Жорж Сименон - Поезд из Венеции
Наконец, в половине седьмого утра они прибыли на Лионский вокзал. Кальмар быстро прошел вдоль всего состава — их вагон оказался в хвосте — и, проходя мимо газетного киоска, полюбопытствовал:
— Вы получаете «Трибюн де Лозанн»?
— Да, мосье, и «Трибюн» и «Газетт де Лозанн».
— Утреннего выпуска еще нет?
— Утреннюю газету за понедельник мы получим только в половине первого.
— А в городе ее можно достать?
— Да, в киосках на Елисейских Полях и на площади Оперы.
— Благодарю вас!
Им владело одно желание, неотступное, как навязчивая идея, как бред: поскорее целым и невредимым добраться домой.
Он подозвал такси.
— Улица Лежандр… Я скажу, где остановиться.
Однако сначала он вышел у бара, потому что у него не оказалось сигарет и к тому же ему захотелось выпить кофе. Машинально Кальмар съел два рогалика: несмотря на все его заботы, он получил от еды удовольствие — ведь это были настоящие французские рогалики.
— Еще чашку кофе, пожалуйста!
Наконец его дом. А вот и привратница, значит, не избежать расспросов.
— Как себя чувствует мадам Кальмар? А детки? Наверно, эти ангелочки глядят не наглядятся на все чудеса Венеции.
Привратница протянула какие-то рекламы и счета, доставленные уже после того, как она перестала пересылать ему почту.
— Дом совсем пустой, уже двадцатое августа, а почти никто не вернулся, даже торговцы. Вы и не представляете себе, в какую даль приходится бегать за мясом!
Добрый старый лифт, немного тряский, с таким привычным и неопределенным запахом. И лестница, устланная коричневой дорожкой. Коричневая дверь с медной, слегка потускневшей за время отсутствия Доминики кнопкой звонка.
Вначале домашняя обстановка разочаровала Кальмара. Все было погружено во мрак. Он не сразу сообразил, что задернуты шторы, и поспешил раздвинуть их повсюду, даже в детской. Проходя мимо холодильника, вспомнил, что надо его включить, и лишь потом вернулся в столовую, где оставил на столе чемоданчик.
Неужели он решится открыть его? Взломать замки?
Теоретически у Кальмара не было на это права, поскольку ни чемоданчик, ни его содержимое ему не принадлежали, но после всего случившегося просто необходимо узнать, что там лежит. Он хитрил сам с собой, прекрасно понимая, что движет им не долг, а простое любопытство, желание разгадать тайну, и зачем себе отказывать? В конце концов из-за этого проклятого чемоданчика он чувствовал себя как преступник. А ведь его содержимое могло дать объяснение всему.
У Кальмара тоже был портфель, запиравшийся на ключ. Он носил в нем деловые бумаги. Вспомнив об этом, Кальмар пошел в спальню за ключами, которые лежали в одном из ящиков. По дороге взгляд его упал на остановившийся будильник. Он довольно долго заводил его, желая оттянуть исполнение своего намерения. Потом завёл часы на мраморном камине в гостиной. Конечно, ключ от его портфеля не подошел к замку и сразу же погнулся. Не удивительно — дешевка.
Кальмар пошел на кухню, где у них стоял ящик с инструментами, какие имеются в каждом доме, — молоток, отвертка, клещи, щипцы лежали там вместе с пробочником и различными консервными ножами.
Кальмар дал себе последнюю отсрочку — пошел запереть входную дверь, словно уже чувствовал себя глубоко виноватым. Наконец, скинув пиджак и развязав галстук, он попытался взломать замки — сначала кусачками, потом клещами, но это удалось ему сделать лишь отверткой.
Два металлических языка щелкнули и отскочили. Крышка приподнялась. Он откинул ее и обнаружил аккуратно сложенные, как у кассира или инкассатора, пачки банковых билетов.
Французских франков там не было: главным образом — стодолларовые купюры, сложенные пачками по сто штук (как он определил с первого взгляда), купюры в пятьдесят фунтов стерлингов, а также менее толстые пачки швейцарских франков.
Первым его побуждением было взглянуть на дом через улицу: в квартире напротив какая-то женщина занималась уборкой в своей спальне и ни разу даже не обернулась в его сторону.
— Нет, не сейчас, — прошептал он.
Только не теперь. Ему надо прийти в себя, собраться с мыслями. Он устал, взвинчен после целого дня и ночи, проведенных в поезде… Выбит из колеи… Сначала надо восстановить душевное равновесие.
Кальмар взял чемоданчик со стола и, прикрыв крышку, сунул его под комод в своей комнате, затем наполнил ванну водой и разделся.
Никогда еще Кальмар так остро не ощущал своей наготы и своего одиночества.
Глава III
— Когда вернешься в Париж, позаботься о том, «любы отдать в чистку костюм. Только не клади его в бельевую корзину, а то мадам Леонар еще отнесет его в прачечную. Боюсь я этих новых тканей — они часто садятся. Лучше сам отнеси в чистку на улицу Дам.
Всего два раза Кальмар оставался один в квартире, на улице Лежандр — это было, когда Доминика рожала в клинике. Нет, три раза — однажды она провела несколько дней в Гавре у своей сестры.
Неужели только для того, чтобы поступить наперекор звучащему в его ушах голосу, он засунул кремовый костюм в корзину для грязного белья?
— Ты очень устанешь с дороги, дорогой. Раз ты пойдешь на работу после полудня, постарайся лечь и поспать. Пусть твои вещи распакует мадам Леонар.
Мадам Леонар, приходившая к ним два раза в неделю во второй половине дня, была маленькой, сухонькой женщиной, но с таким большим, монументальным задом, что казалось, она вечно устремлена вперед. Муж мадам Леонар был человек больной, и она ухаживала за ним вот уже двадцать лет. С утра до вечера убирала она квартиры, а по ночам нередко обряжала покойников из своего квартала.
Она жила где-то на соседней улице, под самой крышей, почти ни с кем не общалась и только цедила сквозь зубы:
— Все богачи одинаковы.
Мадам Леонар считала богачами всех, кого ей приходилось обслуживать, — и мелких торговцев, и даже привратницу.
Сидя в ванне, Кальмар подумал о ней и подивился, как может мадам Леонар жить так и не впасть в отчаяние. Однако в Париже существуют тысячи, десятки тысяч таких, как она, а есть и еще более несчастные — те, что с трудом передвигаются по квартире или прикованы к постели и всецело зависят от соседей или сиделки из благотворительного общества.
А у него под комодом лежало целое состояние. Он не знал, сколько там денег, и пока еще не хотел знать.
— Постарайся лечь и поспать… — сказала ему Доминика.
Кальмар старался изо всех сил, он и в самом деле очень устал. Он надел пижаму, точно был не один в квартире, и лег, предварительно задернув занавески. Но чемоданчик стоял у него перед глазами, и в мозгу возникали бесчисленные смутные вопросы: после суток, проведенных в поезде, ванна притупила остроту его мыслей.
Может быть, незнакомец был международным вором и поручил это дело Кальмару, чтобы не подвергать себя риску и не попасться с чемоданчиком в руках?
В таком случае, зачем убили Арлетту Штауб? Кстати, у него в кармане еще лежит листок с ее адресом. Это опасно. А вдруг записка случайно выпадет у него из бумажника где-нибудь на работе. И ведь к этому времени фамилия и имя жертвы уже могут быть опубликованы в газетах…
Кальмар встал с кровати, подошел к комоду, где лежало все, что он вынул из карманов, и разорвал записку. Он хотел было выбросить клочки бумаги в корзину для мусора, но вспомнил, что мадам Леонар после полудня остается одна в квартире, и кто ей помешает из любопытства собрать обрывки и прочесть адрес.
Внезапно Кальмаром овладела поистине маниакальная осторожность. Он сжег записку в пепельнице, выбросил пепел в унитаз и спустил воду.
Когда он снова лег, сонливость его уже как рукой сняло. Он даже не пытался закрыть глаза. А если деньги фальшивые? Кальмар ясно представил себе незнакомца главарем шайки фальшивомонетчиков. Все возможно. Тайная торговля оружием? Шпионаж?
Сколько же денег в чемоданчике? Он дал зарок, как бы для испытания своей выдержки, пересчитать их позднее, ближе к полудню, отдохнув часа два-три. Тем не менее он снова встал и, не раздвигая занавесей, чтобы его не увидела женщина из квартиры напротив, сел перед туалетом Доминики.
Доллары лежали пачками по сто купюр, и в каждой такой пачке (тоньше записной книжки) было десять тысяч долларов.
Двадцать пачек! Двести тысяч долларов новенькими на вид банкнотами! Да, кроме того, еще пятьдесят пачек английских банкнотов по двадцать купюр, то есть пятьдесят тысяч фунтов.
Кальмар поднялся, взял бумагу и карандаш и прикинул, сколько же всего денег в портфеле. Одних долларов там оказалось примерно на миллион новых франков. Все завертелось у него перед глазами, тело покрылось испариной, руки задрожали.
Целый миллион! Потом семьсот тысяч франков в английских фунтах! Да еще отдельные купюры на дне чемоданчика, не сложенные в пачки и не перетянутые резинкой. Двадцать тысяч немецких марок и десять широких плотных купюр, каждая достоинством в тысячу швейцарских франков.
