Борис Тропин - Заносы
– Там какая-то пьянь костер разводит, – предупредил его на всякий случай.
– Это пожарники, – успокоил. – Все нормально.
В подвале у него дым коромыслом. Но, как известно, Лев Николаевич тоже буянил в юности. Да и потом тихим нравом не отличался, хоть и перешел на рисовые котлетки. Так что преемственность сохраняется.
– Боря, гегемон, – представил меня Юра и достал из-под лавки здоровенную квадратную бутылку без опознавательных знаков. – Спирт, – предупредил, – неразбавленный. – Налил в мензурку грамм пятьдесят, объясняя, как врач больному, что это нужно выпить сразу. – Штрафная. Иначе с тобой разговаривать никто не будет.
Я спорить не стал. Порядок есть порядок. Это на заводе я обязан за пьяницами следить и напиванию препятствовать. А здесь я сам подшефный, и, если наставник говорит «надо», значит, надо!
– Товарищ игемон, – заплетающимся языком вдруг обратился ко мне совершенно пьяный мурлик, кулем сидевший в тени у стеночки, – когда революцию будем аса… усу…щесвлять? Ситуация назрела. Верхи уже не могут, а низы хотят… Но им не дают!
– Стасик что-то сегодня совсем! – бросил Юра. – Не обращай внимания!
А мне понравилось, что человек даже в таком состоянии проявляет заботу о завтрашнем дне страны.
– В девять ноль-ноль! – сказал ему строго. – Сбор у Призрака. И чтоб ни в одном глазу! А то опять хрен чего получится!
– Поэл, – кивнул Стасик и снова привалился к стеночке.
В центре помещения, похожего на тюремную камеру, под самой лампочкой с самодельным картонным абажуром, оживленный парнишка с горящими глазами рассказывал, как он провел лето. Точнее, они. Сам рассказчик Алик, его приятель Вася, который сидел рядом, и Наташа. Она сидела у самой стены рядом с озабоченным судьбой родины Стасиком, и самодельный абажур затенял их почти целиком. Стасик время от времени отклеивался от стеночки и вставлял свои реплики – то смешил, то раздражал. Пить ему больше не давали, хотя, может, и зря – выпил бы и успокоился. Юра скромно, как гость, сидел у своего стола и помалкивал, что было совершенно на него не похоже. Вдохновенно жестикулирующий Алик в ярком сиянии 100-ваттной лампочки, хоть и в центре комнаты, хоть и в перекрестье взглядов, оставлял какое-то странное, но знакомое впечатление – что-то вроде ширмы, за которой главное. А что – непонятно. Словно конферансье, заполняющий паузу, он, завершая репризу, уже другим, торжественным голосом вот-вот объявит выход известного артиста или сногсшибательный трюк. Но Алик, никого не объявляя, продолжал повествовать.
Приняли еще по мензурке. Я перестал анализировать и принялся веселиться, но не вписался в ситуацию и автоматически был сброшен в отстойник пассивных слушателей.
С сигаретой между пальцами Алик, округляя глаза на резких поворотах сюжета, рассказывал, как они втроем вышли в Белое море на байдарке. Тоже, оказалось, любители высоких широт. И чего понесло?! «Самоубийцы, что ли?» – недоумевали местные жители, пытаясь отговорить от опасной затеи. Но ребята, загоревшись, уже не могли погаснуть. Счастливо избежав беды, они добрались до острова, разбили палатку и жили, как робинзоны. Алик и Вася ловили рыбу, Наташа готовила на костре.
Алик, сразу видно, парень хороший и совсем простой. Неожиданно сделав паузу, искренне удивился, что название и реальный цвет моря находятся в вопиющем несоответствии.
– Совершенно! – объявил он, обводя присутствовавших круглыми глазами, да еще и плечами пожав.
– Это ты верно заметил, – вынырнул я на поверхность разговора, как водяной из тины. – Мутация! Белое море относится к категории морей-мутантов. Так же как и Черное, которое в последнее время сильно посинело и тоже перестало соответствовать своему названию. И даже Красное море сегодня утратило свое отношение к мировому коммунистическому движению.
Алик сбился с ритма и с раскрытым ртом уставился на меня.
– Боря так шутит, – успокоил Юра. – Продолжай!
После очередной мензурки я начал кое-что понимать. Алик явно павлинился перед девушкой, а Юра ему это позволял, бережно охраняя от необдуманных выпадов гегемона. Остальные почему-то поддерживали эту игру. Вася, демонстративно не претендуя на лидерство, краткими репликами дополнял Аликово красноречие. Реплики Наташи были еще более редкими и краткими. Но, когда она говорила, становилось тихо, а в душной атмосфере комнаты будто проскакивали электрические искры. И после ее слов еще некоторое время звучала напряженная тишина. Только Стасик время от времени бухал что-нибудь несусветное, когда ему удавалось на миг отлепиться от стенки. Прислоненный, он, по-видимому, говорить был не в состоянии.
– Хорошие ребята! – сказал я другу, когда мы вышли проветриться. – Завидую! Все им ново, все интересно.
– Ага, – кивнул Юра, застегивая ширинку, – только задолбали уже! Третий час подряд рассказывает!
– Удивительно, что ты это покорно терпишь. А что за девушка? Чья она?
– Алика. Не понял, что ли? Жениться собрались.
– Алик хороший парень. А эта Наташа, кто она?
– Наташа, – как-то странно сказал Юра и замолчал. Выпрямился, посмотрел в апрельское небо, по сторонам. – Наташа, – повторил, – разве ей Алик нужен!..
– А кто? – поинтересовался я не без ехидства.
Юра смерил меня сочувствующим взглядом с головы до ног.
– Не ты.
– А я при чем?! Пусть выходит, за кого хочет! Я ее даже не рассмотрел. Свадьба скоро?
– Сами не знают.
– Не решили?
– Ну-у… Сначала, вроде, решили – давно дружат. – Юра хмыкнул. – А в начале лета у меня с ней роман вспыхнул. Да так, что она и Алика забыла. Ну, мы с ней переспали, а теперь они разбираются. Разобраться не могут.
– Алик знает?
Юра пожал плечами.
– Догадывается, наверно.
– Надо было тебе лезть в их отношения! – осуждающе сказал я.
– Не понимаешь! – он вяло махнул рукой и снова огляделся по сторонам.
Костер в глубине двора полыхал вовсю. Пьяные люди колготились вокруг него с песнями и криками. Сквозь раскрытые форточки в ярко освещенных окнах низкого корпуса напротив неслась громкая музыка.
– Пожарники гуляют! – уважительно сказал Юра. – Эти водку не пьют. Только коньяк. Закусывают шоколадом. Богатые! У них там стереомузыка.
– Вообще-то, пожарные должны гасить огонь, – заметил я. – А потом, откуда у них деньги?! Это же не высокооплачиваемая работа.
Юра неопределенно пожал плечами, и мы отправились в подвал.
«А мы разведе-ом костер на снегу!» – во всю глотку орали пьяные пожарники. Их рев вместе с яркими искрами костра поднимался в ночное небо столицы предвестием отчаянного сумасбродства.
Мы вернулись к ребятам, но оказалось, что Алик уже все рассказал и начинает повторяться. Скоро он и сам это заметил. Да и время позднее. Наташа поднялась и вышла на свет.
Наваждение!!!
Вася быстро подал ее пальто, помог надеть. С благосклонностью принцессы приняла она помощь.
Вот он, гвоздь программы!
Я даже не мог встать, хотя все уже, кроме Стасика, были на ногах. Не в силах оторвать глаз, как прикованный смотрел, не понимая, как это вообще возможно!
Я «узнал» ее! Полумиф-полуреальность – девушка, танцующая на развалинах Персеполя с горящим факелом в руке. Обманчиво мерцающий образ, для которого нет границ во времени и пространстве. Мне он явился из романа Ивана Ефремова «Таис Афинская» и поначалу вызвал недоумение – греки же совсем не такие, подумалось. Потом я решил, что писатель просто наделил свою героиню чертами женщины, которую любил, – пошел на поводу чувств вопреки исторической достоверности.
А через год, словно сошедшая со страниц книги, Таис материализовалась в Москве. На этот раз ее звали Маргарита. А мне как раз предложили должность мастера на нашем заводе. Добросовестный крановщик, я вовремя ходил на работу и с работы, грузы переставлял аккуратно и получку приносил домой. По выходным вместе с женой посещал родственников и знакомых, по вечерам – театры. Нас называли идеальной парой. У нас были понятные цели и реальные планы. Будущее просматривалось вполне определенно и на много лет вперед.
Но явившаяся из азиатских далей Маргарита словно активизировала заложенную в моих генах программу, о которой я и не подозревал. Вдруг оказалось, что такое мое существование ущербно и неполно, что главная часть меня, словно незаконно репрессированная, уже годы томится в глухой камере без права голоса и переписки, и сам я – лишь половина человека – убогий раб обстоятельств, сам того не осознающий.
Словно неземной свет для обитателя серой мглы, даже внешне она была другой. Ее серые глаза в зависимости от времени дня и настроения могли вдруг стать голубыми, зелеными и даже светло-карими! Завораживающая магия живого калейдоскопа! А когда я узнал, что Маргарита гречанка, всерьез повеяло мистикой. И я понял, как зыбок и непрочен мир вообще и мой собственный в частности, если в него вдруг божественной походкой входит девушка с горящим факелом в руке.
