Александр Коротенко - Трепанация

– Не ругайтесь, пожалуйста, – попросил батюшка.

– Не буду. Но когда узнаете все, сами поймете, какая она сука.

– Не ругайтесь, пожалуйста, – терпеливо повторил отец Феодосий.

– Не буду, не буду. Короче, она стала ходить к этому старику соседу, когда Федька был в поле. И все такое. Короче, забеременела. А Федька – нормальный мужик, думает, его дитя будет. А старик, как я говорил, рыжий был. Один такой в деревне. Ну, так родила она, значит. А пацан рыжий-рыжий, аж красный весь. Ну, деревня заговорила, ясен пень, что, видать, сука эта, извиняюсь, блядь такая, от старика родила, стерва, извиняюсь. Сказал я Федьке, и он по пьяни прижал свою дуру, та и рассказала, что, мол, ходила приласкать старика, чтобы тот дом ей отписал и участок земли. Он, типа, одинокий. Да не рассчитала и залетела. И вообще, не для себя старалась, а чтобы им с Федькой все досталось. Ну, в общем, увидел я все, когда он за нею гонялся по двору с дрыном. Думаю, убьет, мать ее. Вступился. Так он мне по хребтине, а потом по башке как даст, козел безродный. Прости меня господи. Ну и что мне теперь делать, батюшка? Он же мне кум. В милицию вроде неприлично. И так оставлять тоже не хочется. Что скажете, отец?

– Что тут скажешь? – как-то обреченно проговорил священник, сидящий на кровати и все это время слушавший с опущенной головой. – Поступайте, как совесть велит, храни вас Господь.

– А вы что думаете? – обратился Игнат к Ивану. – Заявить мне в милицию?

И тут же добавил:

– А, так вы все пропустили. Я расскажу еще раз.

– Нет, нет, я все понял, – спохватился Иван. – Тут надо подумать, – отвертелся он от прямого ответа.

– Ладно, пойду покурю.

Игнат вышел из палаты.

– Вот вам и жизнь во всех ее проявлениях, – засмеялся священник. – Вы, наверное, редко сталкивались с такими людьми?

– Редко. Очень редко.

– А жаль. Это народ, и ему предстоит еще пройти юность и повзрослеть. Гордыня часто мешает увидеть естество человеческого бытия. Люди все больше живут в своих норках и коробочках, боясь выйти из них на волю и нарушить привычный ход рутинной жизни. – Он перекрестился, пробормотав что-то про себя.

– Но ведь человечество должно как-то развиваться?

– А вы полагаете, оно развивается? Оно движется в неизвестном направлении. Так уж случилось.

– Но разве не этого хотелось Богу?

Отец Феодосий посмотрел Ивану в глаза.

– Кто знает. На все Его воля. Может быть, это один большой урок, который люди должны усвоить.

– Что-то Россия медленно усваивает такие уроки.

– Это на наш, земной, взгляд медленно… У людей, у общества, как вы говорите, была внутренняя потребность перенести тяготы и испытания, что с нами случились. Вы считаете, наверное, что Ленин, Сталин или коммунистический режим были виноваты в том, что с Россией произошло. А мне думается, народ сам хотел быть истерзанным и униженным. Людское сознание должно было эти муки перенести для чего-то. Иначе оно бы сопротивлялось и не допустило тех беззаконий, что творились. Значит, общество нуждалось в крестном пути. На все воля Господа.

– Довольно безжалостно по отношению к конкретному человеку.

– Как сказано в Книге Иова, которую я вам читал, человек рождается на страдание, как искры в костре, чтобы устремляться вверх. Господь накажет, и Господь пожалеет. – И он перекрестился.

– Что же тогда Бог и что же тогда мир?

Батюшка заулыбался.

– Не думаю, что вы готовы принять истину. Поэтому не буду стараться вам объяснить… Вот вспомнил сейчас слова Борхеса, писателя Борхеса, он писал как-то, что роза цветет безо всяких «почему».

Помолчали.

– Все мы находимся в неведении относительно замыслов Творца, и в этом, я полагаю, наше счастье. Наша свобода – суть Его творения и основание нашего незнания. Не знаю, понимаете ли вы меня…

– Я понимаю, но трудно это принять.

– А вы раскройте свое сердце и освободитесь от страха…

– А вот и я. – На пороге стоял Игнат. – Там такая сестра… – и он глубокомысленно покачал головой.

Священник тоже покачал головой – и улыбнулся так, будто говорил с ребенком, хотя на вид Игнату было около пятидесяти лет.

Игнат уселся на кровати с надеждой приобщиться к разговору.

Помолчали.

– Может, в картишки сыграем? – неуверенно спросил он.

Никто не ответил.

– А, – догадался он, – вам же нельзя, – сказал он, глядя на священника. – Ну, может, тогда ты, Иван?

Тут в палату вошли доктор с сестрой.

– Игнат, – сразу начал хирург, – это ты спрятал бутылку в туалете?

– Какую бутылку? – с искренним недоумением, покраснев, воскликнул Игнат.

– А ну встань и дыхни, – потребовал доктор.

Игнат отвернулся и молчал.

– Так что?

– Ну, немного я отпил. Было дело. Это же полезно для здоровья. Быстрее все заживет. Дезинфекция там всякая. Что такого-то?

– Еще один раз, и я выпишу тебя из больницы.

– Больного-то?

– Больного, больного.

– Как вам не стыдно такое говорить человеку с пробитой головой. А еще доктор. Вы же давали клятву Родине. Лечить всех и вылечивать.

– Ладно, ложись и спи. И тихо себя веди.

Как по команде, Игнат улегся под одеяло и отвернулся к стене.

Доктор подошел к Ивану и присел на край койки. Взял его руку, заглянул в глаза, осмотрел повязку на голове и опять посмотрел в глаза.

– Как вы себя чувствуете, Иван Иванович? Что беспокоит?

– Физически все нормально. Морально лучше. Спасибо вам за отца Феодосия. Вовремя вы меня отвлекли… – Он замолчал.

– Все будет хорошо, – с чувством произнес доктор. – Давайте, как договорились, я вам помогаю, а вы мне, и вместе у нас все получится. Звонили ваши коллеги из института. Я не разрешил пока к вам приходить. Они сказали, чтобы вы не волновались, они все устроят с похоронами.

Иван отвернул голову к стене. Или это воспоминания придавили ее к подушке?

– Крепитесь, мой друг, крепитесь. Еще звонили из прокуратуры. Им надо с вами встретиться. Я пока их отговорил, но это все равно произойдет.

Помолчали.

Доктор пожал Ивану руку и пересел к священнику, лежавшему на кровати с книжкой.

– Как у вас дела, отец Феодосий?

Священник отложил книгу и снял очки.

– С Божьей помощью, все в порядке. Когда отпустите меня? А то дела ждут…

– Пару дней понаблюдаем, и, если все будет в порядке, пойдете домой.

Он посмотрел выразительно на батюшку и кивнул слегка в сторону Ивана.

Священник так же выразительно посмотрел и мягко кивнул головой в ответ.

После обеда Игнат продолжал спать в той же позе. Священник с книгой сидел на кровати. В больничном халате он выглядел немного неестественно, поскольку его сан не мог спрятаться в такой стандартной одежде.

Иван лежал на спине, а затем повернулся на бок, к священнику.

– Отец Феодосий, так чем закончилась история про Иова?

Священник отложил книгу, опустил немного очки и посмотрел поверх очков на Ивана.

– Хорошо. Я прочту вам несколько мест, но решать вам придется самому. Знайте это. У всех у нас разная судьба, от этого и слова мы понимаем по-разному, и смысл их раскрывается неоднозначно.

«И отвечал Господь Иову из бури и сказал: Препояшь, как муж, чресла твои. Я буду спрашивать тебя, а ты объясняй Мне. Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить меня, чтобы оправдать себя? Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как Он? Укрась же себя величием и славою, облекись в блеск и великолепие; излей ярость гнева твоего, посмотри на все гордое и смири его; взгляни на всех высокомерных и унизь их, и сокруши нечестивых на местах их; зарой всех их в землю и лица их покрой тьмою.

Тогда и Я признаю, что десница твоя может спасать тебя».

Священник поглядел на Ивана.

Иван смотрел ему в глаза. Так продолжалось почти минуту. Затем отец Феодосий перелистнул страницу и продолжил:

«И отвечал Иов Господу и сказал: Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено. Кто сей, омрачающий Провидение, ничего не разумея? – Так я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал.

Выслушай, взывал я, и я буду говорить, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне.

Я слышал о Тебе слухом уха, теперь же мои глаза видят Тебя.

Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле».

Отец Феодосий снова замолчал и через минуту прочитал последнее:

«И возвратил Господь потерю Иова, когда он помолился… и дал Господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде.

После того Иов жил сто сорок лет и видел сыновей своих и сыновей сыновних до четвертого рода;

И умер Иов в старости, насыщенной днями».

Священник закрыл книгу и снял очки.

До вечера они не разговаривали.

Иван заснул. Ему снились забытые чувства. Он плакал и смеялся. Радовался и холодел от страха. Он шел по дороге, утопая по колено в пыли и переживая, что может испачкать белые туфли, надетые на голые ноги. Он пытался их разглядеть, но ноги были очень длинными, и он не мог увидеть туфли и понять, в каком они состоянии. А потом что-то рвануло его вниз с головокружительной высоты, и он проснулся.