Анита Брукнер - Очередное важное дело
Вилли Герц знал, что его жена, которой все же придется посмотреть квартиру, вскрикнет от ужаса, заявит, что жить здесь невозможно, и, хуже того, не сделает ни малейшей попытки привести ее в жилой вид. Это ляжет на его плечи. Сколько уже раз за долгую жизнь ему приходилось подвигать жену на разные энергичные действия, невзирая на ее несчастье, давно ставшее его собственным! Эта квартира вполне бы ему подошла, но только при условии, что он жил бы в ней один. Его заветной мечтой было вновь сделаться холостяком, ибо лишь холостым он мог справиться с этой новой жизнью. Сделать счастливой свою возлюбленную супругу было ему не по силам, да теперь уже и никому не удастся. Он страшился того часа, когда его несчастье выйдет наружу, и был благодарен Юлиусу — не самому любимому сыну — за его такт, понимал, со скорбью, что Юлиусом пожертвовали и, если не случится чудо, будут и дальше жертвовать, поскольку семья связана одним горем и перспектив возрождения нет.
В дневные часы Юлиус почти ничем не был занят, и мысли его постоянно возвращались к утреннему происшествию, причем ему виделось испуганное лицо паренька, а не умелой медсестры. Ричард его зовут. Не слишком ли быстро он ушел, боясь помешать сиделке? Он решил сразу же после работы отправиться в больницу, узнать, не нужно ли чего пареньку, пообещать еще его навестить. Этот визит дал ему странное ощущение счастья. Без кожаной амуниции Ричард выглядел еще моложе, чем показалось сначала, — лет семнадцати, не больше. Он сказал Юлиусу, что дал знать родителям и велел им не беспокоиться. Юлиус подумал, что это очень зрелый поступок, и сказал об этом вслух. Мальчик был польщен. В больничной пижаме и с гипсом, сковавшим руку и плечо, он мало что мог для себя сделать.
— Здесь все очень добры, но все так заняты, — только и сказал Ричард.
Юлиус вышел, чтобы купить для больного всякие вещи первой необходимости в больничной лавочке, и сказал парнишке, что, если у него есть пожелание, ему достаточно только сказать. После недолгого колебания мальчик попросил журнал о мотоциклах. Герц обещал назавтра принести ему журнал, собрался уходить, поднялся с места и тут увидел медсестру — ту, свою. Его вдруг окатила волна радости. Они стояли по обе стороны кровати и улыбались Ричарду, как будто он принадлежал им обоим. Потом, когда время визита вышло, они попрощались и обещали снова его навестить. Герц ломал голову, как бы ему продолжить это необычное знакомство. Но оказалось, что ломать голову было не над чем, поскольку, едва они вышли на улицу, она повернулась к нему и сказала:
— Я выпила бы сейчас кофе, если вы не спешите.
— Очень рад, — сказал он. И не покривил душой.
Во время этого первого, пробного свидания он кое-что, правда немного, о ней узнал. Она работала приходящей сиделкой, работу ей давало агентство, жила она в Уондсворте, в одной квартире с еще двумя девушками. Рассказывать о своем происхождении было вроде как рановато, но она сказала, что ее воспитывали бабушка с дедушкой, после того как мать овдовела и стала работать, и что у нее было совершенно счастливое детство в Мейдстоуне, где по-прежнему живет ее мать, вышедшая на пенсию.
— Вы ведь не англичанин, верно? — с обескураживающей прямотой спросила она, так что ему пришлось немного рассказать о своем прошлом. Потом она поблагодарила его за кофе и встала, собираясь уйти.
— Мы еще увидимся? — спросил он.
Она улыбнулась:
— Я почти уверена.
После второго визита к их общему пациенту он пригласил ее перекусить, после чего они воспользовались квартиркой над магазином к их взаимному удовлетворению.
Его поразила ее честность, как в постели, так и вне ее. Привыкнув к вежливой уклончивости своего отца и причитаниям матери, Юлиус думал, что ему будет трудно выносить ее открытость, но на самом деле он и сам становился свободнее. Джози была сильна своей естественностью, показавшейся ему качеством иностранным. Он ни с чем подобным никогда не сталкивался и счел такой характер типично английским, и, несмотря на то, что в будущем ему много раз приходилось убеждаться в обратном, остался при этом мнении. Уже через несколько дней он понял, что хочет на ней жениться, что ему нужно ее уютное, надежное присутствие в его жизни, как защита от дальнейших бед. Единственное затруднение, которое Герц предвидел, — как познакомить ее с привычками и обычаями, царившими на Хиллтоп-роуд, с тем, что спать ложатся рано, с тем, что в доме бывают лишь Бижу Франк да еще Островский, который иногда заглядывал в пятницу вечером, «чтобы поддержать старые традиции», как он выражался, хотя традиций таких не было.
Мать Юлиуса даже оставила свою прежнюю непримиримость и написала сестре в «Бо Риваж», в Нион, где сама ни разу не бывала и, судя по всему, не побывает. Но Юлиус беспокоился напрасно, потому что родителям Джози очень понравилась, и они увидели в ней, не без оснований, символ жизни и здоровья, «глоток свежего воздуха», как сказала мать. Для него было почти сюрпризом, что Джози, такая прямолинейная, да еще и не особенно опрятная, произвела на них такое хорошее впечатление. Как и (он первым это осознал) его родители на нее. Мать его расстаралась и приготовила хороший ужин, который Джози ела с явным удовольствием. Первое знакомство прошло как нельзя удачнее.
— Как у вас тут красиво, — сказала Джози, — не то что…
«В квартирке над магазином», — хотела она сказать.
Юлиус бросил на нее предостерегающий взгляд, но заметил, что отец прячет улыбку и отворачивается, чтобы улыбнуться во весь рот.
— О, Юлиус вам уже показывал другую квартиру? — ничего не подозревая, спросила мать. — Ах, скоро нам придется приспосабливаться к ней. Разумеется, привыкнуть будет невозможно.
— Разве так уж необходимо переезжать? Вы не можете остаться тут?
— Хозяин квартиры, мистер Островский, которого вы наверняка увидите, хочет сам здесь жить, хотя он неисправимый путешественник и вряд ли будет часто здесь бывать.
Это была больная тема, но разве они могли не уступить желаниям Островского? Жизнь его была для них загадкой, мотивы непонятны. Однако он был их покровителем, да еще и работодателем: спорить было просто невозможно. Без него они лишились бы крова или работы. На переезд у них не было денег, хотя магазин давал приличный доход. Про себя Юлиус думал, что, будь он за главного, он ввел бы некоторые усовершенствования и черпал бы вдохновение где-то в другом месте. Для этого нужно было убедить отца выйти на пенсию, хотя сделать это будет непросто. Выйдя на пенсию, отец сможет возобновить те долгие прогулки, которые ему так нравились, и, когда Джози будет уже жить с ними, сможет, приходя домой, встречать более теплый и уж точно более интересный прием, чем могла дать ему жена. Эта жена пила сейчас кофе, хотя после кофе ее всегда тянуло поплакать и на щеках у нее выступили красные пятна. В комнате повисла напряженность, но Джози с профессиональной отрешенностью вывела хозяйку из этого состояния, сказав, что вечер просто чудесный, и щедро похвалив ужин.
— А где вы работаете? — спросила фрау Герц.
— Я выполняю частную работу, ухаживаю за больными на дому.
— Ах! — воскликнула мать с блаженной улыбкой. — Какое это для них счастье! — После этого ее нервозность более или менее прошла.
В ту ночь, посадив Джози в такси, Юлиус лег спать, и ему приснилось, что его брат Фредди, в полосатом свитере и фуражке, какие носят швейцары, в раздражении пробирается сквозь целую гору книг, которые якобы хочет вывезти из магазина или из библиотеки, где все это происходит. Вроде бы он приобретает их для своего удовольствия и просит продавца или библиотекаря все упаковать.
«У вас есть грузовик?» — спрашивает он, все таким же раздраженным тоном, хотя Юлиусу, который скрывается на дальнем плане, ясно, что тут понадобится целая фура. Когда Фредди бывал в таком настроении, главное было — держаться от него подальше, хотя сон не имел ничего общего с действительностью, поскольку Фредди в жизни читал только газеты, да и то нечасто.
Герц проснулся разбитым, сказал себе, что вскоре он станет женатым человеком, и решил поменьше считаться с пожеланиями своей семьи. Выйдя на пенсию, отец сможет больше делать для всех. Предполагаемый уход на пенсию его отца стал в сознании Юлиуса фактически неизбежным. Перемены были необходимы, и он был настроен их произвести.
Ему хотелось перемен, вот что на самом деле им двигало. Все они жаждали перемен. Даже Джози жаждала перемен. Ей надоела ее работа, она устала целый день сидеть в четырех стенах, хотела больше бывать на свежем воздухе. Он ей не возражал, где уж ему было с ней спорить. На самом-то деле он бы хотел, чтобы она сидела дома, не давала его матери хандрить. Все решилось довольно-таки внезапно. Когда они объявили, что пошли и поженились, его родители не были удивлены. Отец Юлиуса достал из буфета в спальне бутылку шампанского, и они выпили за здоровье друг друга, поражаясь тому, что перемены происходят так легко.
