Стивен Ликок - Охотники за долларами
Фред был сыном волшебника и «матери», Этот громадный неуклюжий парень лет семнадцати валялся в соседней комнате на кушетке, в халате с разводами. Возле него лежала на стуле — пачка папирос и коробка шоколада. Шторы в комнате были спущены, и он, воображая себя больным, лежал с полузакрытыми глазами.
Меньше чем год тому назад этот самый Фред, одетый в костюм из грубой материи, не жалея своих могучих плеч, пилил обеими руками дрова для домашней плиты. Но сейчас фортуна была озабочена тем, чтобы отнять у него неоценимые дары, которые озеро Эри положило в его колыбельку семнадцать лет тому назад.
Волшебник вошел на цыпочках в комнату «больного», и сквозь полузакрытую дверь слышно было, как юноша страдальческим голосом сказал:
— Нельзя ли еще желе?
— Как ты думаешь, можно ему дать? — спросил Томлинсон, возвращаясь обратно, —
— Конечно, — ответила жена, — раз это хорошо переваривает его желудок.
Ибо по диетическим правилам деревни можно есть все, что принимает желудок, и только то, что не лезет туда, признается несъедобным.
— Как вы думаете, можно позвать «их», чтобы потребовать желе? И как лучше сделать: протелефонировать в контору или позвонить?
— Может, удобнее будет выглянуть в коридор, нет ли там кого-либо из прислуги?
Подобного рода вопросы Томлинсон и его жена обсуждали целыми днями.
Когда появился молодцеватый лакей в полном параде и сказал: — Желе? Слушаюсь, сэр, немедленно, сэр! Какое вам угодно желе: из мараскина или портвейна, сэр? — Томлинсон уныло посмотрел на него, раздумывая, не мало ли будет ему пяти долларов на чай.
— Что сказал доктор о болезни Фреда? — спросил Томлинсон, когда ушел лакей.
— Он не сказал ничего определенного, — ответила мать, — заглянул только на минуту-две и обещал еще раз зайти попозже. Но предупредил, что Фред должен лежать спокойно.
Доктор Слайдер, самый шикарный врач в городе, проводил весь день, разъезжая взад и вперед на своем почти бесшумном автомобиле и самым серьезным образом убеждая своих пациентов полежать. — Вам нужно немного полежать в полном покое, — говорил он со вздохом, сидя у постели больного. — Спокойно полежать! — повторял он, натягивая в передней перчатки и выразительно покачивая головой. В этом заключались все его методы лечения. Впрочем, этого было достаточно. Его пациенты всегда выздоравливали, да они ничем и не хворали, — и вера в доктора была безгранична.
Естественно, что волшебник и его жена благоговели перед ним.
В дверях показался мальчик-рассыльный с целой пачкой телеграмм.
Волшебник читал их, и лицо его вытягивалось от удовольствия. Первая телеграмма гласила: «Поздравляю вас и превозношу за вашу смелость: настроение рынка немедленно изменилось; вторая: «Ваше мнение оправдалось; цены на рынке поднялись; продал с прибылью в 20 %» — и третья: «Ваша проницательность всецело подтвердилась, К. П. поднялись сразу, посылайте дальнейшие инструкции» и т. д.
Эти и подобного рода сообщения шли от маклеров. Все успехи приписывались мудрости Томлинсона; но в действительности если бы они сообщили ему, что К. П. поднялись до луны, то он понял бы не больше, чем сейчас.
— Ну, — спросила жена мага и волшебника, когда он закончил просмотр телеграмм, — как обстоят дела сегодня, лучше?
— Нет, — ответил Томлинсон со вздохом. — Сегодня самый плохой день. Целый ворох телеграмм, и почти все они повторяют одно и то же. Я предполагаю, что со вчерашнего дня я сделал еще сто тысяч долларов.
— Что ты говоришь? — сказала «мать», и они печально посмотрели друг на друга.
— И полмиллиона за прошлую неделю, кажется так, — сказал Томлинсон, опускаясь на стул. — Боюсь, мать, — добавил он, — что это не к добру. Мы ничего не понимаем в делах. Мы не воспитаны для этого.
Если бы издатели финансовых газет и журналов поняли смысл разговора, происходившего между двумя кудесниками, то они разразились бы статьями, которые всполошили и поставили бы вверх дном всю Америку.
Правда заключалась в том, что финансовый маг и волшебник делал все возможное, чтобы произвести переворот куда более грандиозный, чем тот, который ему приписывала пресса: он стремился потерять свои капиталы. Подавляемый Гран-Палавером, страдая под бременем финансовых операций, Томлинсон поставил себе целью избавиться от всех своих денег.
Но если вы владеете капиталом более чем в пятьдесят миллионов, для дальнейшего роста которого нет никаких препятствий; если в ваших руках к тому же находится половина всех акций «Объединенного общества Эри-золото», которое гидравлическими драгами извлекает золото с речного дна на участке величиной в четверть мили, то потерять ваши деньги — дело отнюдь не легкое.
Конечно, есть люди, сведущие в финансовых операциях, которые с успехом достигают подобных результатов. Но они имеют подготовку, которой недоставало мистеру Томлинсону. Помещал ли он деньги в самые безнадежные предприятия, какие только ему предлагали, в дела, грозившие полным банкротством, в самые мошеннические затеи — все равно деньги возвращались к нему. Когда он выкидывал горсть, на ее место прибывали две. И при всяком подобном трюке с его стороны толпа аплодировала неслыханному дерзновению, небывалому предвидению кудесника.
Подобно Мидасу, он обращал в золото все, до чего дотрагивались его руки.
— Мать, — сказал он, — все бесполезно. Это — рок, как говорится в книгах.
Грандиозное состояние, которое финансовый маг и волшебник стремился потерять всеми силами, досталось ему совершенно неожиданно. И возникло оно совсем недавно, всего лишь шесть месяцев тому назад, несмотря на все небылицы, которые распространяла об этом пресса.
Происхождение богатства Томлинсона — самое простое. Рецепт его доступен каждому. Нужно только владеть фермой на склоне холма возле озера Эри, в том месте, где поросшие кустарником и запущенные поля спускаются к озеру; нужно, чтобы через них, пробиваясь меж камней, пробегал ручей, названный Томлинсоновским, и чтобы на дне ручья были найдены золотые россыпи.
Вот и все.
И нет никакой необходимости в наши благословенные дни самому добывать золото. Можно всю жизнь прожить на ферме, как это было с отцом Томлинсона, и не видеть золота. Ибо в наше время самым лучшим орудием судьбы является геолог; в данном случае таковым оказался почтенный профессор геологии Плутория-университета.
Вот как это случилось.
Почтенный профессор проводил каникулы недалеко от озера Эри и большую часть своего времени тратил на обследование наружных слоев скал девонской формации. С этой целью он носил в кармане молоток и время от времени или делал заметки в своей записной книжечке, или наполнял свои карманы осколками обрушившихся скал.
Однажды, подойдя к Томлинсоновскому ручью, он случайно остановился на том месте, где громадная глыба девонского утеса пробивалась сквозь глинистую почву берега. Когда почтенный профессор рассмотрел ее и заметил полосу, подобную полосам на спине тигра, которая проходила через глыбу, он принялся немедленно отбивать от нее осколки своим молоточком.
Томлинсон работал со своим сыном Фредом неподалеку в лесу, но геолог был так взволнован, что не замечал их присутствия, пока они не подошли к нему вплотную, привлеченные стуком его молоточка. Они привели его к себе на ферму, где «владелица замка» в мужской шляпе окапывала картофель, и угостили его молоком и кексом на соде. Но руки геолога так тряслись, что он с трудом мог есть. В тот же день он помчался в город, взбудораженный своим открытием.
Слухи о новой золотой россыпи быстро распространились повсюду. Остальное понятно. Очень скоро нашлись благородные, сердечные люди, которые заинтересовались геологией. Задержки в деньгах не было. Громадный утес был сдвинут со своего места в сторону, и истолоченный блестящий песок, ослепительно сверкавший на солнце, был отправлен в маленьких ящиках в аналитическую лабораторию Плутория-университета. Здесь почтенный профессор геологии, заперев дверь на замок, просидел далеко за полночь в темной каморке, освещенной лишь голубоватым пламенем, игравшим над тиглями, словно чародей в своей пещере. Каждую пробу, которую он испытал, он укладывал в особую коробку, бережно привязывал ее делал надпись: «aur — рг. 75»; при этом перо дрожало в его руке. Ибо для профессоров геологии эта надпись означала: «здесь 75 % чистого золота». Неудивительно, что почтенный профессор трепетал от возбуждения — конечно, не из-за золота, как драгоценности (ему некогда было думать об этом), а потому, что в случае благоприятных результатов этого испытания можно было считать доказанным нахождение золотоносных жил в породах девонской формации. Таким образом, его открытие обещало опровергнуть твердо установленные в науке положения и перевернуть вверх ногами всю геологию. Профессор уже мечтал о том, как он прочтет доклад на всемирном съезде геологов и как все собрание превратится в сумасшедший дом.