Артур Чёрный - Мир всем вам
Но мы слишком поздно увидели это. Тогда, когда уже сами стали детьми войны, ее продолжением, ее жертвой. Когда она так переменила, так изуродовала наши души…
…На вокзалах бесконечных городов мы молча прощались друг с другом, не обещая писем, не ожидания встреч. Мы знали, что прощаемся уже навсегда.
Сейчас всё осталось позади: вокзалы и поезда, скупые на слезы расставания, прожитые вчера беды, испытанные ими товарищи. Все ушло и провалилось в прошлое. Но что-то осталось, что-то давило на сердце, мешало собраться с мыслями, привыкнуть к новой жизни.
Я давно вернулся оттуда, а ночь продолжала поднимать меня по тревоге. Я просыпался в своей постели оттого, что чувствовал их. Боевики приходили к дверям моей квартиры и до самого рассвета таились на лестничной площадке. Они всегда являлись в самый поздний час, надеясь застать меня спящим. А я напрасно шарил руками под кроватью, ища пулемет. Его не было там. Мама, которая не знала, что происходит здесь по ночам, куда-то убирала его за ненадобностью днем. А я из страха не зажигал свет. Но какая тишина стояла за дверью! Сколько же выдержки и терпения было в моих убийцах!
Если не приходили боевики, то по ночам снились горы. Они звали к себе, звали обратно, манили чем-то зловещим и коварным. Горы обещали открыть мне какую-то тайну, сокрытую от других. Душа все еще жила там.
…Злые духи гор, они так часто посещали меня по ночам, так легко проникали в мою комнату.
Вековая тьма встанет за окном.
Черная тоска постучится в дом.
Что не спится? Страх не унять в груди.
Снова ночь в горах на земле войны.
Запах гари вновь воздух полонит.
Не волнуйся, кровь, — то костёр горит.
Срикошетив вниз, трассера прошли, -
Сигаретных искр падают огни.
Отнимая сон, батарея бьет, -
То последний гром по земле идёт.
Вой сигнальных мин на дворе стоит —
То, собака, сын, по луне грустит.
Успокойся, брат, ляг и крепко спи.
И войны набат по ночам не жди.
Полночь сны ведет. Попроси ее,
Пусть она уймет прошлое твое.
…Что пришла, ответь? Ночь твоя прошла.
Обознайся смерть. Кончилась война.
Приходил день, но не делалось легче. Я покидал дом, до темна бродил по улицам, и не знал, куда бежать от самого себя. Каким тесным сделался для меня родной город! Наверное, мне нужно было уехать отсюда, от тех улиц и парков, где меня постоянно настигали воспоминания. Уехать далеко и надолго.
…Иногда мне хотелось покинуть мирную жизнь и вернуться обратно. Вернуться любой ценой. Почему? Не знаю. Нужно было как-то отвязаться от сновидений прошлого, куда-то пропасть из этого города, поменять этот день на какой-то другой. Но куда было бежать, когда и в другом краю меня поджидал мир?!
Я не знаю, что произошло, но однажды я не выдержал тишины. Я понял, что обязательно должен вернуться. Та беда, что осталась давно позади, вдруг потянула меня обратно. За окном стоял мир, а мое сердце требовало огня. Я давно отслужил, а, словно ненормальный, не снимал с себя камуфляж. Мои ровесники гуляли по дискотекам, а я осаждал кабинеты военкомата. Я перестал понимать, как вообще еще живу без войны? И почему мне никто не рассказал раньше, какое это счастье — ходить по дорогам смерти!
Война стала для меня работой. Мне так полюбилось свирепое это ремесло. Я жил в ней, как и тысячи таких, как я. И мы возвращались туда снова и снова. Возвращались не из-за денег, не из-за льгот, не из патриотизма, а потому, что уже не могли без войны. Она так часто убивала нас, калечила, рушила наши семьи, но мы, потеряв смысл этой жизни, сознательно шли на смерть. Там было так просто, в том мире войны, там не было лжи, не было подлости, там было только черное и белое…
Кровавая наша работа все чаще звала к себе. А у нас не было сил не откликнуться на этот зов.
Вы слышите?.. Они снова плачут, снова зовут нас, белые горы Кавказа!
Не надейтесь на слух. Их способно услышать лишь сердце. Седлайте коней, друзья! Нам нужно закончить этот поход.
Мир Вам, кто остается! Мир Вам Всем, кто ни разу не садился в седло!
II. МИР ВСЕМ ВАМ — 2
Я ЗАПИСАЛСЯ ДОБРОВОЛЬЦЕМ!
Сегодняшний день:
…Этот плакат времен гражданской войны висел на дверях моего военкомата в сентябре 2000-го. Тот самый голос из прошлого: "Ты записался добровольцем?" Он был такого же кровавого цвета, но, вместо красноармейца, с тебя тыкал пальцем суровый мужик в камуфляже. Я не помню, что именно там было написано, кроме нескольких первых слов: "Ты хочешь покончить с бандитизмом и терроризмом на Северном Кавказе?!." Дальше шло что-то еще, а в завершении были указаны цены на жизнь и на смерть. Кажется, каждый день жизни стоил около одной тысячи, а единственный день смерти около ста пятидесяти — двухсот.
Впрочем, бездарная эта пародия висела тогда по всему городу: на остановках, на столбах, на домах. Военкомату не хватало людей, и он не скупился на обещания. Вряд ли кто-то действительно верил в эти зажигательные призывы "Покончить!" Их читали с улыбкой, с иронией, с огорчением или с озлоблением. И все-таки она действовала, дешевая эта листовка, эта заманчивая приманка на кладбище. Люди смотрели на деньги. Только что окончились нищие девяностые, и никто не знал, что принесет завтрашний день. Люди думали хоть немного заработать в карман, пока государство дает этот шанс. Никто и не помышлял ни о какой идее. Ног бы с голоду не протянуть…
Но какая незримая сила была в старом этом плакате! Сколько же поколений поднял он в ружье и отправил на добровольную смерть!
Этот переряженный красноармеец не выходил у меня из головы. Нет, я не верил тому, что он говорил, я не считал денег, которые он предлагал. Но этот маньяк войны рассказал мне, что существует дорога в прошлое. Дорога в прошлое!!! Что, оказывается, в него можно вернуться, если станет плохо в настоящем. Это от него я узнал, на какой порог надо ступить, чтобы повернулось вспять время.
Без войны я прожил только три дня. На четвертое, после своего возвращения утро, я уже ломился в двери военкомата. Уже собирался в новый поход.
Меня пожалели и выгнали оттуда. Отправили подальше и велели прочистить мозги. У меня обещали отобрать военный билет и все рассказать родителям. А я приходил туда снова и снова, врал, сочинял всякую ересь и соображал, как подделать несуществующую в паспорте прописку.
…Когда все было уже готово, когда оставалось только сесть в поезд, меня внезапно настиг страх. Он был так силен, что, в прямом смысле слова, меня трясло несколько дней. Я пытался успокоить себя тем, что боятся и другие, кто собирался туда со мной, но вот напрасно пытался отыскать этот страх в них, напрасно напрягал глаза. Они ехали впервые и редко, что испытывали, кроме беспокойства и любопытства. А я знал, КУДА еду! Я снова вспомнил, что там вовсе не пир и не мир! Что там, как и прежде, нечего пить, кроме слез, негде согреться, кроме, как на пожарах, и не уехать оттуда досрочно, кроме, как в собственном гробу. Я вспомнил, что там вечно пасется смерть…
И страх чуть было не пересилил меня. Наверно, я бы с радостью пошел у него на поводу и отказался от безумного своего замысла. Да, так бы и случилось. Но вот еще раньше, я не удержал языка и рассказал друзьям о своем походе. Они качали головами, крутили у виска пальцем, но говорили всегда одно: "Ты не поедешь. Ты врешь нам".
Они мне не верили! Они думали, у меня не хватит духа еще раз пройти по этой дороге! "Это не беда, — думал я, — что не верят. Беда будет тогда, когда я передумаю сам. Когда все скажут мне только одно: трус". При последней версии, у меня начинала закипать кровь. Сам обвинив себя в трусости, я уже давал в душе, обязательные к исполнению и одна безумней другой, страшные клятвы: нарезать ушей с вражеских голов и бросить их в ноги сомневающимся; не возвращаться с войны до тех пор, пока не зазвенит на груди золотая Звезда Героя; приволочь с рейда за черные их бороды одноногого Шамиля или беспалого Хаттаба; или же, на худой конец, героически погибнуть в лихом налете на окопы врага…
Оказалось верно, что человек властен над своими чувствами, как бы ни были они сильны. Той осенью високосного года я пережил самый большой ужас, который когда-либо вторгался в мою жизнь. Никогда от самого рождения мне не было так страшно, как тогда.
Я вышел победителем из этого поединка. Той осенью я навсегда вылечился от страха за свое будущее. Он потерял дорогу к моему сердцу. Я уже давно ничего не боюсь. Ни жизни, ни смерти.
Осень високосного года… Я так молился на золотые ее листопады, так мечтал излечить ею рак своей души… Она ничего не принесла, кроме черной тоски. Ничего, кроме горького одиночества и страшных разочарований. Она так легко разрушила воздушные мои замки, так быстро потопила большие корабли прежних моих надежд…
Ничего не сбылось.
