Оливия Стилл - Не судьба
Однажды ночью мне приснился сон, как будто я в Круглово, и почему–то стою и мою посуду. Вдруг вбегает мать и говорит мне, что какой–то парень просил мне передать, что ждёт меня возле автобусной остановки. Я поняла, что это ни кто иной, как Рома, и кровь остановилась у меня в жилах от радости. Я запаниковала, бросила посуду и вытряхнула из чемодана всё своё барахло, мучительно соображая, что бы такое надеть. Меня всю колбасило от возбуждения, и в то же время я боялась поверить в реальность происходящего. Я знала, что это всего лишь сон, и страшно боялась проснуться или опоздать и прийти на остановку, когда его там уже не будет.
Я помчалась к остановке и увидела, что там образовалось большое летнее кафе, играет музыка, а за столиками сидит вся кругловская молодёжь, пьёт коктейли и развлекается. И вдруг вижу — Ромка стоит в стороне, весь грустный такой, подавленный, без мотоцикла.
— Что случилось? — подбежав к нему, воскликнула я. — Где твой мотоцикл? Почему ты такой грустный и не развлекаешься вместе со всеми?
— Мне плохо, — тихо сказал он, закрыл глаза и прислонился к стене, — Очень плохо…
— А мне с тобой хорошо! — сказала я и рассмеялась. Мне действительно с ним было так хорошо, как ни с кем другим.
— Уйдём отсюда, — произнёс он, и мы, взявшись за руки, пошли по шоссе.
Но не тут–то было! Девушки, сидевшие за столиками, заволновались, вскочили и пустились за нами вдогонку. Длинные волосы их развевались по ветру как у русалок, накрашенные глаза горели зловещим огнём, а острые когти пытались вцепиться в меня и разорвать в клочья.
— Отцепись от него, отцепись! — шумели они, — Отцепись, или мы разорвём тебя в клочки!!!
Я поняла, что они хотят отобрать у меня Рому, но ещё крепче сжала его руку и стремглав полетела вперёд, не разбирая дороги. И тут оказалось, что бежим мы с ним уже не по шоссе, а по какому–то тёмному тоннелю. И чем дальше мы бежим, тем уже становится тоннель, и я уже чувствую, что здесь мы не пролезем…
Но тут произошло чудо: мы вырвались из тоннеля и опять побежали по улице. Снег хрустел у нас под ногами, мы проваливались в сугробы, задыхались от усталости, а кругом темень, дороги не разобрать… И вдруг мы с разбегу налетели на стену. Сработала сигнализация, загудели сирены, и нас начали окружать менты. Бежать дальше было некуда: кольцо ментов и разъярённых девушек стремительно приближалось к нам.
И тут произошло ещё одно чудо. Мы с Ромкой вдруг оторвались от земли и стали медленно–медленно подниматься в небо, усыпанное звёздами. Толпа внизу загудела, зашумела, заволновалась, стала протягивать к нам свои когтистые лапы, но достать они нас не могли. А мы, взявшись за руки, поднимались всё выше и выше над безумной, разъярённой толпой… А они махали мне руками и орали:
— Вернись! Вернись! Спустись! Проснись! Проснись! В школу пора! Да вставай же!
И тут кто–то схватил меня за ноги и потянул вниз. Потом меня кто–то затряс…
— Ну ты будешь вставать или нет? — заорала мать, — Уже восемь часов!
Я открыла глаза и увидела вместо звёздного неба свою тесную комнату с задрипанной мебелью и дешёвыми обоями в цветочек. И впервые в жизни мой дом стал мне так противен.
— Отстань, мне к третьему уроку! — пробормотала я и уткнулась лицом в подушку.
Наступили летние каникулы, но и от них мне было не много радости. Лето в тот год было особенно тяжёлым и удушливым, главным образом потому, что это было первое лето, которое я была вынуждена проводить в городе. От жары и духоты даже асфальт плавился; некуда было деваться.
Между тем, сон про Рому не выходил у меня из головы. «Я должна непременно ехать к нему в Круглово! — вновь и вновь думала я, — Но как?..»
Наконец, после долгих размышлений способ нашёлся. Как–то утром, ещё раз всё продумав и мысленно прорепетировав, я подошла к маме и, стараясь унять внутреннюю дрожь и скрыть волнение, как можно более небрежным тоном произнесла:
— Мам, ты знаешь, меня тут подружка Надя приглашает погостить у них на даче пару дней. Отпустишь?
— Конечно, поезжай! — мигом согласилась мать, — Что ты тут в городе, в духоте делать будешь? К тому же, к нам сегодня придут рабочие стеклить балкон, поэтому тебе здесь и делать нечего.
Получив с такой лёгкостью разрешение и даже денег на дорогу, я оделась как метеор и, подхватив сумочку, стремглав полетела на вокзал.
На платформе Выхино была обычная субботняя толчея. Люди, разгорячённые жарой и спешкой, сновали туда–сюда как муравьи при пожаре. Еле–еле отстояв длиннющую очередь в кассу и чуть не блеванув от дымного угара и вони загаженной платформы, я пошла поискать, нет ли где скамейки на открытом воздухе. Но все скамьи, как назло, были заняты, и мне не оставалось ничего другого, как притулиться на корточках где–нибудь у фонарного столба.
— Электропоезд до Егорьевска отправится от третьего пути! — объявили по репродуктору.
Я поспешно вскочила.
— Не подскажете, это третий путь? Скажите, пожалуйста, как мне пройти к третьему пути? — суетливо путаясь у всех под ногами, спрашивала я.
— Да третий, третий! — пробегая мимо меня с баулами, ответил мужик.
— Спасибо.
Я осталась на платформе, по детской привычке высматривая вдали приближающуюся электричку. Но странным образом её почему–то не было видно. Я кинула взор на соседний путь — там уже стояла электричка с надписью «Егорьевск».
Я со всех ног ринулась туда, хотя было уже поздно, и я знала, что при любом раскладе я на неё уже не успею.
— И–и–ы-ы–ы–ы!!! — завопила я, щипая себя за щёки.
Опять всё рухнуло. В очередной раз. Жалко было и пропавших денег на билет, и этого, в сущности, глупого прокола с электричкой. Единственный раз за целый год выпал шанс наконец–то поехать к Роме — так нет, вот тебе, получи!
— Ну что так убиваться–то? Не уехала на этой электричке — уедешь на другой, — утешала меня какая–то пожилая тётка в очках, — Через час пойдёт Куровская, на ней и уедешь…
Целый час! Это было невыносимо. Но делать было нечего, и я снова обречённо села на корточки у фонарного столба.
Медленно, мучительно, медленно ползло время.
Солнце пекло в мою голову, но встать и перейти в тень мне было лень. От тупой безысходности я впала в какое–то состояние анабиоза. Час ожидания истекал минутами. Мне порой казалось, что даже стрелки на часах застыли. Казалось, все силы природные встали на дыбы, чтобы только помешать мне доехать до Ромы и вновь сблизиться с ним.
Наконец, час истёк. Но… Но.
Голос из репродуктора бесстрастно прогремел над платформой:
— По техническим причинам электропоезд до станции Куровское на 12:10 отменён! Повторяю: электропоезд до станции Куровское на 12:10 отменён.
В толпе ожидающих прошёл глухой гул возмущения. А для меня это было уже чересчур.
Забыв обо всём на свете, наплевав на толпу, я вскочила и, обливаясь слезами, воя и матерясь, грозя кулаками кому–то снизу вверх, заорала:
— Слышь, ты, кто ты там есть?! Ты, грёбанная сволочь, прекрати мне тут палки в колёса совать!!! Слышишь?! Я всё равно приеду в Круглово и найду Рому!! Чего бы мне это ни стоило, я найду его и встречусь с ним!!! И ты, проклятая судьба–индейка, ничего мне не сделаешь!!!!!!!!
А солнце в небе безжалостно палило на платформу, как будто издеваясь и смеясь надо мной и над всеми нами.
Дополнительный электропоезд взамен отменённого подали только через полтора часа. И тотчас же толпа ошалевших от ожидания, жары и спешки людей валом ломанулась в вагоны. В тамбуре была такая давка, что меня сшибли с ног. Кто–то очень тяжёлый прошёлся по моей спине и протащил свою тележку, но кричать уже не было сил. Лишь когда суматоха потихоньку улеглась, я кое–как оправилась и протиснулась из тамбура в битком набитый вагон.
Все места, естественно, были заняты; к тому же в вагоне от множества грязных, потных, распаренных тел стоял такой смрад и духота, что мне стало дурно. Тошнота подкатывала к горлу, в глазах темнело, но я упорно стояла и, сцепив зубы, старалась не упасть.
«Я должна перенести это… Потом будет хорошо… — думала я, вспоминая свой сон про Рому, — Может быть, ему ещё хуже, чем мне… Я должна во что бы то ни стало доехать до него…»
Темнота в глазах потихоньку рассеялась, и увидела, что сижу на скамье возле окна, а какая–то женщина суёт мне под язык валидол.
Кое–как доехав до станции Ильинский Погост, я слезла с электрички и нетерпеливо оглянулась по сторонам. До Круглово предстояло ещё чапать пешком по жаре целый час; сначала прямо по шоссе до Сенькино, потом налево через деревню, а потом опять налево — и до Круглово…
«Ну и нафига я буду делать такой крюк? — внезапно пришло мне в голову, — Не лучше ли прямо отсюда свернуть налево и, срезав путь, так и пойти прямиком до Круглово? Это будет гораздо быстрее».
