момент Гари выходит из парадной и садится в такси, а тот, другой, выходит из машины.
Боже праведный… это он. Я забиваюсь в самый угол из боязни, что он меня узнает, и говорю таксисту.
– Поехали, отвезите нас. – я сам не знаю куда и говорю первое, что приходит на ум, – на Голливудский бульвар.
Шофер и в ус не дует и трогает с места.
– Посмотри же номер… – говорю я Гари, пихнув его локтем. Он оборачивается, смотрит назад и что-то записывает в книжку.
– Это был он, – говорю я.
– Хорошо, – только-то и отвечает Гари и затем обращается к шоферу:
– Скажите-ка, приятель, вы знаете, где находится «Бюро пропавших без вести»? Тогда отвезите нас туда и как можно быстрее.
Малый жмет на газ, протискивается сквозь ряд машин, словно крыса в нору, и вот мы уже здесь, второй раз за утро.
Я начинаю припоминать, что не спал всю ночь. Но Гари свеж, как только что снесенное яичко, и его галстук-бабочка трепыхается как никогда.
Мы выходим из такси, и я даю шоферу двадцать долларов. Он и не рассчитывает на большее, но после всего ему не так уж необходимо знать, что он рисковал шкурой.
– Знаешь, – говорит мне Гари, пока мы поднимаемся на десятый этаж, – похоже, эти типы – изрядные смельчаки. Вся полиция Лос-Анджелеса сидит у них на хвосте, а они продолжают циркулировать по городу как ни в чем не бывало.
– Именно это и заставляет меня думать о двух разных бандах, – продолжает Гари. – Одним и тем же не хватило бы скорости провернуть все эти операции в одно утро.
– Как бы то ни было, – говорю я угрюмо, – представляю, в каком состоянии я обнаружу свои пожитки.
– В некотором беспорядке, пожалуй, – ухмыляется каналья Гари.
Я прохожу за ним в Бюро. Преклонных лет мужчина в форме рассматривает досье.
– Здравствуй, Мак, – говорит Гари.
– Здравствуй, Килиан, – отвечает тот. – Чем могу быть полезен?
– Я хотел бы посмотреть фотографии девиц, которые исчезли из Лос-Анджелеса и окрестностей за последнее время, – говорит Гари.
IX. Женщины убегают
Мак поднимается и вытаскивает верхний ящик картотеки.
– Вот, до прошлой недели, – говорит он. – Но с тех пор нет ничего интересного. Посмотрите сами, они стоят по порядку. Есть также другая классификация, по алфавиту, если желаете.
– Нет, это то, что нужно, – отвечает Гари. – Иди-ка сюда, Рок.
Мы внимательно просматриваем шесть первых фотографий. На седьмой я сжимаю Гари за локоть.
– Послушай, – говорю я, – очень уж быстро ты это делаешь. Пожалей меня, а то при таком темпе я сойду с ума раньше, чем у меня вырастут зубы мудрости.
Так как девица, мило улыбающаяся с фотографии, вне всяких споров – та самая красотка, что предлагала мне не совсем приличные вещи сегодня ночью.
Да, это она, у меня нет и тени сомнения. Я узнал ее белокурые волосы, хорошо очерченные губы, прямой тонкий нос, большие голубые глаза. Я знаю, что они голубые, потому что видел их так же близко, как сейчас – глаза Гари, которые вопросительно смотрят на меня.
– Это она, – говорю я ему просто.
– Да, старина, тяжелый ты человек, – отвечает он, ничуть не удивившись и восхищенно глядя на смазливое личико этой первоклассной красотки.
– Кто она? – спрашиваю я. Он поворачивает фото и читает:
– Беренис Хэйвен, 19 лет. Исчезла шесть дней назад.
– Ее родители полагают, что она сбежала, – объясняет нам сотрудник бюро. – Она пошла на танцы и не вернулась. У нас есть еще одна, пропавшая на этой неделе при точно таких же обстоятельствах, – он указывает на четвертую фотографию в стопке.
– Цинтия Спотлайт, дочь коммодора[1] У. Спотлайта. Тоже прехорошенькая. Пошла встретиться с друзьями в ночной бар.
– Но ведь газеты, – говорю я, – не упоминали ни о той, ни о другой, тогда как вот фотографии Филлис Барни и Лесли Дэниел, о которых писали в местных ведомостях. Как же так?
– Это сделано нарочно, по просьбе родителей. Можешь быть уверен, что мистер Хэйвен и коммодор Спотлайт – люди весьма состоятельные и заплатили крупную сумму, чтобы избежать скандала.
– Но ведь это глупо, – возражаю я. – А если их похитили?
– В любом случае полиция их разыскивает, – отвечает мне чиновник бюро.
Я жду, пока Гари записывает еще какие-то сведения, и мы выходим.
– Понимаешь, – говорит Гари, – для родителей опасно кричать на каждом шагу, что их дочери сбежали, если они рассчитывают найти им партию в приличном обществе.
– Хорошо, – говорю я. – Что мы будем делать теперь? Не лучше ли было выследить того гнусного негодяя, который заставил меня курить отравленное сено?
– Этого только не хватало! – говорит Гари. – Если ты мечтаешь очутиться в канаве с полным ртом одуванчиков, именно так и следует поступить. Нет, старик, я не собираюсь разыгрывать из себя детектива таким образом. А сейчас иди-ка пообедай, ты, должно быть, голоден. А затем мы встретимся в два часа у меня в бюро, в «Колл». Я же постараюсь узнать, кому принадлежит машина.
– Номер, конечно же, поддельный, – говорю я.
– Не думаю, – отвечает Гари. – Они совершают слишком много глупостей, чтобы подделывать номера на всех машинах. Есть куда более надежный способ водить полицию за нос.
– Какой?
– Иметь настоящие номера и быть важным господином, – говорит он. – Будь спокоен. Информация, которую мы понемногу выудим отовсюду, выведет нас, быть может, на сенатора или даже губернатора, но явно не на какого-нибудь мистера Смита или Брауна.
– Это еще нужно проверить, – парирую я. – У меня лично впечатление, что лучше было бы поехать за ними.
– Не бойся, – говорит Гари. – Даже если я ошибаюсь, мы еще будем с ними встречаться, и гораздо чаще, чем нам бы хотелось… Не забывай одну простую вещь.
– Какую? – спрашиваю я.
– Фотографии-то в наших руках!
Боже мой, он прав, чудовище. Я чувствую, как у меня холодеет спина.
– Что мне с ними делать? – спрашиваю я.
– Положи их в двойной конверт и отправь по адресу, который я тебе дам.
Он что-то царапает в записной книжке, вырывает листок и протягивает мне.
– Но главное… – продолжает он, – не ходи домой. Пообедай где хочешь Пока, Рок.
– Будь здоров, – отвечаю я.
Я знаю, что я сейчас сделаю. Я беру такси. Я еду за своей машиной, которая стоит в целости и сохранности. Я забираюсь в нее и мчусь к Дугласу Тфраку. По дороге останавливаюсь у почты, отправляю письмо и затем вхожу к нему. Час дня.
Он преспокойно дрыхнет.
X. Я много флиртую
Если вы никогда не были у Дугласа, то вы и представления не имеете, что такое беспорядок. Он живет в отеле на площади Пуансеттиа, на примерно одинаковом расстоянии от всех студий Голливуда, что позволяет ему очень поздно вставать и тратить минимум времени на писанину своих идиотских статей. Пуансеттиа – это между клубом «Уилшир» и стадионом «Гилмор» – уголок ничем не беспокойнее остальной части этого чертова города. Добраться сюда вы можете, если свернете со 2-й улицы на бульвар Беверли. Что же до Дугласа, то я застаю его в постели. Он лежит, скорчившись в три погибели, при этом его рука зажата между правой щиколоткой и левым коленом, что, видимо, навевает весьма впечатляющие сны. На улице невероятно жарко, и, несмотря на открытое настежь окно, трудно представить, что поблизости океан.
Полагая, что Дуглас уже достаточно выспался, я иду в ванну и набираю стакан воды. Поскольку я человек беззлобный, ограничиваюсь водой из-под крана, а не из холодильника; затем я возвращаюсь, чтобы вылить эту воду ему на голову, ничуть не сомневаясь в правильности своего поступка. Он делает чудовищную гримасу и просыпается, производя невероятно много шума.
– В этом виски слишком много воды, – бормочет он и наконец замечает меня. – Ах, это ты, грязная скотина!
– Почему ты на меня сердишься, Дуглас? – спрашиваю я – Я ведь мог вылить тебе все это в другое место, пониже.
– Бесполезно, – бормочет он. – Ты можешь мне поверить, я испробовал все, в том числе и холодную воду. Который час?
– Я приглашаю тебя позавтракать, – говорю я.
– Хорошо. – хрипит он. – Я бы съел бифштекс с луком и яблочный пирог.
Хочу вам признаться, зачем я пришел к Дугласу. Может быть, вы уже догадались.
– Послушай-ка, – говорю я небрежно, – нам вдвоем пожалуй что будет скучно. Что, если ты звякнешь Санди Лав?
Он смотрит на меня.
– За кого ты меня принимаешь? – говорит он. – За торговца человеческой плотью? Я не позволю этому невиннейшему созданию служить твоим развратным инстинктам.
Тем не менее он берет аппарат и набирает номер; четверть часа спустя мы все трое встречаемся в просторном кафе.
Дуглас ест свой бифштекс, а я обращаюсь к яичнице – чувство у меня такое, будто я не принимал пищи уже года полтора.
