Виктория Райхер - Йошкин дом

— А домой они не могут пойти? — непонимающе уточнил Рома. — Ну, не переспят лишний раз.

— Не могут они домой. Дома не поймут, откуда они взялись. Они же в Питер уехали. С классом.

* * *

Антон с Мариной целовались. Доцеловавшись, они поцеловались еще раз, после чего Марина спросила:

— Куда мы теперь?

Антон прервал очередной поцелуй и нецензурно выразился.

— «Не знаю», — перевела Марина — Я права?

— Права — вздохнул Антон и притянул Марину к себе. — Иди сюда.

Марина пошла куда позвали, но через какое—то время вернулась к оставленной теме.

— Тош. А Тош. По улицам целую ночь ходить — это плохая идея. Тош, на улице зима.

— Я в курсе, — нервно отозвался Антон и с ненавистью поглядел на свой мобильный телефон. И какого ляда я ответил?

— Если бы ты не ответил, нас бы тут вечером обнаружила Валькина мама. На диване. Или в ванной. Или в кухне. На полу. Это лучше?

— Не лучше, — уныло признал Антон. Марина смотрела на него с невеселой симпатией. Антон встал и заходил по комнате. Время от времени он прерывал хотьбу и целовал Марину.

Походив, Антон резко сел на край дивана и почесал в затылке.

— Слушай, Марин, — сказал он нахмурившись, — у меня вообще—то бабка есть.

— Поздравляю, — ехидно откликнулась Марина. — Она спит и видит стелить нам постель. А также сообщить об этом твоей маме.

— Да нет, — отмахнулся Антон, — ничего она не спит и не видит. И маме ничего она не может сообщить, с мамой они уже четыре года не разговаривают. Но она за городом живет. А на выходные иногда уезжает в город, к моему дядьке, сыну своему. Я ей позвоню, если она на эти выходные собирается уехать — мы можем на ночь поехать к ней. Только надо ей сообщить, что я там буду, а то она потом обнаружит, что ей сдвинули какую—нибудь чашку, и поднимет дикий хай. А так—то можно. У меня ключ есть.

— Но если она с твоей мамой не разговаривает, откуда у тебя ключ? — удивилась Марина.

— А, это длинная семейная сага, — отмахнулся Антон, набирая номер. — Мама ей чего—то не дала, а бабушка смертельно обиделась, у нее тяжелый характер. Но меня она любит. Я на покойного деда похож.

* * *

Ада Валерьяновна с Ириной Александровной сидели в креслах возле журнального столика, пили из маленьких рюмочек вишневый ликер и обсуждали знакомых. Услышав звонок телефона, Ада Валерьяновна сожалением отставила рюмку и грузно встала.

— Алло? Алло? Антошенька, радость моя какое счастье! Я уже думала, это опять кто—то из моих вечных ненужных знакомых. А это ты. Какой хороший мальчик, я соскучилась, ты сто лет бабушке не звонил. И обалдуй ты после этого, а не хороший мальчик. Как у тебя дела, мой маленький?

— Да ничего, баб Ад, — семейной скороговоркой зачастил Антон, — учусь, чего у меня. Взрослею. Ты знаешь, в наше время это быстро.

— Знаю, милый, знаю, — вздохнула Ада Валерьяновна. — это во все времена быстро.

— А ты как поживаешь, баб Ад? Какие новости?

— Ничего, Антош, ничего. Как я поживаю. Какие у меня новости. Жива — вот и все мои новости. Хожу.

— Ходишь, баб Ад. это хорошо. Это гораздо лучше, чем не ходить.

— Это точно, хороший мой. Я тебе больше скажу — я не только хожу, я даже езжу. Вот сегодня как раз в город собралась.

— Молодец, баб Ад, — от души одобрил Антон. — К дяде Валере, да?

— Естественно, — величественно согласилась Ада Валерьяновна, — не к твоей же бессердечной маме.

Антон пропустил мимо ушей «бессердечную маму», подмигнул Марине и осторожно спросил:

— Баб Ад, а когда ты уезжаешь?

— Да так, чтоб к вечеру уже там быть. Вот сейчас с Иришей наговоримся, и пойду.

— Баб Ад… — Антон посопел, — а можно, пока тебя нет, я к тебе заеду?

— А, — понятливо отозвалась Ада Валерьяновна, мать достала?

Невозможно достала. Не могу больше баб Ад, хочу спокойно поваляться у телевизора и чтоб никто мозги не чистил.

— На слово «поваляться» Марина фыркнула, зажав рот ладонью.

— Да приезжай конечно, — сразу согласилась Ада Валерьяновна, — у кого тебе еще будет хорошо, как не у бабы Ады. Я—то твою мамочку хорошо знаю, настрадалась с ней. Приезжай, мой маленький. Ключ у тебя есть, входи и располагайся. В холодильнике мы с Иришей оставим тебе торт. А я завтра вечером приеду, повидаемся еще.

— Не баб Ад, завтра вечером я уже уеду, а то мать убьет. Мы с тобой в другой раз повидаемся, хорошо?

Обязательно повидаемся. Я соскучился.

— Хорошо, — сказала Ада Валерьяновна, — приезжай когда хочешь. Ты же знаешь, я всегда тебе рада.

Антон закончил разговор, подпрыгнул, махнул рукой, достав до люстры, качнул ее и в прыжке приземлился рядом с Мариной на диван.

— Все, Маринка, — сказал он, обнимая Маринины плечи и мягко опрокидывая ее назад. — Счастье есть. До вечера пробудем тут, а потом поедем к бабке. Там в холодильнике торт.

— Торт — это прекрасно, — серьезно сказала Марина и поцеловала Антона в нос.

* * *

Дорожка к деревянному домику Ады Валерьяновны долго петляла между потемневшими к вечеру деревьями. Антон с Мариной шли, взявшись за руки, время от времени останавливаясь, чтобы поцеловаться.

Издалека на них приветливо глядел деревянный домик. Они подошли к двери, Марина пропустила Антона вперед, а он порылся к карманах и вынул ключ. Вставил его в замочную скважину, но повернуть не успел — дверь распахнулась сама.

На пороге стояла Ада Валерьяновна.

— Антошенька, милый, — сказала она, с нежностью глядя на внука, — я подумала, и зачем мне ехать в этот город. Я тебя не видела сто лет, я тебе котлет нажарю. А Валерке хрен. Не заслуживает Валерка моих котлет. Не любит он меня.

КНИГА ЖАЛОБ И ОБОЖАНИЙ

Когда Антон с Мариной поженились, они решили, что в их доме не будет никаких скандалов. Вместо разбирательств, выяснений и упреков они завели дома Книгу жалоб — чтобы любой, кому что—то не нравится, могу довести это до сведения остальных. Жили они хорошо и дружно, поэтому потом переименовали Книгу жалоб в Книгу жалоб и обожаний: в любви друг к другу они тоже объяснялись письменно.

Потом родились дети, довольно быстро подросли и научились писать. И много лет подряд на любое недовольство члены семьи говорили друг другу одно и то же: тебя что—то не устраивает? Иди и пиши в Книгу жалоб. И они действительно шли и писали. Все. Все.

Кто перегорел лампочку в ванной? Невозможно мыться! (Папа)

Почему невозможно? Можно поджечь рулон туалетной бумаги. Будет много света. (Кирюша, Саша)

Кто вчера поджег рулон туалетной бумаги? Всех убью! (Мама)

Не увидишь. Они делают это по ночам (Люша)

Люшка, хочешь по ушам — продолжай в том же духе! (Кирюша, Саша)

Мама, папа! Необходимо починить шкаф в комнате мальчиков. Он почему—то упал на левый бок сам. (Кирюша, Саша)

Сам? Хм. Перезрел, что ли? (Папа)

Мама, папа! Необходимо починить Люше уши. Они у нее чересчур. (Кирюша, Саша)

Дети! Во—первых, прекратите все время драться. Шкаф в вашей комнате мы починим, но, если он еще раз упадет сам, я лично починю уши всем, кто тут совершенно ни при чем! Во—вторых, котлеты в холодильнике — на неделю! На неделю, я подчеркиваю. Если их опять съедят за одни день, до конца недели виновные будут есть остатки упавшего от перезрелости шкафа. В—третьих, лампочка в ванной снова не горит. Невозможно мыться! (Мама)

Марина, не волнуйся, я спрятал все рулоны туалетной бумаги. (Антон)

Папа, лучше оставь хотя бы один в туалете (Саша)

Папа, ты бы лучше лампочку ввинтил. (Люша)

Будете указывать мне что делать — ввинчу в ванной вместо лампочки (Папа)

А кто виноват, что папа спрятал всю туалетную бумагу? (Без подписи)

Если тот, кто вчера поджег последнюю мочалку, не ввинтит новую лампочку в ванной и не купит новую мочалку на свои

карманные деньги, все дети будут лишены карманных денег на неделю (Папа)

А я—то—то при чем? (Люша)

Папа, я поменял лампочку в ванной (Саша)

Папа, я поменял лампочку в ванной (Кирюша)

Черт, так это была уже новая лампочка? (Саша)

А ты не заметил? (Кирюша)

Он был занят, он жег новую мочалку (Без подписи)

Марина, пожалуйста, завяжи мне на завтра галстук. Люблю. (Антон)

Антон, завязанные галстуки висят в шкафу справа. Возьми один оттуда. Обожаю. (Марина)

Марина, в шкафу нет завязанных галстуков! Не понял. (Антон)

Мариша, в шкафу вообще больше нет никаких галстуков!!! Совсем обнаглели. (Антон)

Антоша, не волнуйся. Я разберусь. (Марина)

Мама, мы больше не будем! (Кирюша, Саша)

Мама, ну мы правда—правда больше не будем! (Кирюша, Саша)

Мама, я тоже больше не буду! (Люша)

Антон, я тебе купила новый галстук. Люблю. (Марина)

Марина, он синий! Возмущен. (Антон)

Папа, синий тебе очень идет. Честно. (Люша)