Андрей Рубанов - Психодел
– Жрать охота, – сказал шофер и выругался.
Кирилл сделал вид, что очнулся.
– Да, – сказал он. – Это точно. Жрать охота. Здесь направо. Ты хорошо сказал. Пора пожрать. На том светофоре – налево.
Он попросил остановить возле двухэтажного здания районного отдела внутренних дел, вздохнул и достал волшебную красную ксиву.
– Документы давай.
Лицо шоферюги пошло пятнами, нос побелел, сильно выступили фиолетовые склеротические сосуды. Несчастный вытащил засаленный бумажник. Кирилл заглянул, извлек деньги, швырнул на колени примолкшего бедолаги. Всмотрелся в водительское удостоверение.
– Юрий Алексеевич, – вслух прочитал он. – Ага. Как у Гагарина. Слушай сюда, Юрий Алексеевич. Я оперативный работник, провожу оперативно-следственное мероприятие. Вчера ночью совершено убийство, есть свидетель, он запомнил машину. Такси, как у тебя. Синяя девятка, сверху оранжевые «шашечки».
Он сунул бумажник таксиста в свой карман.
– Командир! – вскричал бедолага. – Ты что? Да я... Да как... Какое убийство? Я вчера вечером дома сидел! Водку пил! Новый год же! У меня жена, она подтвердит! У меня дочка, и зять, и мать старая! И вторая дочка, с хахалем! Мы все сидели, водку пили! Все подтвердят, когда проспятся!
– Разберемся, – ответил Кирилл. – Сиди здесь, я сейчас вернусь.
Он вышел из машины и быстрым шагом направился к дверям отделения; оказавшись внутри, изобразил законопослушную улыбку и постучал в стекло дежурного.
– Здравия желаю, товарищ сержант. А где тут можно узнать насчет разрешения на охотничье оружие?
– Восьмой кабинет, – сказал сержант. – Только там никого нет. Выходной день. В следующий вторник, с десяти часов.
– Понял, – сказал Кирилл. – А может, пораньше прийти? Наверняка народу много будет, я очередь займу...
– Очереди не будет, – сказал сержант. – Тут вам не мавзолей. В следующий вторник, с десяти часов. Еще вопросы?
– А как имя-отчество? Ну, того сотрудника, кто разрешения оформляет?
– Придете – и познакомитесь. В следующий вторник, с десяти часов.
Кирилл сердечно поблагодарил и вышел, не забыв стереть с лица улыбку.
Таксист, разумеется, кому-то телефонировал – вернее, пытался дозвониться, приятелям или жене, но в середине дня первого января все его приятели и домочадцы, разумеется, беспробудно спали. Две дочки, зять, хахаль дочки, старенькая мама и жена наверняка живут все вместе, а он у них вроде кормильца. Силою воли рванул рано утром копейку заколачивать.
Кирилл распахнул дверь, наклонился.
– Пойдем. Оформляться будем. Машину вон там пока поставь, мы ее потом сами во двор перегоним.
– Начальник, – страстно прошептал таксист, – сядь на минуту! Умоляю по-братски!
Кирилл сплюнул, сел, захлопнул дверь.
– Чего хочешь?
– Не губи, – сказал таксист. – Это не я, отвечаю. Я водку пил, у меня свидетели есть. Только зря со мной провозитесь. Отпусти, от греха. Вот мне еще не хватало, первого января в милицию попасть... Забери деньги и отпусти. На вот, пять тыщ тут... Почти...
Кирилл вздохнул. Лишние пять тысяч рублей еще никому не повредили, но мараться и рисковать ради ста пятидесяти долларов глупо. Для отца двоих дочерей это большая сумма, по роже видно. Потом всем расскажет, у кого-то могут быть знакомые или знакомые знакомых, именно в этом РОВД, таксист запомнил его в лицо, вдруг захочет вернуть свои кровные...
Он вернул несчастному бумажник. Сухо велел:
– Деньги свои оставь себе. Я офицер, мараться не люблю. Но мои – верни. Там было три бумажки по пятьсот рублей. Служебные. Мне за них отчитываться. И через минуту чтоб я тебя тут не видел. Гуляй пока. Завтра-послезавтра вызовем повесткой.
Крупно дрожа, таксист протянул купюры.
– Езжай домой, – сказал Кирилл. – Пожри чего-нибудь. А то тебя кто-нибудь сожрет.
Потом стоял на обочине, меланхолически наблюдая, как радостный дурак гонит свою телегу прочь. Пять тысяч рублей, ага. Кирилл Кораблик – другого уровня человек. Ему что пять, что двести двадцать пять – неважно. Он только что бесплатно прокатился по важному делу за город и обратно. Заодно размялся, проверил свою силу, навыки, мастерство. Всё было на месте. И сила, и мастерство, и навыки. Махать липовым ментовским удостоверением в двадцати метрах от входа в райотдел – это не каждый сможет, братва.
Против природы не пойдешь. Кто рожден гамбургером, тот живет жизнью гамбургера, у того лицо гамбургера и логика гамбургера, и судьба его быть съеденным. Свободная касса! Сейчас у него пять тысяч – к вечеру будет десять. А я – Кирилл Кораблик, я фастфуд не употребляю. Только свежее мясо жирное. И вино – темно-рубиновое, как венозная кровь. Борис Локтев – вот моя новая еда.
И девочка его тоже. Людмила Богданова.
Девочка прекрасна. Такие девочки редко встречаются. Совсем не красавица: сотри косметику, намотай платок по-бабьи – будет натуральная дурнушка в народном, искреннем смысле этого народного искреннего слова.
Но – изгиб. Вот что в ней: изгиб.
Кирилл осмотрелся – до метро было десять минут пешком. Пошел, улыбаясь. Новый год начался удачно. Домой пока не поедем, а поедем в центр, съедим кусок мяса в хорошем месте.
Там такая линия между шеей и плечом, и другая линия, еще лучше, от спины к бедру, через талию и ниже, вдоль ягодицы, если смотреть в полупрофиль... Интересно, бывает ли у женской жопы профиль? Правильно ли будет сказать: профиль жопы, полупрофиль жопы?
И эти линии – они не статичны, всё течет и меняется непрерывно, идет ли она, стоит ли недвижна либо сидит, а сидит тоже по-разному: на стуле у нее один изгиб, а в кресле развалится – совсем другой изгиб. Переносица широкая, нос крупноват, ноздри тоже, почти лошадка, но зубы маленькие, ровные. Острые, наверное. Знает, что хороша, но ни грамма самолюбования, никакой манерности, никаких победительных взглядов. Глаза серьезные, серые, без блядинки. Сейчас очень модно, чтобы с блядинкой, немного развратно, порочно. А Людмила Богданова не такая. Чувственная – но не порочная, нет.
Возле входа в метро вяло бродили несколько малоимущих, с бутылками пива. Выбрались опохмеляться. Газетный киоск был закрыт, из четырех витрин три защищены стальными жалюзи, но четвертая, по неизвестной причине, не имела защиты, и сквозь стекла смотрели журнальные обложки, несколько десятков, на каждой – лицо красивой молодой женщины. Кирилл остановился. Глянцевые женщины улыбались, слали глазами призывные сигналы. Хочешь меня – рискни, добейся. Я не против. Почти все были дамы при мужьях, и красоту – а во многих случаях и сам факт появления на обложке – оплачивали именно мужья, любовники, бойфренды, содержатели. Но глаза звали не только мужей и содержателей – всех. Приходите, сколько вас есть, а я – выберу лучшего. И муж (содержатель, бойфренд) пусть тоже встанет в общую очередь. Если что – одного мужа можно легко конвертировать в другого.
Эх вы, сказал им Кирилл, не разжимая губ. Ищете единственного и неповторимого, а подмигиваете всем. Вот девочка Мила, невеста Бориса Локтева, – она серьезная, она не подмигивает. Однако если тебя зовут Кирилл Кораблик, и прозвище твое Кактус, если ты многих с потрохами сожрал, а одного убил, и дали тебе за это четырнадцать лет, из которых ты отсидел всего три, попутно, уже в тюрьме, сожрав еще нескольких, – ты знаешь, что придет время, и девочка Мила тебе тоже подмигнет. Надо только дождаться.
Глава 6
Девочка Лю
В сумерках хотела принять ванну, полежать в горячей воде, полистать журнальчик, какой-нибудь «Вог» за девяносто лохматый год. Вчера нашла целую стопку старых журналов, там было всё, что украшало жизнь девочки Лю пятнадцать лет назад: и «ОМ», и «Птюч» даже. Но с ванной не получилось: Машка, девка ушлая, ее опередила, еще утром израсходовала на себя всю теплую воду, а бойлер почему-то работал еле-еле и отказался производить нужное количество кипятка. Видимо, затаил обиду – техника тоже обижается, если люди не пользуются ею.
Борис проснулся только в пятом часу вечера, и то не сам: Мила вошла в комнату, стала шумно искать в сумке мятные леденцы – и друг сердечный, громко засопев, сел в кровати. Она посмотрела и засмеялась: огромные мышцы никак не сочетались с перегаром. Или, наоборот, слишком хорошо сочетались. Мужик – большой, лохматый, вонючий – вылезал к ней из-под одеяла, словно из-под шкуры саблезубого тигра. Род приходит и род уходит, а мужики всегда лохматые, угловатые и воняют.
Услышав, что приезжал гость, он вздохнул и даже попытался упрекнуть: мол, не разбудила. Мила ничего не ответила, но взглядом дала понять, что претензии не принимаются. Меж ними было заведено, чтоб каждый винил в собственных ошибках одного только себя. Очень разумно и современно. Тем временем Маша растолкала своего Диму – и вот, уже затемно, мужчины вышли к завтраку – то есть к раннему ужину, – оба молчаливые, печальные и плохо реагирующие на внешние сигналы. Мила поняла, что о шашлыках и катании на снегоходе лучше не заговаривать. Мудвин – пятый в их компании – к снегоходам был равнодушен и вообще держался сам по себе. Он мало зарабатывал и не принадлежал к племени «новых бодрых».
