Нина Башкирова - Последняя надежда. Шпионская сага. Книга 1
Признаюсь, знакомство со странным учением далось мне нелегко. Как только я с головой ушел в чтение каббалистических книг, на меня посыпались разнообразные неприятности и несчастья. Прежде всего, у меня, здорового от природы, почти стокилограммового детины, жутко разболелись зубы. Я понял, что такое ад в отдельно взятой квартире, где муки грешников включены в счет за проживание. Потом сломался компьютер, и тут же начался чудовищный вирусный грипп. А после оного я заполучил гайморит, отит и прочее, прочее, прочее. Я взвыл, проклял все болезни на свете и пошел сдаваться врачам.
Это было только начало… Но когда я пришел к рабби посоветоваться, он объяснил, что так случается с каждым, кто начинает изучать Каббалу, ведь мы затрагиваем силу, которую не понимаем. Как сказал рабби: «У истины есть свой вкус и своя ценность». В общем, вскоре мой испуг сошел на нет, а потом и здоровье наладилось.
Но соображения и сомнения на тему Каббалы я держал при себе, ни с кем не обсуждая. Да и с кем бы я стал говорить на такие темы? Отправляясь к рабби, всегда очень тщательно проверял, нет ли за мной «хвоста». Вроде бы на мне и моих делах новое занятие никак не сказывалось, но откуда этот чертов Рафи узнал? Загадка. С Альвенслебеном тоже очень туманно. Не люблю заданий типа «Пойди туда – не знаю куда», я же профи, а не ищущий экстрима бездельник.
Я наплел Рафи что-то невнятное, он не стал копать глубже, мы мирно закончили беседу и расстались, договорившись встретиться через день. Чувствовал я себя, мягко сказать, неважно. Еще бы: мою тайну раскрыли, причем непонятно как! Придется выяснять, откуда «ноги растут», ведь знание проблемы – половина ее решения. Ну да ладно, не впервой головоломки разгадывать.
В общем, после встречи с Рафи я ощутил себя совершенно не в своей тарелке. Настроение – хуже не придумаешь. И привести себя в норму никак не удавалось, ноги не желали двигаться домой, где ждал привычный порядок привычных вещей. Конечно, они не способны создать уют, всего лишь заполняют пустое пространство, но я свыкся с ними. Я искренне считал, что в моем сегодняшнем образе жизни немало преимуществ. За последние годы, особенно когда меня перестал дергать Рафи, я сжился с тишиной в квартире, с одиночеством, с возможностью спокойно посидеть в кресле, размышляя о прошлых событиях и комментируя их на свой лад. Еще в самом начале карьеры нелегала, зная, что таких, как я, вычисляют по привычкам, я старался не забывать об этом. Любимый сорт вина менял не реже раза в год, ходил то в темных костюмах, то в светлых. Целый год не снимал очков, потом вообще ими не пользовался… А в последние пару лет расслабился… Мне стали нравиться мои вещи, всегда находящиеся именно там, где я их оставил. Я полюбил свободный распорядок дня, свои мелкие капризы… «Тараканы», как сейчас говорят. А что – разве плохо? Никто не командует, ни с чем ко мне не лезет, не звонит без надобности…. Свобода! Обычно я встаю поздно, не раньше десяти утра. Принимаю душ минимум пару раз, трижды в день медитирую. Я люблю тишину и еще неизвестно, смогу ли вообще жить с кем-либо под одной крышей. Меня стали раздражать даже самые приятные гости, если они толклись в доме больше часа. А залетные красотки становились невыносимыми, как только их роль на данный момент исчерпывалась. Похоже, становлюсь брюзгой и отшельником и скоро зарасту коростой и покроюсь мхом…
Продолжая прокручивать свои невеселые думы, я бесцельно болтался по улицам, пока не добрел до самого центра Тель-Авива. Освещенные витрины уже закрытых магазинов притягивали взгляд праздношатающихся гуляк типа меня яркими красками товаров и блеском украшений. Время от времени уличная тишина взрывалась звоном молодых голосов и шумом моторов, искрилась мириадами огней – город никогда не засыпает. Вот и мне не спится.
Я вышагивал по ночной улице, почти ничего не замечая вокруг. Мысли перескакивали с темы на тему, из прошлого в будущее, теперь такое проблематичное. Кажется, опять влип в историю… Я думал, что с уходом Рафи из моей жизни она наконец-то наладится, но, похоже, ничего подобного. Опять неразбериха… И еще я вспоминал о так некрасиво и глупо оставленной Марине. Двенадцать лет не видел ее, целых двенадцать! Но не могу забыть, не получается. Ничего не помогает. Я пытался заводить романы, но ничто не могло отобрать у меня воспоминаний о ней. А последний год стал в этом плане ужасным. Я постоянно видел ее во сне – она ничего не говорила, не упрекала, просто молча смотрела на меня… Конечно, это всего лишь сны, но я-то знал, что виноват перед нею, и вины моей исчерпать нельзя, слишком уж она велика. И как же глубоко проросла в меня эта женщина, раз не покидает мою душу уже второй десяток лет…
Мой «роман жизни» начался в 1988 году в Москве, когда я, работая следователем в КГБ, вел дело особо опасного рецидивиста по фамилии Кузнецов, он же Зусман. Дело оказалось крайне запутанным и многослойным, мучился я с ним страшно, иногда пахал чуть не круглосуточно. Но Зусмана этого мы найти никак не могли, а должны были, поскольку знали, что ему в руки попали документы чрезвычайной важности. Он случайно набрел во время грабежа на списки шпионской сети, переданные англичанам бывшим немецким резидентом-поляком, решившим так заработать у союзников прощение за военные преступления. Начальство мылило мне шею с большим усердием и постоянством. За несколько месяцев до начала этого неприятного дела я и повстречал Марину. Наши отношения развивались очень бурно, и совсем скоро мы стали близки. Но виделись нечасто, хотя встречи были такими, что я до сих пор не в силах забыть ни одну из них.
Все чаще я спрашивал себя, как могло случиться так, что Марина исчезла, и у меня с нею не осталось никакой связи? Почему я не расспрашивал ее о друзьях, подругах или родственниках? Отчего-то был уверен, что она всегда окажется под рукой, моя женщина. Я не интересовался ни ее родителями, ни друзьями, ни институтом… Но тогда я не предполагал, что неожиданное и нелепое расставание превратится в многолетние терзания.
Крутой жизненный поворот, вытолкнувший меня из привычной жизни, в любом случае должен был стать причиной нашей разлуки. Но, видимо, потому, что не довелось сказать даже прощального «прости», я мучился более всего, и продолжалось это уже двенадцать долгих лет.
Поручение Рафи не давало мне покоя, я никак не мог придумать, с какой стороны подойти к его выполнению. Как я это сделаю? Почему Рафи подчеркивал, что задание дано именно мне. При чем тут Каббала? Разве я разбираюсь в ней? Глупости! Чтобы понять Каббалу, нужно учиться годы и годы. Вот уже несколько лет я занимаюсь ею, но об успехах говорить еще очень рано. Безусловно, Каббала внесла ясность во многое из того, что со мной произошло и происходит. Но это же мое внутреннее дело. Начав изучать Каббалу, я почти обрел душевный покой. Новые друзья по учебе мне нравились своей преданностью святой цели, упорством, настойчивостью и неуспокоенностью. Все они были взрослыми, вполне состоявшимися семейными людьми, работали. Рабби объяснял, что всякий, желающий изучить Каббалу по-настоящему, обязан работать, обзавестись семьей и непременно содержать ее. Бездельничать запрещалось. Ежедневные занятия начинались в три часа утра и заканчивались в шесть. Думаю, только очень уверенные в своей цели, истинно одержимые люди могли выдержать такой график. Я, правда, только в собраниях участвовал, но чувствовал себя частью группы. И вот теперь мне опять придется искать каких-то негодяев, скрываться, рисковать, убегать, стрелять, может, даже убивать! Не хочу всего этого, не хочу! Я теперь другой. Совсем другой. Ты , Рафи, ничего не заметил, а я думал, ты знаешь и замечаешь все на свете, мой мудрый начальник…
Несколько лет назад, скрываясь по всему миру от людских глаз, я впервые начал серьезно задавать себе массу вопросов, на которые не мог найти ответа. Тогда меня особенно мучило, почему я вообще попал в ситуацию, вынуждающую меня прятаться ото всех и от всего. Ситуацию очень опасную, связанную с максимальным ежеминутным напряжением и риском. Именно тогда в компании университетских преподавателей я впервые встретился с моим улыбчивым рабби. Подумал: попробую с ним посоветоваться, ведь такие вещи вполне приняты в Израиле. Рабби внимательно выслушал меня, задал несколько на первый взгляд ничего не значащих вопросов, а затем за полчаса рассказал всю мою историю, упоминая детали, о которых никто не мог ничего знать. Прямо рентген какой-то! Он говорил так, словно ему дано право и возможность оценивать правильность каждого моего поступка с точки зрения каких-то высоких истин и правил. Но этим правилам и истинам моя жизнь соответствовала слабо. Самое странное, что меня оценки рабби не раздражали, наоборот, я успокоился и стал прислушиваться к ним, словно когда-то уже слышал этот тихий голос в себе самом, узнавал спокойные, размеренные слова…
