Скарлетт Томас - Корпорация «Попс»
Я бормочу, что проводила кое-какое расследование тут неподалеку, а потом осталась переночевать у подруги. Мой мозг пытается поспеть сам за собой.
— Ну, а сегодня утром подруге пришлось идти на работу, а ключ от квартиры только один, так что…
Ошибка, ошибка — сегодня суббота! — но, кажется, он не заметил. Допускаю, у моей подруги может быть субботняя работа, но когда это у меня были знакомые, работающие в субботу утром? Наверное, когда мне было восемнадцать и моя подруга Рэйчел вкалывала в каком-то «фаст-фуде».
— Прекрасно, — только и говорит он, чем приводит меня в изрядное замешательство. И смотрит, будто ждет, что сейчас я займусь тем, чем занялась бы, не появись он так неожиданно. Я не знаю, чем бы я занялась.
— Ну что ж, — говорю я. И хочу сбежать от исполнительного директора всемирной корпорации, на которую работаю, но не знаю, куда идти, и он знает, что я не знаю, куда идти, так что я просто стою перед ним, отвергая все подсказки моего мозга как убогие, глупые либо напрочь нелепые. В конце концов я все же делаю нечто убогое. Я цитирую Стиву Макдоналду по прозвищу «Мак» один из его же девизов.
— Как бы то ни было, рутина убивает творческую мысль, — говорю я, сама толком не зная, зачем; тем временем все клетки моего тела, в том числе те, что отвечают за эту кривую улыбочку на лице, дружно протестуют, твердя моему мозгу: отбой, отбой. Полный impasse.[15] Он стоит не шелохнувшись. Я стою не шелохнувшись. Проходит миллион лет.
Наконец к нам подбегает маленький черный лабрадорчик.
— Ах, вот она где, — говорит он, наклоняясь ее поприветствовать. Но вместо того, чтобы вернуться к нему и к поводку, что болтается у него в руке, она устремляется ко мне и возбужденно виляет хвостиком — вся ее задняя половина колеблется, как метроном. Люблю собак. Я наклоняюсь и глажу ее, отчего она совсем заводится — радостно прыгает на меня, и я обнаруживаю на юбке два грязных отпечатка лап.
— Ой, мне так жаль, — говорит Стив Макдоналд, подходит и защелкивает поводок на ошейнике. Собака все прыгает и прыгает на него, и я вдруг понимаю, что он уже слегка грязный. — Ой, мамочки. Мы теперь оба грязные. Ой, мамочки. — Он улыбается. — Ну, и что мы теперь будем делать?
Какое-то мгновение мне кажется, что он обращается к щенку, но потом до меня доходит, что вопрос адресован мне.
— Мне, наверное, просто надо выяснить, куда идти дальше, — говорю я. — Есть кто-нибудь…
— Не-а, не в такую рань. Я покажу, куда идти. Кстати, меня зовут Мак.
Будто я не знаю. Ох, ладно: теперь я по крайней мере знаю, как к нему обращаться. Дэн, наверное, побледнеет и начнет заикаться, когда я скажу ему, что стояла так близко к нашему предводителю. Тут я понимаю, что уже сочиняю в голове анекдоты, хотя ничего примечательного еще не случилось. Ненавижу анекдоты.
В полном молчании мы обходим дом — точнее, ближайшее к нам крыло — и оказываемся у маленькой, типа как в конюшне, двери. Мак ее открывает, и щенок, спущенный с поводка, вбегает во двор. Изнутри женский голос говорит что-то вроде «Стив, молока почти не осталось». Теперь все это больше смахивает на семейную, а не корпоративную ситуацию, и мне становится неловко, будто я приперлась в дом исполнительного директора в выходные без приглашения. Мак закрывает дверь и оборачивается ко мне.
— Что ж, — произносит он. — Ну вот.
— Мне очень жаль, что я доставляю вам такие неудобства, — говорю я. — Я бы приехала позже, если б знала.
— Все в порядке, — отвечает он. — А вас зовут… я прошу прощения?
— Алиса. Алиса Батлер.
— Ах, — говорит он, — точно. Дешифровщик.
Откуда он знает? Он что, запомнил личные данные всех креативщиков компании — а их несколько тысяч? Возможно. Может быть, так советует какая-нибудь менеджерская книжка об «умении строить деловые отношения» или еще о чем. Учите наизусть имена своих подчиненных. А может, не в этом дело. Как-то странно. Дешифровщик. Может так быть, что он знает про моего дедушку? Еще сомнительнее. Да что происходит? Помогите.
Слово да вылетает изо рта робота, то есть из моего — я такая вежливая, что хочется сдохнуть. В данный момент я вообще ни с кем не хочу разговаривать, тем более — со Стивом Макдоналдом. Сигарету — вот чего я сейчас хочу. А может, чаю. Или поспать. Я очень, очень хочу поставить на землю чемоданчик. Решаю: когда этот ужас закончится, выкурю сигарету, попью чаю, съем шоколадку, которая «на черный день» (хотя не очень-то люблю шоколад) и пущусь в пляс по своей комнате (где бы она ни оказалась), хохоча, корча рожи и делая глубокие вдохи — празднуя тот факт, что все позади.
— Итак, если б вы могли изменить что-нибудь в «Попс», что бы вы изменили? — говорит Мак, когда мы возвращаемся к кольцевой развязке и сворачиваем налево по гравийной дорожке.
Я слишком устала для таких разговоров. Если бы я могла что-нибудь изменить в «Попс», я бы уволила весь отдел маркетинга (хотя нынче мы все, похоже, «ответственны за маркетинг»). Или как насчет того, чтобы реально дать ход тем разработкам, что были «заморожены» из-за какого-нибудь исследования в фокус-группе, где дети были слишком маленькими, или слишком взрослыми, или просто слишком тупыми для данного конкретного товара? А кофе-автомат в «чилауте» на втором этаже нашей штаб-квартиры в Баттерси использует кипяток вместо горячей, но не кипящей воды, необходимой для приличного кофе. У нас нет своей автостоянки. Меня бесит наш логотип. Меня бесит то, что происходит с индустрией игрушек. Меня бесит, что я должна «отуплять» свои бренды («делать доступными», на языке начальства), чтобы они привлекали мейнстримовых детей, тогда как мои бренды со всей очевидностью рассчитаны на продвинутых «ботанов». Я бы хотела объявить мораторий на конференции для персонала — как бы они ни назывались — и получать зарплату раз в пять больше.
Мы идем по гравийной дорожке, и я начинаю понимать, как велико поместье. Мы останавливаемся на небольшом перекрестке; справа — теннисные корты, слева — стена главного здания. Гравийная дорожка тянется дальше и доходит до второй маленькой развязки, направо от которой — конюшни, налево — другая гравийная дорожка. Я не знаю, почему мы встали. Может, потому, что Мак все еще ждет, что я отвечу на его вопрос.
— Только честно, — произносит он. — Не пытайтесь меня впечатлить.
— Ну что ж, — решительно говорю я, на мгновение поймав его взгляд и вновь уставившись на конюшни. — Я бы хотела, чтобы мы использовали меньше упаковки, и чтобы после наших промо-акций не оставалось столько пластикового мусора. — По его липу явно читается, что это не совсем то, чего он ожидал, — хотя нынче «Попс» вроде бы ставит перед собой всякие «экологические» задачи. — И я бы хотела, чтобы мы охотнее шли на риск, — добавляю я. Это-то хоть ему нравится? О да. Он же исполнительный директор. Они обожают болтовню о риске и опасности, особенно сейчас, когда, кажется, решительно ничего нельзя сделать без одобрения совета директоров; никаких прыжков без страховочных сеток и парашютов. — Мне бы хотелось, чтобы мы были, ну, чуть автономнее…
— Вам не нравится, что все решает комиссия, — перебивает Мак, и я киваю. — Хм-м, интересно. — Он смотрит мне в глаза. — Думаю, эта конференция… простите, эта акция… покажется вам весьма любопытной. Хотя в защиту комиссий можно сказать, что креативщики порой забывают, сколько в наши дни стоит запустить новый товар в производство. Возможно, нам всем хотелось бы чаще рисковать. — Его глаза на миг вспыхивают, а потом гаснут, словно парочка метеоров. Похвалили меня или велели не высовываться? Непонятно. Мак вынимает из кармана ключ, и в его голосе задумчивость сменяется деловитостью. — О'кей. Если подождете здесь, я мигом вернусь.
В этом поместье — по крайней мере, на улице — пахнет, как в спальне образцовой девчонки-тинейджера. Воздух свежий, с цветочным ароматом, птицы взмывают вверх и ныряют, будто празднуют что-то. Мне вдруг чудится еще и запах школьной столовой, плывущий откуда-то издали — теперь он обрубает все остальные запахи, как ржавый топор. Секунду мне чудятся голоса резвящихся детей.
Мак возвращается с планшетом в руке.
— Остановитесь в «Старом Амбаре», — говорит он. — Боюсь, ему далеко до величия Главного Здания, но там, по крайней мере, тихо.
— О'кей, — говорю я, потому что больше в голову ничего не приходит. — Спасибо.
Мы идем дальше по гравийной дорожке мимо конюшен ко второй развязке; запах школьной столовой отчетливее, как и детские голоса. Я хмурюсь, пытаясь различить отдельные звуки. Здесь определенно есть дети. Это шум игровой площадки: я бы его где угодно узнала.
— «Детская лаборатория», — говорит Мак.
— Прошу прощения?
— «Детская лаборатория». Вот откуда эти звуки. В данный момент у нас тут пятьдесят детишек. Фокус-группы, наблюдение, исследования. Идеальное место, правда? Возможно, вы очень скоро с ними встретитесь. Сейчас они, должно быть, работают с «Игровой Командой», которая, как вы, наверное, знаете, сейчас постоянно базируется здесь, в Дартмуре.[16]
