Олдос Хаксли - Желтый Кром
Интересно, чего хочет его собрат по перу? Дэнис попытался представить себе: может быть, даст ему рекомендательное письмо к редактору журнала «Джон о'Лондонс Уикли»? Или сообщит, кому можно писать небольшие статьи за семь гиней?
Мистер Барбекью-Смит несколько раз похлопал его по руке и продолжал:
— Секрет творчества, — сказал он в самое ухо молодого человека, — секрет творчества — это вдохновение.
Дэнис изумленно посмотрел на него.
— Вдохновение, — повторил мистер Барбекью-Смит.
— Вы имеете в виду поэзию, которая льется из души? Мистер Барбекью-Смит кивнул.
—О, в таком случае я полностью с вами согласен, — сказал Дэнис. — Но что, если вдохновения нет?
— Это именно тот вопрос, которого я ожидал, — ответил мистер Барбекью-Смит. — Вы спрашиваете, что делать, если вдохновения нет? Отвечаю: у вас есть вдохновение. Вдохновение есть у всех. Вопрос лишь в том, чтобы заставить его работать.
Часы пробили восемь. Но никто не появился: в Кроме все всегда опаздывали. Мистер Барбекью-Смит продолжал:
—Вот мой секрет. Отдаю его вам даром. — Дэнис пробормотал благодарность и сделал соответствующую гримасу. — Я помогу вам найти вдохновение, потому что не хочу видеть, как столь приятный, серьезный молодой человек тратит свою энергию и лучшие годы жизни на каторжный интеллектуальный труд, который можно полностью устранить с помощью вдохновения. Я сам занимался таким трудом и знаю, что это такое. До того как мне исполнилось тридцать восемь, я писал так же, как вы, — без вдохновения. Все, что я сочинил, я выжимал из себя ценой тяжелого труда. Так вот, в те дни я не мог написать свыше шестисот слов в час, и более того, часто мне не удавалось продать то, что я писал.
Он вздохнул.
— Нас, художников, — заметил он между прочим, — нас, интеллигентов, не очень-то ценят в Англии.
Дэнис подумал: нельзя ли как-нибудь, не выходя, конечно, за рамки приличия, отмежеваться от этого «нас» мистера Барбёкью-Смита. Подходящего способа не находилось, и, кроме того, было уже слишком поздно, ибо мистер Барбекью-Смит вновь продолжал свои рассуждения.
—В тридцать восемь я был бедным, борющимся за существование, усталым, перегруженным работой, никому не известным журналистом. Сейчас, в пятьдесят... — Он скромно умолк на мгновенье, сделал легкий жест и развел пухлые руки, словно демонстрируя что-то. Он демонстрировал себя. Дэнис вспомнил о рекламе молока фирмы «Нестл» — две кошки на стене при свете луны, одна черная и худая, другая белая, гладкая и толстая. До вдохновения и после.
—Все изменилось благодаря вдохновению, — торжественно сказал мистер Барбекыо-Смит. — Оно снизошло внезапно, как легкая роса с неба. Это случилось однажды вечером. Я писал мою первую небольшую книгу об этике поведения — «Примеры повседневного героизма». Вы, может быть, читали ее. Она стала моральным подспорьем — по крайней мере я льщу себя этой мыслью — для тысяч людей. Я дошел до середины второй главы и основательно застрял на ней. Безмерно уставший, я написал за последний час всего лишь сотню слов и не мог выжать из себя больше ничего. Я сидел, кусая кончик ручки и глядя на электрическую лампу, которая висела над моим столом — как раз передо мной, но несколько выше.
Он с особой тщательностью показал, как висела лампа.
— Вы когда-нибудь подолгу смотрели пристально на яркий свет? — спросил он, поворачиваясь к Дэнису. Дэнис, пожалуй, не помнил ничего подобного. — Так себя можно загипнотизировать, — продолжал мистер Барбскью-Смит.
Звуки гонга из зала доносились с нарастающей силой. И по-прежнему никого. Дэнис был ужасно голоден.
— Именно это произошло со мной, — сказал мистер Барбекью-Смит. — Я оказался в состоянии гипноза. Потерял сознат ние — вот так, — он щелкнул пальцами. — Придя в себя, я увидел, что уже далеко за полночь и что я написал четыре тысячи слов. Четыре тысячи! — повторил он, широко открывая рот, когда произносил слова «тысячи». — На меня снизошло вдохновение.
—Какой удивительный случай, — сказал Дэнис.
—Я сначала испугался. Мне казалось это неестественным; Я подумал, что это как-то не совсем правильно, я бы сказал, не совсем честно — создавать литературное сочинение в бессознательном состоянии. Кроме того, я боялся, что, возможно, написал чепуху.
— И вы действительно написали чепуху? — спросил Дэнис.
— Разумеется, нет, — ответил мистер Барбекыо-Смит с легким раздражением. — Разумеется, нет. Это было превосходно. Всего лишь несколько ошибок в правописании и описок, таких, какие обычно бывают при механическом письме. Но стиль, идея — все самое главное — было превосходно. После этого случая вдохновение нисходило на меня постоянно. Таким образом я написал полностью «Примеры повседневного героизма». Они имели большой успех, как и все, что я писал с тех пор. — Он наклонился к Дэнису и ткнул его палыхем. — Это и есть мой секрет, — сказал он, — и именно так вы тоже можете писать, если попытаетесь, — без труда, быстро и хорошо.
— Но как именно? — спросил Дэнис, пытаясь скрыть, сколь глубоко оскорбило его это заключительное «хорошо».
—Развивая ваше вдохновение, вступая в контакт с подсознанием. Вы читали мою книжку «Трубопровод к Бесконечности»?
Дэнис вынужден был признаться, что как раз эту, одну из немногих, может быть, даже единственную из книг мистера Барбекыо-Смита он не читал.
—Не беда, не беда, — сказал мистер Барбекыо-Смит. — Это просто маленькая книжка о связи подсознания с Бесконечностью. Установите контакт с подсознанием — и вы в контакте с Вселенной. В сущности, это и есть вдохновение. Вы понимаете мою мысль!
— Вполне, вполне, — сказал Дэнис. — Но разве не бывает так, что Вселенная порой шлет вам сигналы, совершенно не подходящие к случаю?
— Я не допускаю этого, — ответил мистер Барбекью-Смит. — Я направляю их через определенные каналы, пропускаю по трубам, заставляя вращать турбины моего сознания.
—Как воды Ниагары, — сравнил Дэнис. Некоторые мысли мистера Барбекью-Смита звучали как цитаты — без сомнения, цитаты из его собственных произведений.
—Совершенно верно, как воды Ниагары. И вот как я делаю это.
Он наклонился вперед и указательным пальцем принялся как бы отбивать такт своим рассуждениям.
— Прежде чем впасть в транс, я сосредоточиваюсь на том, что желаю сделать предметом моего вдохновения. Допустим, я пишу о повседневном героизме. За десять минут до впадения в транс я не думаю ни о чем другом, кроме как о сиротах, помогающих своим маленьким братьям и сестрам, о будничной работе, которую выполняют добросовестно и терпеливо, а мысли сосредоточиваю на таких великих философских истинах, как очищение и возвышение души страданием и алхимическое превращение свинцового зла в золотое добро (Дэнис, снова отмечая цитаты, мысленно развесил гирлянды кавычек). Затем я отключаюсь. Через два-три часа просыпаюсь и вижу, что вдохновение сделало свое дело. Тысячи слов — утешающих, возвышенных слов — лежат передо мной. Я аккуратно перепечатываю их на машинке, и они готовы к публикации.
—Все это выглядит удивительно просто, — сказал Дэнис.
—Это и есть просто. Все великое, прекрасное и возвышенное в жизни удивительно просто. (Снова кавычки.) Когда мне надо создать несколько афоризмов, я проверяю состояние транса тем, что перелистываю «Словарь цитат» или «Шекспировский календарь», — что окажется под рукой. Это, так сказать, дает ключ, это гарантирует, что Вселенная вольется в мое подсознание не сплошной рекой, а афористичными прерывающимися потоками. Вы понимаете мою мысль?
Дэнис кивнул. Мистер Барбекью-Смит сунул руку в карман и вытащил записную книжку.
—Я написал несколько афоризмов сегодня в поезде, — сказал он, листая страницы. — Погрузился в транс в углу вагона. Я считаю, что поезд — весьма подходящая среда для хорошей работы. Вот они, эти афоризмы.
Он откашлялся и прочел:
—«Путь к вершине может быть крут, но воздух там, наверху, чист, и только с вершины видно далеко». «То, что действительно имеет значение, происходит в сердце».
Любопытно, подумал Дэнис, каким образом иногда повторяется Бесконечность.
—«Видеть — значит верить. Да, но верить — значит тоже видеть. Если я верю в Бога, я вижу Бога даже в том, что кажется злом».
Мистер Барбекью-Смит поднял глаза от записной книжки.
— Этот последний афоризм, — сказал он, — особенно тонкий и красивый, не так ли? Без вдохновения я никогда бы не нашел этой мысли. — Он вновь прочитал апофегму, на этот раз медленнее и торжествен нее. — Прямо из Бесконечности, — многозначительно пояснил он, затем обратился к следующему афоризму.
—«Пламя свечи дает свет, но и обжигает». Мистер Барбекью-Смит недоуменно наморщил лоб.
—Я не знаю в точности, что это означает, — сказал он. — Это очень афористично. Можно, конечно, отнести это к высшему образованию — оно просвещает, но побуждает низшие классы на беспорядки и революции. Да, пожалуй, именно это и подразумевается. Но афористично, афористично.
