Милорад Павич - Семь смертных грехов

В сущности, во мне не на жизнь, а на смерть боролись две женщины — Богородица и светловолосая королева. Это была борьба за мою жизнь и за мою смерть.

В тот же день я поспешно завершил икону на зеркале с целебным источником Богородицы, освятил ее в церкви и подарил светловолосой королеве. Пусть делает перед ней все, что захочет, но только не со мной. Пусть они обе обсудят это друг с другом. А я пешком вернулся сюда, в Бачку. По дороге, в Перлезе, в храме Святого Николая я дал обет каждый день отстоять службу в новой церкви. Это паломничество продолжается и по сей день.

Житие

Действие происходит в доме братьев Крсманович, улица Карагеоргия, 59

ГОРДЫНЯ (ВЫСОКОМЕРИЕ) — третий из семи смертных грехов. Босх изображает гордецов в виде лошадей. Данте помещает их в первый круг «Чистилища». У Шагала на астрологической ладони с семью пальцами гордыня обозначена вторым указательным пальцем, тем, который соответствует Венере. А один из древних авторов говорит о высокомерии так:

Чем же можешь похвалиться,Ты, тщеславие людское?Ввысь взлетаешь, словно птица,Чтоб упасть себе на горе.

— Привет, — сказала она, проходя через монастырские ворота в вязаной шапке, натянутой до самых бровей. Она смотрела на меня через овечью шерсть.

— Да вложит Господь в твое сердце желания, которые исполнятся, а в уста молитву, которая будет услышана… — ответила я.

— Ты грамотная?

— Здесь, в монастыре, мы все грамотные.

— Извини, я не это имела в виду. Можешь ты для меня кое-что составить, только толково, а не тяп-ляп?

— А что бы ты хотела, деточка, чтобы я тебе составила?

— Житие. Типа того, как в церкви читают. Мария Египетская, Феоктиста из Пароса, ну что-нибудь

в таком роде. Знаешь, есть одна женская военная песня: «От Урала до Кавказа я давала без отказа…» Ну так я из таких. И хочу, чтобы ты составила мое житие. Или как это у вас здесь называется?

— Боже, спаси и сохрани…

— Бог здесь ни при чем. У него, может, во всем этом и есть какие-то расчеты, а у нас с тобой никаких, кроме денежных. Я тебе буду рассказывать, ты записывать, а потом составишь все, как полагается, а я тебе заплачу. Тебе или монастырю. Мне все равно. Чистый воздух — долгая любовь…

— Может, ты хочешь исповедаться, дитя мое?

— Не хочу. Но тебе я скажу, что я боюсь, боюсь тех крайне странных разговоров, которые уже некоторое время происходят между мной и двумя мужчинами. Каждую ночь, с перерывами на день. Это у нас тянется как роман с продолжением, из номера в номер.

— И ты боишься чего-то, связанного с этими разговорами?

— И ты бы боялась. Я бездетна и никак не могу зачать, хотя очень хочу, а они мне обещают искусственное оплодотворение. Да еще готовы за все платить вместо меня…

И тут, в тот самый момент, когда я уже решила отрясти прах со своей обуви и оставить посетительницу на улице одну, когда я потянулась рукой к дверной ручке, чтобы войти в монастырский постоялый двор, ручка исчезла. Остался только ключ в замочной скважине. Он сам собой повернулся два раза и тем самым закрыл входную дверь. Тогда я обернулась к девушке, которая по-прежнему стояла перед церковью, и спросила ее:

— Как твое имя, дитя мое?

— Я тебе не дитя. А зовут меня Даласена.

Порядком напуганная и ею, и историей с дверной ручкой и ключом, я сказала:

— Книги когда-то были очень дороги. Из-за пергамента. Когда-то для того, чтобы переписать Дамаскина, «Законник царя Душана» или сочинение Порфирогенета, нужно было зарезать целое стадо овец, если считать, что из каждого животного получается четыре листа in folio… Сегодня это уже не так. Никакого вреда не будет, если я запишу все, что ты расскажешь …

Вот так получилось, что Даласена стала через день приходить в наш монастырь Преображения и рассказывать мне свою жизнь. Она рассказывала, а я записывала в тетрадь, которая пахла соломенным тюфяком и шпинатом с бараниной, потому что я листала ее после ужина.

Барышня Даласена родилась в городе над двумя реками, у добрых и набожных родителей, которых она, за неимением лучшего, полюбила… Еще в детстве, в пятилетнем возрасте, она стала заглядываться на одного ровесника. Любовь была взаимной, и им не терпелось дождаться, когда они вырастут и когда, как они надеялись, не только их души, но и тела найдут дорогу друг к другу. Но когда они достигли такого возраста, произошло нечто страшное. Она превратилась в высокую, стройную красавицу с тяжелой грудью, похожей на освященный плод, а он покрылся прыщами, остался безбородым и начал расти вширь. Он начал походить на кого-то другого, на кого раньше не походил. Такого она любить не могла.

Когда он в первый раз захотел ее поцеловать, она залепила ему пощечину и сказала, что он обманул ее и украл у нее самое драгоценное из всего, что было в ее жизни. Так они расстались, и она последовала за своим телом…

Короче говоря, Даласена легко поведала мне всю свою жизнь, в которой не было ничего особенного, за исключением страстного желания иметь ребенка, которого она иметь не могла, и нескольких недель жизни, которые текли не вперед, а назад. Словом, она была самой обычной студенткой, обыкновенной молодой девушкой, вот только в ее рассказе да и в монастыре в те недели, пока она к нам ходила, все словно чуть-чуть колебалось, будто что - то мешало времени свободно перетекать из одного дня в другой. В один из таких дней, к примеру, до полудня была среда, а после полудня уже четверг, причем праздничный — день святого пророка Илии.

«Не бойся, — сказала она, словно догадавшись, о чем я думаю, — у вас здесь иногда воскресенье, переодетое в среду, поджидает четверг…»

Со страхом в сердце и бараниной в животе записывала я ее жизнь, боясь Даласены все больше и больше, потому что я, видимо, чувствовала, что каким-то необъяснимым, чудесным образом и я, и все, что меня окружало, зависело от этой девушки.

Что же касается бесед Даласены с теми двумя мужчинами, они действительно продолжались из вечера в вечер, как она и сообщила вначале. Это были мучительные и какие-то призрачные переговоры. Главным их содержанием было искусственное оплодотворение. А началось все вот как. Одна из подруг дала Даласене номер телефона некоего Универсального научного общества по изучению новых явлений, и Даласена туда позвонила. С нее потребовали массу различных данных, и потом она отправилась на первую встречу — на улицу Карагеоргия, 59. Это старое двухэтажное здание, построенное в 1890 году и в свое время принадлежавшее братьям Крсманович, торговцам. Сейчас это был довольно запущенный дом, и именно здесь, на верхнем этаже, через день происходили вечерние встречи. Первое «продолжение» разговора, которое она могла вспомнить, звучало так, как записано в моей тетради:

Однажды вечером, когда хозяина не было в Белграде, в дом 59 по улице Карагеоргия наведались посетители. У них был ключ, оставленный им хозяином дома, и они сидели в одной из комнат перед камином, в котором потрескивали дубовые и сливовые поленья. Их было трое. Два господина в темных костюмах, один из которых за весь вечер не проронил ни слова, и барышня Даласена. Господин помоложе обращался к ней тихим решительным голосом. Его носки, как было видно по их рисунку, вязали специально для правой и для левой ноги. В самом начале разговора он сообщил, что Даласена приглашена на встречу как одна из тех, кто обратился в Универсальное научное общество по изучению новых явлений с просьбой посодействовать им в искусственном оплодотворении. Кроме того, он подчеркнул, что в любой момент она может отказаться от участия в том, что ей предложат, однако попросил сначала выслушать его до конца, поскольку оплодотворение, о котором идет речь, представляет собой совершенно особый процесс. Для большей ясности он разбил свое выступление на несколько разделов. Сначала он рассказал о научном открытии, благодаря которому они смогли собраться.

Недавно было обнаружено, что кроме человеческой спермы на Земле существует еще один вид семени, не имеющий человеческого, животного или растительного происхождения. Для того чтобы потом не путаться, назовем его, к примеру, плазма L. Мы не знаем, присутствует ли она на Земле изначально или же, что гораздо вероятнее, появилась только недавно.

— И ты считаешь, что я самое подходящее место, чтобы бросить кости и выиграть? Откуда это чудо взялось? — из полумрака подала голос барышня Даласена.

— Наиболее вероятной представляется гипотеза, согласно которой семя жизни попало на Землю из космоса. То же самое, видимо, можно сказать и о плазме L. Однако оплодотворение плазмой L. гораздо сложнее или, точнее говоря, весьма отличается от того способа, каким размножаются существа на Земле.