Василий Ершов - Страх полета
Об одном и том же болела душа у старых инструкторов: о смене. Ну, уйдут старики - все старое рано или поздно уходит, - но кто придет им на смену, кто подхватит штурвал теряющей скорость авиации?
Оборачивалось так, что придут из-за рубежа. Может, китайцы. Отечественная авиация кончилась. Летные училища заглохли. И хотя большая часть полетов производилась пока еще нашими старыми экипажами, на отечественном, заслуженном старье, все равно обвал был не за горами.
Наиболее дальновидные хозяева крупных авиакомпаний уже давно установили закулисные связи с сильными мира сего, добились льгот и закупили, добыли новые для России, экономичные зарубежные самолеты, вытолкали на пенсию стариков, переучили молодежь на английский язык и шли явно западным путем.
Те, у кого таких связей не было, тоже пытались бороться за существование, используя старые самолеты, но их давили насмерть либо непосильными налогами и поборами, либо ценами на топливо. Количество авиакомпаний, образовавшихся на обломках бывшего аэрофлота, неуклонно сокращалось.
Вот и родную компанию, не имеющую возможности заиметь по блату налоговые льготы и взять в лизинг "боинги", удавили ценами на керосин, который туполевские красавицы всегда пожирали с непомерным, даже не по нынешним скупым временам, аппетитом.
Заговорили о новой технике. Автоматика, компьютеры, джойстики эти, экраны дисплеев вместо стрелок, - никуда от прогресса не денешься. Тяги, качалки рычаги и пружины уступают место проводам и микросхемам. Самолеты становится легче и экономичнее. Мир обогнал нас и ушел далеко вперед. Видимо, навсегда.
Они говорили вполголоса, два старых летчика, отдавшие всю жизнь той авиации, которая их вынянчила, поставила на крыло и воспитала, - говорили с болью в сердце, иногда забываясь и повышая голос, потом оглядывались на спящих и снова переходили почти на шепот.
Капитан тихонько привел очередной пример:
- Да что сравнивать: возьми моего "Москвича", с его рессорами, и любую "Тойоту", с надутыми бамперами. Раздень и погляди: "Москвич" сварен чуть не из рельсов; "Тойота" - из проволочек и жести. Мотор "Москвича" вытачивали только что не на мельнице с водяным колесом, он грохочет; у "Тойоты" работает бесшумно и жрет вдвое меньше. Технологии другие, массовые технологии, миллионные тиражи. Мы, конечно, тоже можем, но - штучно, затратно, вручную, у Левши в каморке: Ту-160... Як-141...
- Ну. Еще супер-джет этот... Назвать по-человечески не могли.
- Ага. Супер-пупер. С "Боинга" содрали. Нам не впервой: вспомни, как после войны Туполев свой Ту-4 изобрел. Содрал один к одному с ихней летающей крепости.
- А теперь все Европе задницу лижем. Может, тугриков подкинет.
- Губу раскатал. Самим зарабатывать надо.
- Зачем? Нефти, газа полно, трубы открыты - налетай, подешевело!
- Перекрыть бы им крантик... у нас уже бензин дороже, чем во всем мире.
- Не знаю, как с бензином, а уж керосин-то точно дороже.
- Это ж надо: на нефти сидим, а бензин все дорожает.
- А с ним - вся жизнь дорожает, инфляция...
- Прямо как в Эмиратах... Ну, дураки...
К кому относилось это искреннее "дураки", выяснять не стали.
Дальше разговор повернули на роль государства, на полное непонимание проблем авиации на самом верху:
- Им там интересно только вооружение - боевые самолеты, штуками, на продажу. Да и то: авиапром работал семьдесят лет только на армию; так и не научились делать что-то приемлемое для мирной жизни, все - объедки от военных. Плачутся конструкторские бюро: нет денег, кадры разбегаются, государство не заботится... дай! Дай и дай. Дай - тогда, мол, мы, старики, передадим опыт молодым, и они что-то там придумают современное. - Капитан покачал головой, как о давно решенном: - Нет, нам уже никогда их не догнать!
- Ага, дай. "Боингу" вон никто ничего не давал - сами заработали, в жесточайшей конкуренции, и добились качества.
- Ну, насчет качества не знаю. Я на нем не летал и качества не оценивал. Пилоты вон, особенно молодые, которые летали, в общем, хвалят: говорят, заточен под летчика... Но - соковыжималка...
- А у нас все кабины - военные: шуму много, толку мало; терпи, долетишь - отдохнешь. Тоже соковыжималка.
- Позавчера форточка весь полет выла, закрывался детским матрасиком, потом голова как котел... И сейчас еще чуть, - Климов потер виски. - Или это на погоду... Стареем, Петя.
- Форточка - хрен с ней. Летали в свое время и на открытом По-2. Мы все вытерпим. Тут душа болит: такая огромная, самостоятельная, ни от кого не зависящая авиация, такой опыт за семьдесят лет, такие рекорды, кадры опытнейшие, - кому все это теперь нужно...
- Кому, кому. Им вон, - Климов кивнул в сторону спящего второго пилота.
- Оно им надо? Да они спят и видят этот... стеклянный кокпит. Инглиш зубрят.
Разговор становился все громче, переходя в привычный, чуть ворчливый стариковский спор. И главным в этом споре было понимание того, что, как ни прискорбно, как ни жалко, а никуда не денешься: жизнь нашей гражданской авиации, в общем, не удалась. Не претворилась, так сказать, в детях.
- Это как в иной семье: вроде все внешне как у других, а внутри семьи зреют и зреют противоречия, дети убегают от них, семья разваливается, и к старости становится ясно, что - нет, не удалась жизнь. Не удалась... а жить надо. - У терпеливого Петра Степаныча был немалый опыт в этой части, но, по молчаливому согласию, такие темы в экипаже не обсуждались.
- Жизнь не удалась потому, что мы всегда на задворках у военных. Лампасы командуют небом. Да и у них, что ли, так уж удалась? - Климов вспомнил лицо своего военного друга и крякнул.
- Да уж. - Бортинженер, заскрипев пружинами койки, повернулся лицом к командиру. - Невооруженным взглядом ясно видно, что у красноармейцев дела тоже идут к нулю. Эти, горластые... демократы, мать бы их... в своем стремлении угодить той холеной Европе, Америке, бросились чуть не брататься... Аж заспотыкались! С бывшим потенциальным противником! Ах, нам нечего делить! Ах, нам надо дружить! Ах, мы такие же, как все! Мы постараемся, мы научимся, только простите нас, обдуренных большевизмом! Пустите нас в свою цивилизацию! В свое НАТО! Ах, ах!
- Задружился... больной лев с тигром. Только тигр тот, никого не спрашивая и ни на кого не оглядываясь, наводит свои порядки, где хочет. Хозяин! А считаются в этом мире только с силой. Нас вон почему боятся? Потому что - атомная дубина. Ржавая только. А наши правители...
Разговор, перешедший на накатанные до блеска рельсы, увядал.
- У всех беда, Петрович: и у летчиков, и у моряков... Кругом развал, - резюмировал Сергеев и замолк.
Климов тоже замолчал, лег на спину, подложил руки под голову и задумался, глядя в потрескавшийся потолок, из щелей которого высовывались тараканьи усы.
* * *
У Климова был сосед, списанный военный летчик, бывший командир бомбардировщика, такой же старый и такой же неравнодушный к тому, что творилось нынче в авиации. Они дружили и частенько спорили за бутылкой.
- Нет, ты мне скажи, почему вы, гражданские, считаете, что у вас работа сложнее, чем у нас? - горячился, подвыпив, старый офицер. - Ты, аэрофлот, - знаешь ли ты цену летного часа военного летчика?
Он долго и бессвязно описывал тонкости боевого применения и дозаправки в воздухе, трудности боевых задач, тяжесть постоянных тренировок, сложность оборудования, чувство ответственности защитника Родины, напряжение воздушного боя, страх быть сбитым, неустроенность быта, гарнизонную тоску... Во всем том, о чем говорил, он был уверен и прав - да так оно и было на самом деле.
Климов в спорах больше молчал, иногда только ухмылялся про себя, иногда пытался успокоить упрямого оппонента, но однажды, после очередной рюмки, его прорвало:
- Да знаю я, ты мне сто раз уже это описывал! Верно все! Но вот представь себе, что ты выполняешь сложнейший маневр - и с пассажирами за спиной. Дозаправка в воздухе - с пассажирами за спиной! Боевая задача - с пассажирами за спиной! Катапультироваться - а пассажиры за спиной!
Вот ты говоришь, что у гражданских не налет, а навоз, что наши тысячи и тысячи часов не стоят сотни часов летчика-истребителя. Может, и так, но твой истребитель, или бомбардировщик, никогда не чувствовал тяжести, постоянной, накапливающейся годами тяжести ответственности за пассажиров, сидящих за твоей спиной, тяжести расписания, тяжести экономической ответственности перед авиакомпанией!
Одно дело - на пределе сил выполнять поставленную задачу - понимаю: любой ценой! - а другое - из года в год подчинить свою жизнь расписанию и везти живых людей, в любых условиях, - и довезти живыми! Из года в год, десятилетиями! Думать приходится и про экономию топлива, и про задержки, не дай бог, по твоей вине, и постоянно высчитывать тот предел, когда пятьдесят на пятьдесят - сядешь ли или уходить, а потом оправдываться и психовать на разборе! Катапульты - нет! И налет, навоз этот, изо дня в день, из ночи в ночь, а иногда - еще и еще, ночь и ночь подряд! А пассажир твой за спиной - он ни при чем, он и знать не знает ничего, он думает только об удобствах за свои деньги! И ты должен его обслужить. А ответственность эта висит и висит, постоянно, и снится ночами! У вас хоть об экономии, о финансировании нет забот: государство, худо-бедно, но заботится об армии, а нас бросили, как кутят в прорубь! Бизнес!
