Маргарита Хемлин - Про Иону
– Я про вас так сразу и подумала. А раз вы все знаете, я вам скажу – ничего мне мама Григорию Михайловичу передавать не поручала. Я к вам зашла. Просто по-товарищески.
И улыбнулась не то чтобы кокетливо, а совсем по-женски.
Софа увидела рояль и чуть не упала в обморок. Это еще когда он был в простыне. А когда Иона простыню снял – тут началась реакция ой-ой-ой. Что? Откуда? Каким образом?
Иона не стал распространяться. Туманно намекнул, что про подарки не рассказывают об источниках.
Насчет тазика с водой под роялем Софа осудила:
– У вас сырая комната. Вон и на стенке плесень, а вы дополнительно разводите. Немедленно уберите тазик навсегда! Я сейчас что-нибудь сыграю. Вы не против?
Открыла крышку, огляделась, на что присесть – как раз на краешек кровати. Села и пальчиками стала тыкать в клавиши – для пробы. И снова выговор:
– Рояль расстроенный, играть невозможно. Нужно срочно звать мастера, настраивать. Что ж вы не смотрите за инструментом? Ему цены нет, а он у вас как в сарае.
– Не сердитесь, Софочка, я в роялях ничего не понимаю. Это теперь ваше, что хотите, то и делайте. Но, может, все-таки сыграете как есть?
– Нет-нет. Ни в коем случае. Сначала надо настроить, подлечить. А потом уже играть.
Иона обратил внимание, что голос у Софочки стал другой, и говорила она будто давняя знакомая, не стеснялась: красиво жестикулировала руками и поворачивала головку в сторону Ионы – медленно, плавно, наверное, заранее репетировала перед зеркалом.
Иона решился сказать главное:
– Софочка, вы не подумайте ничего плохого. Но хочу вам предложить встречаться. Вы мне нравитесь, и я вам тоже. Мне Григорий Михайлович говорил. Посмотрим друг на друга поближе, может, сложится. А если нет – будем дружить. А что касается рояля – забирайте его себе хоть сейчас. Рояль к нашим дальнейшим отношениям совершенно не касается. Это просто сюрприз в честь нашей встречи.
Софа сидела на кровати и спокойно смотрела снизу вверх на Иону:
– Иона, вы взрослый человек, а ведете себя как маленький. Думаете, я не понимаю, зачем вам знакомство со мной. Вы посмотрели на меня – я хромая, мне по всей Москве жениха ищут – найти не могут. А тут вы – красивый мужчина, между прочим, довольно молодой, и все у вас есть: и комната, и хорошая работа. Только хромоножки вам не хватало. Хотя лицо у меня красивое, конечно. Вы хотите со мной я знаю для чего встречаться, так и я этого хочу. А о дальнейшем давайте не думать. Насчет рояля, спасибо. Но куда ж я его? Пусть тут.
Когда поздно вечером вышли из дома, Софочка прижалась к Ионе и шепотом сказала:
– Хорошо, что так сразу получилось. Не хочется время терять. Правда? А то мало ли что.
Иона проводил Софочку до ее дома – неподалеку, на Большой Полянке, рядом с Дворцом пионеров, где она работала.
Честно говоря, радости у Ионы на сердце оказалось мало. Софочка чем-то напомнила Ионе Фриду. Другая, ясно, и говорит по-другому, и обращение у нее другое. Но вот когда в глаза заглядывает – точно Фрида.
А что, все женщины похожи. Ничего страшного.
Встречались примерно раз в неделю. Иона не спрашивал у Софочки ничего про отца и мать, и она не рассказывала. В любви не признавалась. Он тоже не распространялся. Улягутся в кровать и занимаются своим делом. Иногда Софочка расскажет какую-нибудь книгу, иногда Иона – случай из фронтовой жизни.
Айрапетов, конечно, как сосед, видел Софочку у Ионы. Но не лез. А когда ему Иона предложил никому не рассказывать про девушку, особенно Пичхадзе, Айрапетов дал слово молчать.
Как-то Иона похвастался Софочке своим биноклем. Смотрели в окно, друг на друга – переворачивали бинокль по-всякому, выходило интересно.
Софочка спросила:
– Ты его с мертвого снял? С убитого?
– Ну, с офицера. С живого. Он валялся рядом со своим танком. Танк покореженный, горелый. Я внутрь полез, прихватить дальномер, у них были. А у нас не было. Вылажу – немец подает голос. Я хотел застрелить, да пожалел.
Софочка обхватила щеки руками, как ребенок:
– А он какой? Молодой? Красивый?
– Не знаю. Сильно обгорел. Наверно, надо было застрелить, чтобы не мучился.
– Да. Чтобы не мучился, – тихо подхватила Софочка, как эхо.
Про бинокль больше не вспоминали.
Получилось, что из дому вдвоем не выходили и не назначали встреч на улице. Софочка так повела себя сразу:
– Зачем выставляться напоказ?
Иона подозревал, что причина больше таилась в Софочкиной хромоте.
Раз сходили в “Ударник”, на Тарзана. Очередь за билетами – до самой набережной. Потратили часа полтора, кроме сеанса, – посторонние лезли без совести.
Рояль пребывал без изменений. Простыню Софочка сняла и велела больше не прикрывать инструмент. А играть – не играла. Все обещала привести настройщика, но не вела.
Как-то спросила:
– Иона, у тебя еще женщина есть?
– Нет. Ты у меня есть. Никого мне больше не надо.
– Очень хорошо. Если ты не обманываешь меня в утешение.
Иона от таких слов покраснел:
– Ты что говоришь? Давай я на тебе женюсь. Ты не говорила, и я не дергал тебя. Тем более нас для того и знакомили. Если бы не твоя мамаша, мы бы давно жили семьей. Я, наоборот, думал – ты сама меня как мужа не хочешь.
– А что мама? Ты же через Пичхадзе передал, что я тебе не нравлюсь. Он мягко маме намекнул, она мне рассказала. Надо, мол, Софочка, нам на землю опускаться, тебя возьмет только очень старый вдовец. Я назло ей подошла к тебе ближе. Мне, может, надо было кое-что доказать самой себе.
Иона аж задохнулся от возмущения:
– Ты что несешь? Ты сама хоть слова понимаешь? Ты мне сразу понравилась, я еще понятия не имел, хромая ты или не хромая. Ты хоть знаешь, почему на самом деле от меня твоя мамаша отмахнулась? Я тебе, чтобы не удивлять тебя насчет темноты твоих родителей, не рассказывал причину. Твоя мама не хотела меня, потому что я необрезанный. Ты-то хоть разницу знаешь? Ты передо мной держишь фасон неизвестно какой и зачем. Лично у тебя для этого какой повод? Ты из моей же кровати мне в лицо тычешь свою правоту. Выходит, ты на мне свое одолжение оттачиваешь.
– А ты думал, ты мне одолжение делаешь?
Софа прекратила разговор и быстро собралась. От провожания отказалась.
С того дня пропала. Полгода ее не было.
Иона подходил к Пичхадзе с непринужденной беседой, мол, как там Софочка со своими папой и мамой, не вышла ли замуж. Пичхадзе хмыкает, а толком не говорит, что случилось:
– Своим чередом идет, своим чередом.
Иона караулил у Софочкиного дома. То его чуть сам Кременецкий не увидел, то мамаша Хана Гедальевна прошла мимо в двух шагах – не заметила. А Софочки нет и нет.
Само собой, у Дворца пионеров дежурил. Ничего.
Иона бросил следить и решил, что раз у них с Софочкой не заладилось, так и ладно. Если бы с ней стряслось какое несчастье, Пичхадзе рассказал бы. А молчит – значит, все слава Богу. Наверное, вышла-таки замуж и с мужем уехала по его месту расположения.
Сидит Иона в гардеробе, приткнется к какой-нибудь шубе и размышляет ни о чем. Все тайны, а тайны какие-то пустые. Разгадывать не хочется, и так понятно: живи и радуйся, что живой.
И вот Софочка пришла к Ионе. В воскресенье с утра. Рассказала, что ее отсылали к дальним родственникам проветриться. Она там родила мальчика и оставила на попечение. А сейчас приступает к прежней работе и очень рада, что Иона ее не забыл. Мальчик, конечно, Ионе сын, но это не имеет значения. Главное, забыть все недоразумения.
Софа попросила, чтобы все было как раньше.
Иона растерялся:
– Как это? Мы теперь поженимся, и мальчика к себе заберем.
Софа не перечила, но и не выразила согласия. Сказала:
– Я просто поставила тебя в известность. Лучше, чтобы было, как есть.
Иона спросил, как в целом ощущают себя родители.
– А что, они мне счастья хотят. А я их так подвела своим поведением. Но ты не волнуйся, они про тебя не подозревают. Я вообще им заявила, что меня преступно изнасиловал незнакомый человек.
– Ух ты! Прямо кино. Подумаешь, соврала родителям. Нехорошо, но это запросто аннулируется. Вместе пойдем, и все расскажем. Страх есть страх. Страх – большое дело в этом вопросе. А ты ведь, как молодая девушка, боялась им признаться, стеснялась. Ясно.
Однако Софочка махнула ручкой – это еще хуже будет. Тогда ее вовсе не простят за распущенность.
Иона сказал Софочке, что между ними все будет как прежде. Насчет мальчика спросил, как зовут. Тут Софочка расплакалась и объяснила, что ребеночка отдала сразу после родов, про себя его никак не называла, потому что ее заверили, если хоть раз назовешь дитя по имени, потом не оторвешь от себя даже с мясом. А, по правде сказать, ей этот ребенок был все равно. Как женщина она, конечно, чувствовала ответственность, но в остальном не желала привязываться.
Иона поинтересовался, неужели отдала мальчика без содрогания? Софочка ответила, что ей мальчик представлялся исключительно помехой в дальнейшей жизни и непредвиденной остановкой в пути. У нее даже злость была: всегда, как только намечается что-то важное, от чего жизнь может переиначиться в положительную сторону, возникает какая-нибудь помеха.
