Синклер Росс - Рассказы канадских писателей
Вот под вечер велит она мне пойти и кое-что передать Бидилии Койот.
— На Флоренс полагаться нельзя, — говорит Этта. — Во-первых, умом не богата, а во-вторых, сейчас она не в себе, мучается.
И вот Бидилия отправляется на станцию обслуживания и звонит оттуда Уэйду Гэскеллу.
— Меня Флоренс просила позвонить, — говорит. — Хочет тебя видеть.
Наверно, тот спрашивает, почему, мол, сама не позвонила.
— Так ты ж, мерзавец, ей челюсть набок свернул! — орет в трубку Бидилия. — Флоренс говорить не может, пишет на бумажке. Все равно тебя любит. И кто ее знает, за что? А еще просит передать, что не все тебе рассказала, про что уж там, не знаю, только хочет, чтоб ты немедленно приехал. Она в хижине у Волчонка. Как на горку заедешь, последняя справа.
Тут Уэйд, видно, снова заартачился.
— Ну, как знаешь! Мне сказали — я передаю. А если трусишь, как последний сукин сын, в резервацию показываться, то шут с тобой.
Еще ей Уэйд чего-то говорит.
— Сказано: мне-то что, приедешь ты или нет и кого с собой привезешь. Флоренс говорит: что-то важное сообщить тебе надо.
И Бидилия вешает трубку.
— Явится, куда он денется! — смеется она. — Этот трус звереет, когда его трусом обзывают.
На горку, где стоят наши хижины, с ревом выбрасывая клубы пыли по обе стороны, въезжает машина. Правит Уэйд, рядом сидит его дружок Клет Айверсон, а из окошка кабины торчит дробовик. Клет примерно одногодок Уэйда, только длинный, тощий, рыжий, и мордочка у него какая-то лисья, и вся как есть в прыщах.
Вылезает Уэйд из машины, и дробовик у него наготове. Оглядывается по сторонам, все осматривает. Тут отворяется дверь хижины Волчонка, Уэйд с Клетом оба туда уставились, а я — хоп! — из высокой травы и за их машиной спрятался. Из хижины появляется Бидилия Койот в красном платье, которое Сейди как-то одна белая женщина отдала. А платье такое, что у Бидилии в нем вся грудь наружу. Не помню, чтоб она его когда до этого надевала.
— А ну-ка, — говорит Бидилия, — убирай свою пушку! — И рукой отклоняет дуло маленько в сторону, словно перед ней не ружье, а какая-нибудь щетка половая. — Флоренс лежит, не встает, — продолжает Бидилия. — Здорово ты ее отделал. Видать, и впрямь малый не промах! Понятно, почему Флоренс без ума от тебя. — Тут Бидилия поворачивается — и обратно в хижину, виляя задом прямо у Уэйда перед носом. Тот опускает ружье — и в хижину вслед за Бидилией.
Тут я, буквально по воздуху ступая, раз — и в машину, и приставляю свое ружьецо дулом прямо к уху Клета Айверсона. Тот подскакивает как ошпаренный, и дробовик у него бабахает в белый снег.
— Не убивай! Не убивай! — шепчет, а дробовик в окошко кидает. Руки кладет на приборный щиток перед собой, сам с меня глаз не сводит, а рот у него — клац! — захлопывается, как багажный шкафчик на автостанции.
В хижине Карга Этта с Бидилией связывают Уэйда, как вяжут проигравшего в соревнованиях ковбоя. Точно так же мы связываем Клета и приступаем к изготовлению ритуальных сумочек, помогаем Этте принять необходимый для ритуала вид: проще говоря, вымазать краской лицо, надеть расшитые бисером гетры и сверху донизу к рукавам прицепить лисьи хвосты.
И все идем на луг, что километрах в трех от хижины, там развешиваем ритуальные сумки по деревьям, которые растут вокруг, и сумки торчат среди разлапистых ветвей, как маленькие птичьи гнезда. Еще мы набираем много-много полевых цветов и разбрасываем их внутри круга, который Этта очертила в ложбинке.
Мы ужасно рады, что нам попался Клет Айверсон, потому что Уэйда заставить позвонить было бы не так легко. А Клет со страха побелел еще пуще и соглашается на все, думает, тогда его не убьют. Он названивал каждые четверть часа и довольно долго, примерно до девяти, пока не напал на констебля Кретьена.
— Я из резервации звоню, — говорит. — Уэйд там с индейцами, которые его брата убили. Он на них дробовик наставил, просит, чтоб вы побыстрей приехали. Я бегу на подмогу, а вас, когда приедете, один индеец надежный встретит в том месте, где труба под дорогой, он и покажет, куда дальше ехать.
Мы с Бидилией написали Клету все это на клочке бумаги. И хоть читал он, прямо скажем, не слишком уверенно, такой умник, как Кретьен, все равно ничего не заподозрил.
Увидев подъезжавшую полицейскую машину, я замахал рукой и с радостью отметил про себя, что констебль Кретьен явился один. Сел я к нему и сказал, чтоб ехал прямо к лугу. Всю дорогу он меня забрасывал расспросами, но я ему только: «Белый дал пять долларов, чтоб я встречал. Куплю горючего, весело будет! Добренький буду, пьяненький!» И улыбался ему дурацкой такой улыбкой — уж это я умею!
Чуть-чуть мы до того луга не доехали, останавливает констебль Кретьен машину на холме и включает фары, разглядеть, что там внизу в темноте да в тумане.
Шел констебль Кретьен вперед осторожно, со вскинутой винтовкой. А Фрэнк Заборный Столб, тоже с ружьем, на всякий случай спрятался в сторонке, в густой траве. Он, видно, не меньше моего перетрусил.
— Эй, Уэйд! — крикнул констебль Кретьен.
А оттуда, с луга, Уэйд и отвечает:
— Давайте сюда, я здесь! Полный порядок.
Уж не знаю, как Этта заставила его такие слова выговорить, да и знать мне незачем.
Констебль Кретьен опустил винтовку дулом вниз и зашагал быстрее. Тут я выхватываю свое ружье, что в траве припрятал, навожу на него и говорю, чтоб бросал оружие. Потом подходим к тому месту, где были Этта, Уэйд и Клет. Эти двое сидят на пне спинами друг к другу, а руки у них даже не связанные. Сидят и улыбаются, словно их дружок констебль идет к ним в бильярд перекинуться. А меня всего, ей-богу, прямо так дрожь и пробирает, будто вылез голый на мороз. Даже представить страшно, на сколько меня упекут за одно то, что на полицейского ружье наставил! Спасибо, ему и в голову не пришло, что я ни за что не выстрелю. Ведь спокойно бы мог повернуться и отнять у меня ружье! Связали мы ему руки и усадили рядом с Уэйдом и Клетом. Карга Этта зашвырнула его винтовку и пистолет подальше в болото.
— А теперь уходи-ка отсюда, Сайлас, — говорит мне Карга Этта. — Забирай Фрэнка с Бидилией и уходите. Остальное — моя забота.
Глаза у констебля Кретьена выпучились, вот-вот лопнут, — видно, и он перетрусил, потому что принялся лепетать что-то, и все по-французски, никто из наших его не понимал.
Стали мы с Фрэнком и Бидилией подниматься вверх по холму, но когда, еще не добравшись до вершины, я не выдержал, оглянулся, то увидел, что в руках у Карги Этты заостренная палочка, которая, видно, ей от отца досталась, и Этта вырисовывает средь тумана что-то похожее на женский контур. И вдруг налетел сильный ветер, по-зимнему холодный, туман рассеялся, будто кто его сдунул; стоит Этта посреди луга, а прямо над ней из тумана женщина нависла, сгорбленная чуть-чуть, одежда длинная, а голова платком повязана. Кинулся я вверх к машине констебля Кретьена и поскорее фары и двигатель выключил.
Сказал Фрэнку и Бидилии, чтоб отправлялись домой без меня; на сей раз они спорить не стали. Самим не терпелось поскорей убраться. А я, привалившись к машине, стал вглядываться в темноту.
Вижу, констебль Кретьен с Уэйдом Гэскеллом и Клетом Айверсоном припустили прочь с луга прямо к тополиной роще, только ни одного из них не узнать, потому что все трое превратились в коричневых ласок; глаза у них отблескивают в ночи алым светом, а спинки на бегу изгибаются петлями — такой петлястый у иных почерк бывает, — сложатся пополам и резко выпрямляются, как кукленок, ползущий по ниточке, которого моей младшей сестренке на рождество подарили.
Недолго ждать пришлось, заявилась к нам полиция искать констебля Кретьена, потому что он успел сообщить, что едет в резервацию встретиться с Уэйдом Гэскеллом. Уэйд сказал кому-то в городе, что они с Клетом едут в резервацию к Флоренс Гром В Горах. Ночью мы отослали Флоренс на автобусе к родственникам в резервацию Литтл-Пайн в Саскачеване, а у нас все сделали вид, будто знать о ней ничего не знают. На мою беду, в машине констебля Кретьена обнаружились мои отпечатки, и полиция сначала забрала меня, а потом Каргу Этту. Привезли нас сюда, в Эдмонтон, и так как я не могу объяснить, откуда в машине Кретьена взялись мои отпечатки, а Карга Этта не может сказать, откуда ее отпечатки на пистолете констебля, который полицейские выгребли из болота особой штукой для вылавливания металлических предметов, которая стрекочет, как заведенный дятел, полиция считает, что мы оба виновны в преступлении.
Фрэнк, он навещает меня, однажды спросил: не заметил ли я на одной из ласок маленькую полицейскую фуражечку, что выдавало бы констебля Кретьена? Только мне уж не до этих шуток.
— Потерпи немного, — говорит мне сегодня Карга Этта, когда мы с ней вместе ожидали полицейского, чтоб отправиться к судье. — Через два месяца все трое вернутся, и к тому времени они все забудут — и про тебя, и про меня, и про Флоренс Гром В Горах, и про Кларенса Гэскелла. Станут кроткие, как младенцы. Может, только проходя мимо курятника, задергаются малость! — Тут Этта от смеха так и заколыхалась, что балаган кукольного театра под сильным ветром.
