Алексей Алёхин - Голыми глазами (сборник)

из необъятного мешка

* * *

по дорожкам

приморского парка в страусиных пальмах

брюхатые мужчины

с золотыми сверкающими гайками на волосатых пальцах

прогуливают своих юных

купленных в универмаге жен

...

1986(?)

Открытки из Румынии

Развлечение

подвальчик

набит третьесортными путешествующими

вроде меня

тут царит

старый цыган с омерзительным выражением лица

и с чудесной скрипкой

По обе стороны дороги

Желтые клетки стриженых кукурузных полей.

Маленькие вертикальные копны.

Будто расставили белые пешки по шахматной доске:

Господь Бог играет с Чаушеску.

Село под черепичными крышами.

Погода портится.

Туманные струйки вьются уже по дальним горам.

Возле деревенского дома почти голое дерево

с единственным

яблоком.

Крупно застрявшим в ветках.

Трансильвания

…та забегаловка у дороги,

где я выпил деревенского красного вина

в обществе старого одноногого пастуха.

Облокотясь на обитую жестью стойку,

мы прихлебывали из стаканчиков,

поглядывая друг на друга и любуясь в дверной проем

затуманенной кручей,

уходившей куда-то бесконечно вверх

к пасущимся облакам.

С пояса моего случайного компаньона

свисал толстый плетеный кнут —

и уползал, обвившись вокруг его деревяшки,

хвостом за порог.

Курортная музыка

дискотека

с наборным каменным полом

куда как в бассейн

вели три мраморные ступеньки —

там под водой

запятнанный текучими огоньками

он вместе с музыкой уплывал

из-под ног танцующих

и уносил их обнявшись

переменчивый ритм

то ударяющий летним тяжелым прибоем

то легкий как снегопад

сезон подошел к концу

и деревянные кресла на приморских террасах

уже пустовали

как инструменты оркестра

удалившегося на перерыв...

1986

Летнее время

В бессонную солнечную ночь заполярные города выглядят вымершими: будто кончилась жизнь на Земле.

Но в деревнях не спят.

Там я видел, как в два часа ночи кололи дрова и мальчик помогал отцу.

А с лодок ловили семгу на перегороженной туманом беззвучной реке.

...

Кольский полуостров 1980-е

Маленькая ненастоящая Европа

Ночное кафе

Автограф вывески пылает алым неоном.

Парни в кепках и длинных шарфах толпятся под козырьком.

Их подруги.

Лица залиты красной газовой краской.

Черные губы.

При таком освещении женщины кажутся

одинаково испорченными,

даже самые юные.

В глазах отражается булыжная мокрая улица.

Уходящая вверх и уходящая вниз.

Зато внутри

изящная скука копирует что-то виденное

за плохонькую валюту.

В полумраке

светящаяся подкова стойки фосфоресцирует

молочным стеклом,

освещая лишь руки и ножки бокалов.

А лица отдыхают в темноте.

И музыка льется из черных колонок толчками и сгустками.

Одна для всех, бесплатно.

Городок из табакерки

Крошечная прибалтийская столица, можно сложить в коробку, если б не башенки и шпили: мешают закрыть крышку.

Игрушечные дома из андерсеновских сказок.

Кафе, где подают в украденной у кукол посуде.

Маленькие важные человечки.

Им увеличили рост, но внутри они остались прежними. Трудно жить среди больших, неповоротливых, громоздких.

Трагедия масштаба.

А тут еще погода. Непомерно крупные капли падают с крыш на прохожих виноградинами за воротник.

Ходя среди них, все опасаешься наступить…

...

Таллин 1988

Соль и розы

Сухие, огромные херсонские розы кажутся бумажными.

Их так много повсюду торчит из земли.

Даже вдоль шоссе, уводящего к соляному порту.

Там днем и расчерченной прожекторами ночью грузят, грузят в отверстые трюмы серо-желтые горы, просыпая в железные пальцы.

На другом конце города в этот час все гремит танцверанда.

Под музыку вращается плоть на бетонном стадионе любви.

Из-под крепких танцующих ног в капроне со стрелкой выкатываются, отбрасываемые центробежной силой, бутылки, опорожненные где-то в гуще толпы.

Что портвейн! Любовные волны, обычно разлитые в воздухе легким эфиром, достигают тут плотности жидкости.

Ритмичные взмахи рук выдают утопающих.

А здешние розы не пахнут.

...

Конец 1970-х

Четверо в купе

случайные попутчики

поговорили о станционных часах

показывающих по всей стране одно и то же время

о собачьих выставках

о портсигарах

о том что лето никудышное: погода так и не установилась

об аллергии

о способах солить рыбу «как это делают рыбаки»

о маленьких городках

и про то какие там бывают гостиницы и рестораны

о клубнике

о морской воде

о толстых и худых женщинах

мимо ползли тесные одинаковые рощи с промельками деревень

потом поезд въехал в степи

вдруг разбежавшиеся по обе стороны до самого горизонта

и каждый стал молча глядеть в окно

думая о своем...

Москва – Херсон Сентябрь 1998

Ферганская проза

Истинно рукотворная земля.

Расстилающаяся от края до края в дымкáх, цветущих кустах, сероватых строчках тополей, скрывающих кишлаки, – на бесконечном вельвете далеких полей, то коричневом, то изумрудно-зеленом.

По всей просторной долине нету ни стебля, ни деревца, ни хлопкового куста, под который не натаскали бы земли и не протянули воду отдельной канавкой.

Под тонким плодородным слоем тут всюду речная галька: прежнее ложе Сырдарьи. И стоит лишь год не прикасаться к земле, чтобы благодатный оазис вернулся в прежнее состояние, обратился в камень и пыль. Разве что узкие каемки зелени продержатся до середины лета вдоль усыхающих русел.

В старые времена ферганец, отправляясь в путь, приторачивал к седлу пучок саженцев.

Тонкие прутики занимают в поклаже немного места.

Приметив дорогой пробивающийся в камнях водяной шнурок, или просто потемневший от сырости клочок земли, он слезал с осла, отвязывал саженец, пристраивал его в благословленную влагой почву и трогался дальше.

Со временем там поднималось деревце – урюк или айва.

Повсюду на полях женщины и дети. Десятилетние мальчики привычно ворочают тяжелыми, под мужскую руку, кетменями. Самые младшие выбирают из земли и сносят к межам выступившие за зиму камни.

Пасхальную ночь мне довелось провести за магометанским столом, где прижимают руку к груди, протягивая пиалку с зеленым чаем.

Дом с галерейками, расписанными наивной кистью, стоял в колхозном саду, представшим наутро библейским Садом.

Цвел нежно-розовый, и густо-розовый, и почти фиолетовый урюк. Светилась зеленовато-белая алыча. Полыхал бьющий в оранжевое миндаль. Еще какие-то кусты убрались висящими желтыми лоскутами.

Черные гладкие стволы деревьев поднимались из травы и смыкались вверху в сплошную крону, через просветы которой, как из полыней, протягивались вниз сияющие золотые полосы.

В темном квадрате вырытого под обширной шелковицей пруда ходили огромные рыбьи тени.

Хозяин, посмеиваясь, рассказал, как предложил раз съехавшемуся на даровую пирушку районному начальству половить тут руками, без сетей.

Подвыпившие гости поскидывали пиджаки, рубашки, брюки и полезли в воду.

Часа полтора с гиканьем охотились по грудь в воде.

Наконец изловчились зажать в угол и ухватить одну рыбешку.

Трофей был торжественно зажарен в кипящем масле, и пир продолжался.

Теснина, через которую Карадарья выходит в Ферганскую долину, зовется Старухиными Воротами. С этим названием связывают легенду.

По здешним обычаям даже иноверцу нельзя отказать в глотке воды.

Некогда тут жила прежадная старуха, владевшая богатым фруктовым садом.

Однажды у дома ее остановился странствующий дервиш и попросил напиться, но старая карга пожалела и воды.

Лето было на середине, стоял страшный зной.

Даже птицы раздумали летать.

Путник помолчал, прислушиваясь к звуку текущей в глубине сада воды.

Потом поднял глаза на хозяйку кущ и молвил: «Будь проклята. И ты, и твой не приносящий радости сад». Провел по лицу и груди ладонями, как это принято обращаясь к Аллаху, повернулся и зашагал прочь.

В тот самый миг старуха окаменела. И сад окаменел.

Возле Старухиных Ворот и правда высится красноватая глыба, напоминающая сгорбленную, отглаженную временем женскую фигуру.

А неподалеку бьет источник из выходящего на поверхность ветвистого, похожего на слежавшийся хворост известняка. Там находят камешки удивительной формы, точь-в-точь окаменевшие косточки персиков и абрикосов.

Один такой камешек я держу сейчас в руке....

Ферганская долина Март – апрель 1977

Происхождение пророков