Франсуаза Саган - Потерянный профиль

Несмотря на предгрозовую атмосферу, царившую за завтраком после возвращения блудной дочери, мне постепенно удалось заставить выслушать свою точку зрения на мое собственное будущее. Я хотела найти квартирку и работать, чтобы иметь возможность платить за жилье и пищу. Мое упрямство, несомненно, заинтриговало г-жу Дебу, и она сочла долгом присутствовать ни этом завтраке. Она теребила свои перстни и по временам тяжело вздыхала, а Юлиус оторопело смотрел на меня, как будто мои скромные притязания были верхом нелепости. Мой старый друг Ален Малиграс предложил замолвить за меня словечко в одном журнале. Он хорошо знаком с главным редактором. Тематика журнала — музыка, живопись и все, относящееся к искусству. Это мирный журнальчик, где платить мне будут, конечно, довольно мало, но где мои слабые познания в живописи на что-нибудь сгодятся. Кроме того, он сказал, что сможет устроить меня корректором в издательство, где он работает, и это также поддержит мой бюджет. Г-жа Дебу вздыхала все глубже, но я упорствовала, и она прибегла к дипломатии:

— Боюсь, моя девочка, — сказала она удрученно, — что вся эта очень интересная деятельность не даст вам многого. Я имею в виду в материальном отношении. С другой стороны, — продолжала она, обращаясь к Юлиусу, — если она так настаивает на полной независимости, — пусть! Современные молодые женщины одержимы этой манией — работать. — В моем случае это скорее необходимость, — сказала я.

Она раскрыла рот, но осеклась. Я знала, что она думает: «Дурочка, маленькая лицемерка! Ведь за вашей спиной Юлиус А. Крам». Она была готова произнести это вслух, но мой взгляд или, может быть, слабый испуг на лице Юлиуса А. Крама подсказали ей, что все не так просто. Пролетел тихий ангел или целая стая демонов, и в разговор вступил Юлиус:

— Я вас прекрасно понимаю. Если позволите, я поручу одной из моих секретарш подыскать для вас маленькую студию. Там вы можете видеться с людьми из того журнала и со всеми другими, А до тех пор, я думаю, вы можете воспользоваться гостеприимством Ирен, поскольку она его предложила.

Я молчала. У Юлиуса вырвался принужденный смешок.

— Вам не придется долго ждать. Уверяю вас, моя секретарша очень энергична.

Поддавшись на эту ловушку, я согласилась. Впрочем, Юлиус не солгал. Секретарша и впрямь оказалась энергичной

На другой же день она пригласила меня посмотреть маленькую двойную студию на улице Бургонь с комнатой, выходившей во двор, сдававшуюся за смехотворно малую цену. Секретарша была высокая молодая блондинка, в очках, на вид совсем безропотная. Когда я поблагодарила ее и сказала, что это настоящая находка, она ответила бесцветным голосом, что это входит в ее обязанности. А во второй половине дня я сидела уже в кабинете Дюкре, редактора того самого журнала Я не знала, что Ален Малиграс пользуется в Париже таким влиянием, и была столь же удивлена, как и обрадована, когда, задав мне несколько вопросов и описав мои обязанности, Дюкре тут же принял меня в штат с очень приличным жалованьем. Я побежала благодарить Алена Малиграса. Он почему-то тоже удивился, но был доволен, как и я. Решительно, я везучая. В тот же .вечер я покинула улицу Спонтини и переехала на новую квартиру. Опершись на окно, я смотрела с высоты четвертого этажа на газон в глубине двора и слушала симфонию Малера, лившуюся из радиоприемника, который любезно предложила мне хозяйка. И вдруг я ощутила себя практичной, независимой и восхитительно свободной. В свое оправдание могу сказать, что от рождения была крайне наивна и таковой осталась.

Все в том же порыве я позвонила Алану. Он ответил спокойным тихим голосом, удивившим меня. Я назначила ему свидание, завтра, около одиннадцати. Он ответил: «Да, конечно, я буду ждать тебя здесь», но я решительно отказалась. Я ощущала себя отныне одной из тех женщин с головой — героинь дамских еженедельников, — которые чудесным образом лишены нервов и со знанием дела обеспечивают счастье своего мужа, детей, шефа и консьержки. Короче говоря, этот головокружительный образ придал, по-видимому, решительности моему голосу, потому что Алан сдался и согласился встретиться в старом кафе на авеню Турвиль. Я проснулась все с тем же чувством энергии, воли и отправилась на наше свидание в уверенности, что для меня начинается новая жизнь. Алан уже пришел. Чашка кофе стояла перед ним. Он встал мне навстречу, отодвинул столик и помог снять пальто с самым непринужденным видом. Может, все уладится? Может, эти три недели были ночным кошмаром, а может, и все эти три года — наваждение? Может, сидящий передо мной молодой человек, — хорошо выбритый, в темном костюме, с учтивыми манерами, — наконец-то поймет меня?

— Алан, — сказала я, — я решила немного пожить одна. Я нашла работу, небольшую студию и думаю, что так будет гораздо лучше и для тебя, и для меня.

Он вежливо кивнул головой. Вид у него был немного сонный.

— Что за работа? — спросил он.

— В журнале, в искусствоведческом журнале, которым руководит друг Алена Малиграса. Знаешь, Ален был так любезен.

К счастью, я могла сказать ему об Алене. Он был староват, чтобы вызвать у него ревность.

— Очень хорошо, — сказал он, — ты быстро устроилась… или это давнишний план?

— Удача, — необдуманно ответила я, — или, вернее, две удачи: квартира и работа.

Лицо его становилось все более сонным, все более добродушным.

— Большая у тебя квартира?

— Нет, — ответила я, — одна комната, что-то вроде гостиной, но спокойная.

— А что мне делать с нашей квартирой?

— Это зависит от тебя. Останешься ли ты в Париже или вернешься в Америку.

— А что бы предпочла ты?

Я поерзала на стуле. Я ожидала увидеть Отелло, передо мной был Мальчик-с-Пальчик.

— Это тебе решать, — с опаской сказала я. — Во всяком случае, твоя мать, наверное, соскучилась по тебе.

Он рассмеялся веселым, молодым смехом, в котором я поначалу не уловила подтекста.

— Моя мать играет на бирже или в бридж, — ответил он. — И что я ей скажу, когда вернусь один?

— Ты скажешь ей, что наша жизнь не очень ладилась. Ты не обязан сразу говорить ей о разводе.

— Сказать ей еще, — произнес Алан, и голос его уже совсем не был сонным, а стал каким-то пронзительно-свистящим, — сказать ей, что я позволил отвратительному богатому старику украсть свою жену? Бог знает, сколько у тебя было любовников, Жозе, но, насколько мне известно, они были красивее. Никогда не видел ничего более мерзкого, чем твое бегство с этим смехотворным старцем и его шофером, похожим на гориллу. Он давно твой любовник?

Начинается. Я должна была это знать. Это всегда начинается снова.

— Это совершенно не так, — сказала я. — Ты прекрасно знаешь, что это не так.

— Тогда каким же чудом ты нашла работу? Ведь ты же ничего не умеешь. А квартиру? Это ты-то, которая в жизни сама не устраивала своих дел. Исчезаешь без единого франка, а через два дня у тебя уже квартира, жалованье, полный триумф! И ты хочешь, чтобы я тебе поверил? Ты смеешься надо мной?

За стойкой возле нас сидел человек. Он сначала спокойно пил свое пиво, а потом стал постепенно отодвигаться от нашего столика. Теперь он был у другого конца стойки и смотрел на нас. И гарсон смотрел на нас. Я поняла, что Алан говорит слишком громко. Я так привыкла к взрывам его голоса и к его шепоту, что уже не замечала, когда он переходил границы. Он смотрел на меня с яростью, граничившей с ненавистью. Вот до чего мы дошли. В один миг мои ничтожные планы, мои похвальные стремления, моя новая жизнь — все показалось мне смехотворным, бессмысленным, и в высшей степени фальшивым. Истинным было только это раненое, униженное, отчаянное лицо — лицо, которое так долго было для меня лицом самой любви.

— Я найду тебя, — сказал Алан. — Я никогда не оставлю тебя в покое. Ты никогда не освободишься от меня. Ты не будешь знать ни где я, ни что со мной, но я всегда буду появляться в твоей жизни в тот момент, когда ты уверишь себя, что я забыл о тебе. И буду все тебе портить.

У меня было впечатление, что он произносит заклятие. Ужас охватил меня. Но потом я вдруг очнулась. Я вновь увидела стены кафе, лица посетителей, голубой холодный блеск неба за окном. Я схватила пальто и выбежала. На мгновение я забыла, где живу, кто я и что надо делать. Я знала только, что надо уйти как можно быстрее и как можно дальше от этого страшного кафе. Я остановила такси, назвала Площадь Звезды, потом, когда переехали Сену, пришла в себя, и, развернувшись, мы возвратились к улице Бургонь. Добрых полчаса я пролежала на постели, просто вслушиваясь в биение своего сердца, разглядывая цветы на обоях и всей грудью вдыхая воздух. Потом сняла телефонную трубку и вызвала Юлиуса. Он заехал за мной, и мы поехали завтракать в тихий ресторанчик, где он рассказывал мне о своих делах. Мне это было неинтересно, но я почувствовала себя гораздо лучше. Так впервые я позвала на помощь Юлиуса и сделала это почти машинально.