Анна Козлова - Люди с чистой совестью
Чем он занимался дальше, Валера не помнил, но вряд ли творил разумное-доброе-вечное.
В любом случае, теперь вороватый китаец жил в общежитии на Студенческой, торговал низкокачественным песцом и кокаином.
Через двадцать минут завалилась Ирка. Китаец пугливо стоял на лестнице.
— Чего он встал? — грубо спросил Рыбенко.
— Он стесняется, — буркнула Ирка.
— Скажи, чтоб зашел, что я с ним в подъезде расплачиваться буду? — потребовал Валера.
Наконец, Бо Юм Бэя втащили в квартиру и усадили на диван, рядом с Дашей. Он улыбался, не показывая зубов, и явно косил под идиота. Потом он разложил свои принадлежности и гостеприимными жестами предложил продегустировать продукт. Даша принесла из кухни обрезанную для таких нужд ножницами соломинку и протянула ее Рыбенко.
Тот, крякнув, втянул порошок в ноздрю.
Через секунду то же самое проделал Валера.
Затем наступила очередь Даши и Ирки. Последнюю дорожку подмел китаец.
Все оглядывали друг друга с идиотскими улыбками. Градус счастья приближался, по меньшей мере, к спонтанной оргии.
— И-и, шампанского! — скомандовал Рыбенко.
Девочки с неестественным и бурным хохотом подставили стаканы.
Рыбенко поведал о посетившем его лингвистическом откровении: из всей необозримой массы слов, начинающихся с одной буквы, только одно слово эту букву полностью выражает и, возможно, даже оправдывает ее существование. То есть, лучше бы вообще не было никаких букв, слов, да и вообще голубой планеты, но раз уж уничтожить все это одним махом не удается, нужно составить четкий словарь правды, который в будущем (которого тоже, в общем, нет) поможет таким же, как он, прозревшим людям.
В бреду Валера загорелся идеей составления такого словаря.
— А — это однозначно алкоголь, — сказал он.
— Никаких возражений!
— Б? — это была Даша.
— Бисексуалы? — предложил Рыбенко.
Валера на секунду подумал, что он все же немного инфантилен.
— А Т — ты предложишь, наверное, трансвеститы? — хохотнула Ирка. — По-моему, Б — это боль.
Мнения на счет В сильно разделились. Водка явно не подходила, потому что с ее принятием словарь правды начинал неумолимо скатываться к энциклопедии пьяни.
— Может, вонь? — осторожно вставил китаец.
В конечном счете, сошлись на власти.
— Г — говно. — Рыбенко значительно задымил.
— Пускай, — согласился Валера, — все-таки это важная жизненная категория.
Когда добрались до Я, уже светало.
Спать, впрочем, не хотелось.
Валера договорился до того, что каждое понятие словаря нуждается в короткой аннотации, и все вместе они в идеале предстанут вехами нового целостного мировоззрения.
— Когда-нибудь, — сказал он, бессистемно дергая руками, — мы передадим это мировоззрение нашим детям.
Китаец тактично намекнул, что не прочь уйти в свое общежитие.
Его благодарно проводили. Особенно рассыпался Валера, впавший в наркоманическую говорливость.
— Очень любопытна ваша судьба, — трещал он, жестикулируя, — это ведь просто эпоха. Вот, чем вы занимались до этого? Как попали в Россию? Вам здесь нравится?
— Не очень, — ответил Бо Юм Бэй.
— Ну, кому ж здесь понравится? — пробасила Ирка.
— Знаете, в Китае еще хуже, — обрадовал общество Бо Юм Бэй.
— Я занимался переводами китайских поэтов, — добавил он уже на пороге. До сих пор многое помню.
— Прочитайте, прочитайте! — возликовал Валера.
— С удовольствием, — откликнулся китаец с обескураживающей готовностью:
Людная станция. Свет огней.Прощальный глоток вина.Гонг полуночный. И лук луны.Гуся тревожный крик.Ты говоришь: «Когда ворон зовет,Подруга летит за ним».Ветер осенний — больше никто —Делит со мною путь.Там, на изгибе Желтой реки,Берег — сплошной песок.Ниже, где Белой лошади брод,Клонит иву к стене.Ты не горюй, что в далекий крайНе едут с тобой друзья.
Помни одно — где бы ни был ты,Всюду найдешь людей.
Стихотворение было настолько неожиданным, что как-то разом всех отрезвило.
— Как называется? — опомнился Валера.
— Ночью расстаюсь с другом, — Бо Юм Бэй улыбнулся, — а сегодня — утром расстаюсь.
Он ушел.
Следом ушел Рыбенко. Ирка по традиции осталась спать.
Допивая выдохшееся шампанское, Валера подумал, что понял одну очень важную вещь. Вернее, две важные вещи, которые есть в жизни: любовь к мужчине и любовь к женщине. И та и другая того стоят. Мужчина и женщина по природе своей двойственны, противоположны и парадоксальны. Каин и Авель живут в каждом из мужских яиц и в каждой из женских грудей. И стремятся они к агрессии, господству, в общем, к гражданской войне. И для тела, и для страны не выдумаешь судьбы хуже, чем противостояние этих частей. Когда ты молод, самое время выбирать или, по меньшей мере, принять роль арбитра в споре своих мятежных составляющих. Если твоя левая половина будет уважать правую, и наоборот, проблемы не возникает — конфликт назреет, когда одна начнет скрывать свои тайные помыслы от другой.
Если это помыслы совпадают — великолепно. Если нет — тебе же лучше.
Единственный способ спастись от самоистребления — наслаждаться. Наслаждаться одновременно и той, и другой своей половиной, или, другими словами, наслаждаться Сомнением, насколько это возможно. Со временем и вполне безболезненно один из братьев возьмет верх над другим, но тогда, старик, заговорил он сам с собой интонациями Рыбенко, ты уже получишь кресло в Думе, станешь независимым, у тебя будет крутая тачка и охуенный дом, в котором ты сможешь метаться, как тигр в клетке.
Глава 5
Гондоны
Спикер оказался выше, чем он думал.
Общим обликом он напоминал какого-нибудь случайного персонажа из серии «Астерикс» «Киндер-сюрприза». С обвисшими, протабаченными усами, гепатитной кожей и неожиданным круглым пузцом под демократической кожаной курткой, к которым он питал слабость.
Собственно, подумать времени не оставалось.
Старый, без всякой жеманности уже педераст подвел Валеру к спикеру со словами:
— Извините, Андрей Михалыч, это — молодежка!
— Ух, — яростно отозвался Андрей Михайлович, — наше будущее!
С этими словами он схватил Валеру за лацкан пиджака и поволок по коридору.
Шедшие навстречу люди подобострастно разбегались — путь их, как запоздало понял Валера, лежал в кабинет Владимира Ивановича.
Наглая секретарша выпрыгнула из-за стола, чтобы угодливо приоткрыть дверь приемной.
Не обращая на нее ни малейшего внимания, спикер ворвался в кабинет, который Валера про себя называл «джунглями» и рухнул на кожаный стул.
Он ослабил узел галстука и тяжело вздохнул. Владимир Иванович по такому случаю галантно отсутствовал.
— Дай воды, — попросил спикер.
Валера пугливо бросился к стеклянному подносу, на котором стояли бутылки с минералкой.
— Не, не, — спикер предостерегающе выставил руку, — стакан не надо.
Он выпил воды и заметно повеселел.
— Ну, чего, эмче, — сказал он, задорно улыбаясь, — давай, рассказывай, кто ты и чего тебе надо? Это, знаешь, девчонки в Интернете так пишут. Мой «МЧ». Молодой человек называется.
Валера улыбнулся.
— Володькин зять? — вдруг уточнил спикер.
— Да, да, — поспешил ответить Валера, — я…
— Нормально, нормально… Десантура своих не бросает, — перебил Андрей Михайлович.
— Семь минут, — добавил он, взглянув на какие-то очень скромные, но крутые часы, — укладывайся.
Валера молчал.
Андрей Михайлович снова припал к бутылке, после чего произнес:
— График, на хуй…
У Валеры была заготовлена огромная речь. Так ему посоветовала Даша, рассуждая в том смысле, что вряд ли ему удастся поймать спикера в ближайшее время.
— Я очень устал, — вдруг сказал Валера.
— Еб твою мать, — тут же отозвался Андрей Михайлович, — устал он. Ты тока начинаешь, а потом, знаешь, какой пиздец наступит? Да ты не знаешь. Я тебе в отцы гожусь, эмче, так вот, если бы ты был моим сыном, ну, или племянником каким-нибудь, и пришел бы то ко мне, и сказал. Дорогой мой папа, Андрей Михалыч, или дядя там, смотрю я на тебя и сам хочу в таком роде. Я бы послал тебя матом, — завершил свою мысль спикер.
— Да ну что вы… — пробормотал Валера.
— У меня жизни вообще нет, — разоткровенничался Андрей Михайлович, — ни хуя нет. Ты как вообще, женатый?
— Да, — отозвался Валера.
— А, ну, да, — спикер почесал затылок, — на Володькиной этой девке. Я ее знаю, приходила. Красивая девица! Такая, знаешь, у нее татаро-монголськая составляющая мощная.
— Да, — поддержал Валера. — Глаза красивые. Раскосые чуть-чуть.
