Абрам Терц - Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля

Как мы уже видели, «сочинения» этих отщепенцев, насквозь проникнутые злобной клеветой на наш общественный строй, на наше государство, являют собой образчики антисоветской пропаганды.

Всем содержанием своим они направлены на разжигание вражды между народами и государствами, на обострение военной опасности. По существу говоря, это выстрелы в спину народа, борющегося за мир на земле, за всеобщее счастье. Такие действия нельзя рассматривать иначе, как враждебные по отношению к Родине.

Пройдет время, и о них уже никто не вспомнит. На свалке истлеют страницы, пропитанные желчью. Ведь история не раз подтверждала: клевета, какой бы гнусной и злобной она ни была, неизбежно испаряется под горячим дыханием правды [6].

Так произойдет и на этот раз.

Известия. 1966. 18 янв. Общесоюзный выпуск

Вот уже сорок четыре года я работаю в поэтическом цехе моей страны. Я горжусь нашей литературой, горжусь тем, что советские писатели, посвятившие свое творчество служению светлым идеалам коммунизма, верные делу ленинской партии, народу, создали столько замечательных произведений, достойных эпохи великого созидания.

Все эти годы наши враги за рубежом злобно клеветали на советский строй, на советских людей, обливали грязью советскую культуру. Порой и у нас находились люди, которые подпевали врагам. Но о таких отвратительных клеветниках, как те, о которых рассказали «Известия» в статье «Перевертыши», мне еще не приходилось слышать. Я не мог спокойно читать эту статью. Два потерявших всякую совесть бесчестных авантюриста выдавали себя за советских литераторов, а на деле своими грязными измышлениями в зарубежной прессе по-холопски служили врагам социализма. Их преступные деяния не могут не вызвать гнева у советских писателей, отображающих в своих произведениях дружбу наших людей, занятых созидательным трудом в братской семье народов. Двуличные лицемеры разоблачены. Общественность Азербайджана, наши писатели клеймят их позором и презрением.

Зарубежные покровители Синявского и Даниэля пытаются выдать перевертышей за представителей советской интеллигенции. Тщетны эти попытки. Между подлинной советской интеллигенцией, глубоко преданной своему народу, родной Коммунистической партии, и этими отщепенцами – глубочайшая пропасть. Называть их интеллигентами – значит оскорблять советскую интеллигенцию.

За границей у советского народа много друзей. Я уверен, что они вместе с нами возмущены измышлениями грязных пасквилянтов. Ибо друзья понимают внутреннюю сущность, моральное убожество этих людей. Только таких и могут вербовать враги прогресса.

Наша дорога светла и солнечна. Мы умеем, идя по этой дороге, вырывать с корнем сорняки, выросшие в цветнике великой дружбы народов. Перья, умеющие выдавать черное за белое, а белое за черное, должны быть сломаны. Место двух предателей – на скамье подсудимых.

Сулейман Рустам, народный поэт Азербайджана Баку

С гневом прочитали мы в «Известиях» о пошлых, омерзительных писаниях А.Синявского и Ю.Даниэля. Они лакейски сочиняли «сенсационные» книжонки и статейки на потребу буржуазным пропагандистам. Действительно, только чувство брезгливости вызывают грязные опусы этих нравственных уродов – специалистов по «темным проблемам» жизни, пытавшихся осквернить все наше родное, святое, советское.

Злобная клевета на наш общественный строй, государство преследует одну-единственную цель: выслужиться перед врагами Родины, нанеся удар из-за угла, из подворотни. Антисоветские сочинения Синявского и Даниэля – внутренних эмигрантов, а еще прямее говоря, отщепенцев и изменников – вызывают законный гнев всего нашего советского общества. Они должны быть сурово наказаны. Этого требуют интересы и идеалы нашего народа, принципы социалистического гуманизма.

А. Людмилин, главный дирижер музыкального театра, народный артист РСФСР;

М. Подобедов, писатель, член КПСС с 1920 года;

П. Монастырский, главный режиссер Театра им. Кольцова, заслуженный деятель искусств РСФСР

Воронеж

Что может быть дороже Родины? Она нужна человеку, как солнце, как воздух, как чистый родник, наполняющий грудь живительной силой, едва прикоснешься к нему губами…

Было время, когда я могла потерять ее – мою Родину. Много лет уже прошло с той поры, но я и сейчас нет-нет да и возвращаюсь памятью к тем страшным дням, когда Латвия стонала под игом фашистских оккупантов. Сколько тогда я видела слез, сколько натерпелась ужасов! Помню, как однажды на дороге, ведущей в Бауску, гитлеровские солдаты гнали толпу людей, с котомками за плечами, с узелками в руках. За подолы материнских платьев держались испуганные ребятишки.

В страхе я кинулась в лес. Там уже оказались такие же, как я, местные жители – женщины, дети, старики, прятавшиеся в страхе, что их угонят в рабство, разлучат с отчим домом. Мы готовы были принять любые лишения, лишь бы миновала нас горькая чаша, лишь бы нам удалось остаться здесь, на израненной и поруганной, но милой сердцу латвийской земле. Именно в те страшные дни я особенно глубоко поняла: самое дорогое, что есть у человека – это Родина! <…>

Надо думать, что советское правосудие воздаст преступникам по заслугам. Но самым тяжким наказанием для них явится презрение, гнев советских людей, чей светлый день не в силах омрачить никакие синявские и даниэли!

З. Гулбис, агроном Межотненской селекционной станции

Бауский район, Латвийская ССР

Уважаемая редакция!

Статья Дм. Еремина «Перевертыши», напечатанная в Вашей газете, вызывает горечь и недоумение. Читая ее, невольно вспоминаешь такие печальные эпизоды из истории нашей культуры, как недавнее дело И. Бродского, как травля Б. Пастернака, а раньше – А. Ахматовой и М. Зощенко, как кампания против «космополитов», или, из другой области, – как сессия ВАСХНИЛ. Углубляясь дальше в историю, вспоминаешь о гибели О. Мандельштама, И. Бабеля, И. Катаева и многих, многих других. Здесь, в статье Еремина, та же лексика и фразеология, та же демагогическая апелляция к гражданским чувствам читателя, которую помнят все и по 37-му, и по 46 – 49-му, и по 1953 году.

Между тем вся система «доказательств», приводимых в статье, покоится на ложных (лучше сказать – лживых) основаниях. Основной довод Дм. Еремина – ссылка на цитаты Из повестей и рассказов А. Терца и Н. Аржака. Уже давно известно – известно каждому школьнику, – что цитаты, вырванные из контекста, не могут дать представления о целом. А Еремин приводит даже не просто изолированные цитаты, но цитаты, взятые из прямой речи персонажей, или, в лучшем случае, из речи героя, от лица которого ведется повествование. Отождествление литературного героя (хотя бы такого, от лица которого ведется рассказ) с автором и его взглядов с взглядами автора представляет собой до смешного элементарную ошибку, понятную опять-таки любому школьнику, и тем более непростительную для писателя Дм. Еремина (Ср. хотя бы «Записки из подполья» Достоевского или повесть прогрессивной шведской писательницы Сары Лидман «Я и мой сын», написанную от лица оголтелого расиста). «Методом» Еремина можно доказать все что угодно и о ком угодно; хотя бы о Пушкине (цитатами из «Онегина» – что он мечтал о смерти своего дяди <…> [8]

Произведения Терца и Аржака названы в статье «антисоветскими пасквилями», сказано, что эти произведения – «гнусное издевательство над самым дорогим для Родины и народа», об авторах говорится, что они испытывают «ненависть к нашему строю», что они «поступили на службу к самым оголтелым… врагам коммунизма». Итак, Еремин считает произведения Терца и Аржака антисоветскими и антипатриотическими. Их авторы объявлены врагами нашего строя и людьми, не любящими свою Родину.

Об «антипатриотизме». Начнем с того, что любовь к Родине – чувство глубоко интимное, личное – как любовь к женщине или искусству. Ни один человек не вправе требовать от другого – «люби Родину». Другое дело, что человек, не привязанный к своей стране, к ее языку, ее людям, ее пейзажам, – духовно неполноценен, он обкрадывает сам себя, оказывается духовным кастратом, подобно человеку, для которого не существует искусство. Но еще раз повторяю: любовь эта – интимное чувство, которое нельзя афишировать, о котором не подобает кричать на площадях и на газетных страницах, – всякого рода патетические излияния на эту тему всегда, по словам Пастернака, «морально подозрительны» и, как правило, свидетельствуют как раз об отсутствии любви и о желании добиться каких-либо выгод для себя. Во всяком случае, Пушкин, Чаадаев или Лермонтов, которые никогда не афишировали свой патриотизм и которые сказали немало горьких слов о России, были большими патриотами, чем Булгарин и Бенкендорф. <…>