Бенджамин Леберт - Crazy
— Эй вы, сони, я что-то пропустил? — спрашивает он.
— Да нет, только Викторию из «Спайс гёрлз», — отвечает Янош.
Толстый Феликс тут же взметнулся:
— Виктория из «Спайс гёрлз»? Где?
— Вот!
Янош поднимает «Плейбой». Быстрыми шагами Феликс семенит к нам. За ним в комнату входят Флориан, Трой и тонкий Феликс. Они идут на цыпочках. Их не должны услышать. За ночные вылазки наказывают.
— У нее, наверное, шикарная грудь, — с сияющим лицом говорит Шарик и подносит журнал к неровному свету ночника.
— Ты-то откуда знаешь? — возражает Янош. — К тому же имей в виду, что такая цыпочка тебе никогда не достанется. Правда, мужики, — ведь такая телка никогда не будет его?
— Не будет, — подтверждают остальные, — не может же ему достаться такая цыпочка.
— Да знаю я, — отвечает толстый Феликс, — вот почему я сам себя терпеть не могу.
Янош смеется.
— Обычно молодые люди не могут себя терпеть по двум причинам. Или они слишком жирные, или еще ни разу не были с бабой. Феликс, поверь мне. Я прекрасно знаю, почему ты сам себя терпеть не можешь.
Шарику достаточно. Он с разгона бросается на кровать Яноша. Раздается громкий крик боли. В разные стороны летят одеяла и подушки. Начинается мелкая потасовка.
Шансов у толстого Феликса практически нет. Янош проводит захват сверху. Но Шарик не сдается. Пытается ногами придавить Яноша к стене. При этом его нижние конечности поднимаются выше тела. Вид у Феликса абсолютно беспомощный. Он начинает барахтаться. Лица не видно. А вот толстый зад — наоборот. Его видно хорошо. Пижамные штаны трещат по швам. Все заканчивается очень быстро. Две минуты битвы — и резинка лопается. Штаны падают, и наружу вылезает огромная попа. Янош, Трой, все остальные, и я в том числе, хохочут. Бойцовые петухи расходятся.
— Почему бы тебе не стать борцом сумо? — говорит Янош, подбирая раскиданное белье.
— Вполне возможно, — отвечает Феликс, — но только после того, как ты пристроишься на место тетки, убирающей общественные туалеты, — он ухмыляется, поддерживая средним и указательным пальцем правой руки свои штаны на уровне бедер.
— Может быть, кто-нибудь из вас, болванов, скажет, как я полезу по пожарной лестнице в таком виде? — левой рукой он показывает на штаны.
— Но ты ведь уже большой мальчик, — в голосе Яноша слышится издевка, — таким вещам в твоем возрасте уже следует научиться! А если ты еще и борец сумо, то это твоя двойная обязанность. Будь добр, Шарик, напрягись!
— Ни одна собака не поинтересовалась, хочу ли я становиться взрослым. Детям проще. Разве я не прав? А, парни?
— Заткнись. Ты не на приеме у психолога, — отвечает Янош, — мы тут разговариваем о пиве и сексе. А не о том, что хотим оставаться малявками.
— А я лично устал, — говорит Флориан, которого все называют девчонкой.
— Тебя вообще никто не спрашивает! — взрывается Янош. — Вы сказали, что идете с нами, значит вы с нами! Пиво принесли?
— У Троя, — говорит тонкий Феликс, — у него ведь большие карманы. К тому же он не поет.
— Он даже не говорит. Зачем ему петь? — спрашивает Янош.
— Не знаю, — отвечает Флориан, — какая разница? Пиво все равно у него.
Янош вздыхает.
— Ну, хорошо, — шепчет он, — тогда мы упакованы. А ты как, Бенни?
— Уже готов!
* * *Итак, операция началась. Еще одна бессмысленная в самой своей основе акция. Мы снова вшестером. Янош утверждает, что такие бессмысленные акции являются нашим отличительным знаком. И, оглядываясь назад, думаю, что он был прав. Вот мы идем. Олицетворение бессмысленных акций. Во-первых, Флориан, которого все называют девчонкой. На нем красно-коричневый верх от пижамы и белые трусы. Босые ноги шлепают по линолеуму. Как говорит Янош, по ночам он частенько захаживает к бабам. У них он якобы очень популярен. Вроде он положил глаз на Анну, подругу Мален. Феликс говорит, что он уже много раз на кого-нибудь западал. Иногда раза три в неделю. Но всегда безуспешно. Его держали за верного товарища. И никогда не рассматривали в качестве объекта любви. Это его бесит. Но не мешает пытаться снова и снова. Все в соответствии с максимой Яноша.
Рядом с ним идет толстый Феликс. Считается, что в Бабском коридоре он бывает очень редко. Янош утверждает, что он не умеет разговаривать с девицами. Глаза вылезают из орбит, и он начинает молоть всякую ерунду. Например, о футболе. А вот Янош считает, что футбол девчонок просто бесит. Это примерно то же самое, что поговорить о пестицидах. Поэтому обычно Феликса спаивают. Стоит ему напиться, как он засыпает. А когда он спит, то перестает нести всякую ахинею. Специально для пожарной лестницы Феликсу выдали бельевую прищепку. Ею он заколол свои штаны. Когда он идет, прищепка ритмично покачивается. Выглядит это довольно странно. Как будто он спрятал там мышь.
За ним идут тонкий Феликс и Трой. Два больших икса. Про них мало что известно. Про Троя говорят даже, что он еще ни разу не был влюблен. Ему нравится только тишина. Его черная грива растрепана. Во всем остальном он такой же, как всегда. Длинное гладкое лицо. Прыщей нет, разве что несколько штук на шее. Кожа бледная. Похоже, что она ни разу не видела солнца. Говорят, что все эти ночные бдения ему до фонаря. Просто он никак не может уснуть. Приходит Трой довольно часто, но в основном сидит в углу. И никогда не произносит ни слова. Им никто не интересуется. Он просто тут. Как, скажем, луна или звезды. Тонкий Феликс идет первый раз. Как и я. Он, как и я, волнуется. По нему видно. У него голые ноги. Они дрожат. На нем шорты с рисунком. Торс тоже голый. Феликс — парень мускулистый. Живот похож на стиральную доску. По-моему, Мален это должно привлечь. Парнишка может предложить намного больше, чем я.
Мы с вами добрались до предпоследнего члена нашей компании — добряк Янош. Он тоже оставил в комнате верх от пижамы. Приходится ведь держать марку. На нем штаны цвета красного вина. Пытается стать чуточку повыше. Видны его сильные икры. Он одолжил у Чарли, паренька из группы Ландорфа, очки. Чтобы казаться более интеллектуальным. Не знаю, принесет ли его идея плоды. Узенькие очочки с прямоугольными стеклами. Флориан считает, что если бы все зависело от Яноша, то мы бы каждую ночь проводили у баб. Ему нравятся подобные удовольствия. Острые ощущения. А кроме того, он надеется, что когда-нибудь увидит грудь Мален. Якобы она ему обещала. Ночью. Когда он притащился к ней один. Толстый Феликс говорит, что всё это сплетни. Никто ему ничего не обещал. За титьками он совсем перестал видеть реальность. Феликс убежден, что титьки нужно заслужить. Просто так, за здорово живешь, они в руки не даются. Особенно маленькому блондинчику с отвисшими щеками и лицом, напоминающим луну. Это невозможно. И все равно Янош наш предводитель. Наш великий предводитель. Он сдерживает всю стаю. Феликс считает, что, если понадобится, Янош может любому дать под зад коленом. С этим он справляется превосходно. Умеет. Рядом с ним, ноздря в ноздрю, идет последний в этой стае — я сам. Осторожно ставлю левую ногу перед правой. Ногтями царапаю стенку. Здесь довольно темно. Я немного боюсь. Ничего подобного я еще ни разу не вытворял. Ночные посиделки — это не моя стихия. Я бы лучше поспал. Янош уверяет, что я скучный. Поспать, мол, успеешь в могиле. К тому же мне бы хотелось увидеть Мален. А когда я увижу Мален, сон, считает Янош, как рукой снимет. Может быть, он и прав. Вспоминаю приветливую улыбку Мален. Волосы. Глаза. Обрадуется ли она, увидев меня? Вполне возможно, что она хочет спать. Обижаться на это не стоит. Вспоминаю про свою постель. И про родителей. Они уже спят. Моя мама видит сон про меня. Я уверен. Так всегда бывает, стоит мне уехать. Может быть, она волнуется, не мерзну ли я. Размышляет, взял ли я с собой плед. Коричневый, с белыми полосами. Возможно, она думает и о том, закрыл ли я окно. Если нет, то можно подхватить насморк. Такая уж она, моя мама. Все время беспокоится обо мне. Не исключено, что именно поэтому я такой мягкий. С нормальным ребенком так еще можно. Когда-нибудь все наладится. С друзьями. С алкоголем. С удовольствиями. Но если ты инвалид, то это трудно. Тогда тебе может понравиться прятаться за мамину спину. Отдохнуть. Вздохнуть. Поспать.
Да уж, меня вполне можно назвать маменькиным сынком. Дешевкой. У меня есть только сестра. Которая время от времени тянет меня на улицу. В ночь. И еще у меня есть Янош. Который говорит, чтобы я не клал в штаны. И она, и он мне нужны, чтобы хоть когда-нибудь стать самостоятельным. Точно так же, как мне нужна моя мама. Ее я люблю. Звучит пугающе. Но, наверное, это и называется взрослением. Во всяком случае, так считается.
И снова я ставлю левую ногу перед правой. Остальные пятеро двигаются быстрее меня. У них легкая, ровная походка. Мне не успеть. Я иду медленно. Тащусь сзади. Левой ноге нравится волочиться. А я не могу ее как следует приподнять. Не хватает сил. Я босиком, но все равно от меня много шума. Это из-за ноги. Грохот по всему Развратному коридору. Янош сердито оглядывается. На лбу собираются морщины. Но тут он понимает, в чем проблема. И бегом возвращается ко мне.
