Имоджен Эдвардс-Джонс - Модный Вавилон
— Он их заказывает!
— Потрясающе. Однако послушай, боюсь, что мы сидим тут уже почти два часа и пора прощаться.
— Извини, — отвечает Дора, начиная собираться. — Кстати, можете забрать. Сэкономите на марках. — Она протягивает Александру листок заказа. Мне даже с такого расстояния видно, что она покупает совсем немного и в кредит.
Александр улыбается и смотрит в листок. Слегка хмурится и отклоняется назад, как будто пытаясь осмыслить то, что она сделала. Щеки у него начинают медленно краснеть.
— И это ты называешь заказом?! — внезапно ревет он. — Это не заказ! Давай катись отсюда! Надо же, заказ!
Дора в ужасе. Она судорожно протестует, что-то бормочет в свое оправдание, но Александр буквально толчками выставляет ее за дверь. И возвращается, отряхивая свой роскошный костюм.
— Не беспокойся, — говорит Мими, закуривая, — ты отмщен! Я видела, как Крошку Ми вытошнило прямо в ее сумочку.
3
Мы с Александром в Париже, на «Евростар». Путешествуем вторым классом, как и вся наша смиренная братия. Только журналисты и супермодели разъезжают первым. Все остальные, кто не владеет собственными компаниями и вынужден экономить, должны переступать через собственную гордость и сидеть в обществе плебеев. Часть коллекции, завернутая в полиэтилен и бумагу, лежит в верхнем отсеке, у нас над головами, остальное переправлено в отель Bristol, где мы забронировали номер на пять дней и рассчитываем что-то продать. Хочется охватить тех владельцев модельных домов, которые на лондонской Неделе высокой моды не удосужились заглянуть к нам. Всех, кто хоть что-нибудь из себя представляет. По крайней мере в Париже.
Париж кишит элитой. Здесь лучшие дизайнеры, крупнейшие рекламодатели и клиенты с самыми толстыми кошельками. Лондон не располагает к тому, чтобы сорить деньгами. Некоторые из богачей просто заставляют себя отдавать дань верности, в память о старых временах, и скупают кое-что по мелочи, чтобы не разочаровать служащих. Но большинство из них ждет, пока не настанет время ехать в Париж, чтобы набрать там побольше заманчивых вещей.
В Нью-Йорке свои «большие парни» — Marc Jacobs и Michael Kors. Там свои знаменитые брэнды — Ralf Lauren и Calvin Klein. То же самое — Prada, Versace и Dolce & Gabbana в Милане. Но родина моды — Париж. Отсюда вышли Chanel, Dior, Ungaro, MacQueen, Galliano, Valentino, Balenciaga, Lacroix, Louis Vuitton… Тысячи желающих выстроятся в очередь, чтобы попасть на показ Marc Jacobs в Нью-Йорке, но вдвое больше будут локтями прокладывать себе дорогу, чтобы побывать на презентации Dior. Британский совет моды изо всех сил старается залучить таких дизайнеров к себе на эти три дня — в промежутке между Миланом и Парижем. И каждый раз он просит их заглянуть еще когда-нибудь. Но, в конце концов, все жаждут Парижа.
Если вы дизайнер, то ваша голубая мечта — презентация во Франции. Здесь вас примут всерьез. Здесь для вашей коллекции выделят целый дворец. Здесь пишется история. Здесь вы — художник. Но конкуренция настолько жестока, что если у вас нет мощной финансовой поддержки, как у Маккуина, и вы не можете потратить миллион долларов на организацию своего первого показа, то вам, чтобы привлечь к себе хоть какое-нибудь внимание, остается лишь проявить крайний авангардизм, уподобившись Хусейну Чалаяну. В противном случае вы просто пойдете ко дну. Неудивительно, что большинство британских модельеров, когда они перерастают масштабы Лондона, в итоге отправляются в Нью-Йорк. Даже таким знаменитостям, как Луэлла, Мэтью Уильямсон и Алиса Темперли, нелегко по-настоящему прозвучать в Париже.
Прижатые друг к другу, с коробкой туфель под ногами, мы с Александром обсуждаем, какие именно показы и вечеринки стоит посетить. Ему до смерти хочется посмотреть на Dior. Я страдаю по Chanel. Мы оба готовы продать отца родного за место в третьем ряду на презентации Galliano. А Александр согласен не только продать, но и убить его, если такой ценой он сможет побывать у Viktor & Rolf — новых фаворитов сезона. Мне, с другой стороны, не терпится увидеть коллекции McQueen и Chalayan. Хотелось бы также бросить взгляд на Balenciaga — просто для того, чтобы узнать, что в следующем сезоне будут носить поклонницы стиля «инженю».
— Мы должны пойти на прием, который устроит Вивьен после показа, — говорит Александр. — У нее в запасниках всегда есть несколько костюмов, которые могут нас порадовать. Да, и нужно будет побывать у Гальяно, — настаивает он, пытаясь сесть поудобнее и толкая меня коленом. — Там всегда выступают стриптизерши и шоу-балет, все сделано исключительно для развлечения посетителей. И каждый получает выпивку. — Александр улыбается. — Вдобавок мне просто нравится на него смотреть.
Он томно замирает.
— Джонни такой подтянутый и смуглый, как будто у него спортзал совмещен с солярием.
— Если ты предпочитаешь смуглых, — говорю я с улыбкой, — то навести Валентино.
— Брось, — отвечает он. — Только не этого старого хрыча. По-моему, он жуткий зануда.
Я прислоняюсь к спинке сиденья и предлагаю:
— Давай подумаем обо всем этом, когда приедем, хорошо? Нужно будет посмотреть, какие приглашения смогла раздобыть Лидия.
— Ладно, — сердито отвечает Александр, нетерпеливо ерзая в кресле, и вдруг внезапно шипит, наклоняется вперед и закрывает лицо газетой. — Посмотри, это не одна из тех сволочей из Top Shop?
Я выглядываю, вижу впереди себя ярко-рыжую шевелюру, узкие джинсы и жму плечами.
— Господи, сколько же в этом поезде наших собратьев! — громко шепчет Александр. — Ужас!
Неделя моды в Париже совпадает по времени с одной из самых больших в мире выставок-продаж — Premiere Vision. В выставочном центре за городом встречаются великие и малые производители женской одежды со всего мира и предлагают свои товары. Индийский шелк, шведская шерсть, шотландский твид, кружева, плащовка, тысячи оттенков лайкры — все это можно найти под одной крышей; здесь в поисках тканей толкутся лучшие дизайнеры и представители крупнейших торговых домов.
Когда мы пересекаем французскую границу, у меня звонит мобильник. Это Лидия.
— Привет, милая, — говорит она. — Как делишки?
— Ничего, — отвечаю я. — Едем с Александром. Жду не дождусь, когда увижу тебя.
Выясняется, что на этот вечер у Лидии кое-какие планы, но она освободится после десяти. Она предлагает встретиться в отеле Costes, чтобы выпить и подумать, как провести остаток вечера. У нее есть приглашения, адреса, номера телефонов, список имен. Звучит многообещающе. Именно то, что нам нужно, перед тем как отправиться завтра на Premiere Vision.
— Все, что мы сейчас хотим, — говорит Александр, потирая руки, — это немного порошка.
— Лидия не принимает наркотиков, — отвечаю я.
— Знаю, — отзывается он, закатывая глаза. — Но я — не она.
— Уверена, что ты найдешь в окрестностях Costes какой-нибудь гнусный притон, где сможешь удовлетворить свои потребности.
Мне очень хочется увидеть Лидию. Нам есть что вспомнить. Лидия принадлежит к вымирающему ныне сословию моделей в классическом смысле этого слова. Честно говоря, ее трудно назвать утонченной. Она жила и училась в малоаристократическом районе Лондона; у нее прямые, как солома, светлые волосы до лопаток, младенчески голубые глаза, губы, как вишни, и голос, который слышен даже в огромной толпе на распродаже. Беседуя с репортерами, она старается говорить тише, но угостите ее парой бокалов шампанского и со всей отчетливостью увидите, что перед вами — уроженка Северного Лондона. В пятнадцать лет Лидия начала работать манекенщицей в магазинчике у своей двоюродной сестры и до девятнадцати, в общем-то, делала это задаром. До того времени ее девять раз подряд отвергали, когда она приходила на фотопробы в журнал Cool. Она так долго жила в номере, снятом специально для моделей, что, в конце концов, задолжала агентству тридцать тысяч фунтов. Помню, как однажды я спросила: что, ее обеспечили жильем бесплатно? Лидия засмеялась: «Бесплатно? Ничто не дается задаром, дорогуша. Это все, так сказать, — расходы с отсроченным платежом». Может быть, она такая милая именно потому, что путь наверх занял у нее много времени. Она ничего не получала на блюдечке, как большинство нынешних скороспелых малолеток.
Мы дружим с того самого дня, когда я встретила ее в окрестностях колледжа Сен-Мартин и убедила принять участие в моей дипломной презентации. Она согласилась предоставить в мое распоряжение свою роскошную фигуру; я нарядила ее — и продолжаю это делать до сих пор. Она, как и все знаменитости, очень любит Marc Jacobs и Lanvin, но мои костюмы носит теперь даже чаще, чем прежде. Лидия — это что-то вроде музы. Я всегда вспоминаю о ней, когда продумываю новый дизайн, и она неизменно приходит взглянуть на мою коллекцию — приезжает специально ради этого, где бы она ни находилась. Лидия обещала, что именно я буду шить для нее свадебное платье, когда однажды наступит этот счастливый момент. К слову сказать, он весьма далек, особенно если учесть, что Лидия работает в индустрии моды, где тон задают худосочные девицы и мужчины нетрадиционной ориентации. А нормальные парни не обращают внимания на девушек, которые вроде бы призваны их развлекать. Насколько мне известно, Лидия безнадежно одинока. Хотя, быть может, я ошибаюсь — и сегодня вечером это выясню.
