Ив Энцлер - Монологи вагины

Оказалось, что Боб любил вагины. Он был ценителем. Он любил их на ощупь, на вкус, любил их запах, и, самое главное, ему нравилось, как они выглядели. Ему необходимо было смотреть на них. Перед тем как впервые заняться со мной сексом, он сказал, что должен увидеть меня.

— Я и так здесь. Смотри, — сказала я.

— Нет, ты не понимаешь, — сказал он. — Я хочу видеть, какая ты.

— Включи свет, — предложила я, подумав, что он со странностями и паникует в темноте.

Он включил свет.

А потом сказал:

— Отлично. Я готов. Готов по-настоящему рассмотреть тебя.

— Очень приятно! — я помахала рукой. — Я здесь, рядом.

Тогда он начал раздевать меня.

— Что ты делаешь, Боб? — спросила я.

— Мне нужно тебя видеть, — ответил он.

— Зачем? — не поняла я. — Просто сделай это.

— Я должен видеть, какая ты, — возразил он.

— Что, ты раньше не видел красных кожаных диванов? — сказала я.

Он настаивал. Он не собирался сдаваться. Я была готова провалиться сквозь землю и исчезнуть.

— Это ужасно личное, — сказала я. — Не мог бы ты просто заняться со мной сексом?

— Нет, — сказал он. — Там ты настоящая, какая есть. Я должен это видеть.

Я затаила дыхание. Он смотрел и смотрел. Его голос стал хриплым, лицо переменилось. Он больше не казался заурядным. Он стал похож на голодного зверя.

— Ты такая красивая, — сказал он, — ты и изящная, и сильная, и невинная, и дикая.

— И все это ты увидел там? — спросила я.

Происходящее напоминало гадание по ладони.

— Я увидел это, — сказал он, — и еще много, очень много чего.

Он рассматривал меня почти целый час, как будто изучал карту, наблюдал за луной или глядел мне в глаза — только это была моя вагина. Он был так искренне восторжен, так умиротворен, так погружен в собственные ощущения, что и я, глядя на него, распалилась и потекла. Я начала воспринимать себя его глазами Я почувствовала себя прелестной и восхитительной, как картина великого живописца или водопад. Боб не испугался. Он не почувствовал отвращения. Эмоции переполнили меня, я преисполнилась гордости. И вот тогда полюбила свою вагину. Боб растворился во мне, и я была вместе с ним там, в собственной вагине, а потом мы вместе исчезли.

Предназначение клитора ясно. Это единственный орган в теле, созданный исключительно для удовольствия. Клитор — это сплошной нервный узел: 8 000 нервных окончаний, если быть точными. Это наивысшая концентрация нервных окончаний во всем теле. В клиторе их больше, чем на кончиках пальцев, губах, языке, их вдвое… Вдвое! Вдвое больше чем в пенисе. Кому нужен револьвер, если в твоем распоряжении есть автомат!

В 1993 году, проходя по Манхэттену, мимо газетного киоска, я была поражена фотографией на первой странице «Ньюсдей». Там была изображена группа из шести женщин, недавно вернувшихся из боснийского лагеря. На их лицах были шок и отчаяние, но ужаснее всего было осознавать, что из их душ навсегда ушла частичка нежности и света. Начинаю читать. На следующей странице другая фотография: только что освобожденные молодые женщины встретились со своими матерями и стоят полукругом возле школы. Их много, но никто — ни матери, ни дочери — не в силах смотреть в камеру. Я поняла, что должна поехать туда. Мне нужно было встретиться с этими женщинами. В 1994 году, благодаря моему ангелу-хранителю Лорен Ллойд, я провела два месяца в Хорватии, общаясь с боснийскими беженками. Я брала у них интервью и просто разговаривала с ними в лагерях, кафе, реабилитационных центрах. Потом я еще дважды ездила в Боснию.

Когда я вернулась из этой поездки домой, в Нью-Йорк, я была в бешенстве. Меня возмущало, что в одном только 1993 году от двадцати до семидесяти тысяч женщин были изнасилованы в самом центре Европы, и это считалось нормой, входило в тактику военных действий; никто не пытался этому помешать. Подобное никак не укладывалось у меня в голове. Одна моя знакомая не поняла, чему я удивляюсь. Она сказала, что в США за год насилуют более полумиллиона женщин, а ведь войны (теоретически) у нас нет. Следующий монолог основан на рассказе одной из тех женщин. Хочу поблагодарить ее за то, что поделилась со мной. Я восхищаюсь силой ее духа и преклоняюсь также перед всеми женщинами, пережившими эти дикие зверства на территории бывшей Югославии. Этот отрывок посвящается боснийским женщинам.

Моя вагина была увита зеленью. Была сочным лугом с цветами, мычанием коров, закатным солнцем и моим возлюбленным, нежно щекочущим меня соломинкой.

У меня между ног что-то есть. Не хочу знать, что. Я не прикасаюсь к себе там. Сейчас — нет. Никогда больше. С тех пор больше ни разу.

Моя вагина была болтушкой, не могла ждать, ей столько всего надо было поведать, столько попробовать. Она говорила не переставая, о да. Но потом она умолкла. С тех самых пор, как туда грубой черной ниткой зашили мертвого зверя. Ужасный запах дохлого животного ничем не вытравишь. А щель его рта кровоточит сквозь все мои летние платья.

Моя вагина пела звонкие девичьи песни, песни пастушьих бубенчиков, осенние песни сбора урожая, песни вагины, песни родной деревни. Но все это было до того, как солдаты запихнули в меня толстый ствол винтовки. Стальной стержень, такой ледяной, что сердце останавливается. Я гадала: выстрелят они или просто проткнут меня насквозь, до самого мозга. Потом они вшестером, похожие в своих черных масках на хирургов-маньяков, засовывают в меня бутылки. И черенки от метел.

Вдоль моей вагины текла река, чистая вода, омывающая согретые солнцем камни, струящаяся мимо камня-клитора. Но так было раньше. До того, как моя кожа лопнула, и я захрипела. До того, как часть моей вагины, часть губы, осталась в моей руке; теперь там с одной стороны просто ничего нет.

Моя вагина. Шумная, оживленная деревня на берегу полноводной реки. Моя вагина — мой дом родной.

Всё это было до того, как они насиловали меня по очереди целых семь дней, они пахли дерьмом и копченым мясом, они оставляли во мне свою грязную сперму. Река наполнилась ядом и гноем, весь урожай погиб, умерла вся рыба.

Моя вагина. Шумная, оживленная деревня на берегу полноводной реки.

Они захватили ее. Разорили и сожгли.

Я не прикасаюсь к ней теперь.

Не захожу.

Я теперь живу в другом месте.

Я не знаю, где оно.

В XIX веке девочки, которые умели достигать оргазма при мастурбации, считались больными. Их часто пытались лечить или «исправляли недостаток» путем удаления либо прижигания клитора или миниатюрных поясов целомудрия, а иногда даже при помощи стерилизации с хирургическим удалением яичников. В то же время в медицинской литературе отсутствуют ссылки на хирургическое удаление яичек или пениса как средство борьбы с онанизмом у мальчиков. В США клиторэктомия с целью излечения от мастурбации была в последний раз сделана в 1948 году пятилетней девочке.

От восьмидесяти до ста миллионов девочек и молодых женщин во всем мире становятся жертвами варварских обрядов, производимых над гениталиями. В странах, где существуют подобные обычаи, в основном, африканских, около двух миллионов подростков в год с помощью ножа или бритвы подвергаются обрезанию клитора, или удалению его, вместе с полным или частичным сшиванием половых губ кетгутом или шипами растений. Такие операции еще называют женским обрезанием. Африканский специалист Нахид Тубиа проводит простую аналогию: «У мужчины такая процедура была бы равносильна отчуждению большей части пениса, а то и полному его удалению, включая мягкие ткани у основания и часть мошонки».

Нередко у перенесших операцию возникают тяжелые осложнения: судороги, сепсис, кровотечения, трещины уретры, мочевого пузыря, стенок влагалища, сфинктера. В итоге все это приводит к хроническому воспалению матки, возникновению грубых шрамов и спаек, затрудняющих движение, образованию фистул, резким сильным болям, проблемам с деторождением и даже ранней смерти.

(Монолог, изначально написанный для Вупи Голдберг)

Моя вагина в гневе. Она зла. Ее разозлили. Она в ярости и хочет высказаться. Ей нужно поговорить обо всем этом дерьме. Ей нужно с кем-то поделиться, да вот хотя бы с вами. Серьезно, что за дела?! Целая армия людей только и думает, как бы надрать мою затраханную, трепетную и любящую вагину. Целыми днями изобретают всякие шизанутые средства и грязные способы подобраться к моей киске. Вагиноненавистники!