Джейми Макгвайр - Мое прекрасное несчастье
Америка сердито посмотрела на Шепли.
— Она с Трэвисом! — поднял руки тот.
Из-за угла в одних боксерских трусах вышел Трэвис, зевнул, посмотрел на свою гостью и шлепнул ее по попке.
— Мои друзья дома. А тебе пора уходить.
Девушка улыбнулась, обвила руки вокруг Трэвиса и поцеловала его в шею.
— Я оставлю свой номер на стойке бара, — сказала она.
— Э… не утруждайся, — непринужденно проговорил Трэвис.
— Что? — спросила девушка, отслоняясь и глядя ему в глаза.
— Каждый раз одно и то же! — Америка посмотрела на брюнетку. — Как ты вообще можешь удивляться? Он же чертов Трэвис Мэддокс! Именно этим он и знаменит, и каждый раз они удивляются! — сказала подруга, поворачиваясь к Шепли.
Он обнял ее, успокаивая. Девушка прищурилась, глядя на Трэвиса, а затем схватила свою сумочку, вылетела из квартиры и с силой хлопнула дверью.
Трэвис как ни в чем не бывало прошел на кухню и открыл холодильник. Америка покачала головой и зашагала по коридору. Шепли последовал за ней, согнувшись и волоча ее тяжеленный чемодан.
Я рухнула в кресло-кровать и вздохнула. Глупо было приехать сюда. Я не думала, что квартира Шепли как дверь-вертушка для безмозглых девиц.
Трэвис встал за стойку бара, скрестил руки на груди и улыбнулся.
— Гулька, что с тобой? Тяжелый день?
— Нет, я питаю истинное отвращение…
— Ко мне? — улыбнулся он.
Мне следовало понять, что Трэвис предвидел этот разговор. Я и не собиралась отступать.
— Да, к тебе! Как ты можешь использовать девушку и после так отнестись к ней?
— Как я к ней отнесся? Она предложила номер телефона, я отказался.
Я открыла рот, пораженная отсутствием угрызений совести.
— Ты занимаешься с ней сексом, но телефон не берешь?
Трэвис облокотился на стойку.
— Зачем мне ее номер, если я не стану звонить?
— А зачем спать с ней, если ты не собираешься ей позвонить?
— Гулька, я никому ничего не обещаю. Она не оговаривала дальнейшие отношения, прежде чем распластаться на моем диване.
Я брезгливо посмотрела на столь небезызвестный предмет мебели.
— Трэвис, она же чья-то дочь. Что, если в будущем с твоей дочерью станут так обращаться?
— Скажем так, моей дочери лучше не расставлять ноги перед первым встречным кобелем.
Я скрестила руки, злясь, что он прав.
— Значит, себя ты признаешь кобелем. А раз она переспала с тобой, то заслуживает подобного обращения — чтобы ее вышвырнули, как бродячую кошку.
— Я лишь говорю, что был с ней честен. Она уже взрослая, все случилось по взаимному согласию… Если тебе интересно, то она проявила изрядную настойчивость. Ты ведешь себя так, словно я совершил преступление.
— Трэвис, мне показалось, что она не слишком трезво осознавала твои намерения.
— Женщины любят придумывать всяческие объяснения своим поступкам. Она не сказала мне в лоб, что ожидает продолжения отношений, как и я не сказал, что мне нужен секс без всяких обязательств. Чем это отличается?
— Ты просто свинья!
— Меня еще и не так обзывали. — Трэвис пожал плечами.
Я взглянула на диван, где беспорядочно валялись смятые подушки, и поморщилась при мысли о том, сколько девушек отдались Трэвису на этой самой обивке. К тому же колючей.
— Пожалуй, я посплю в кресле, — проворчала я.
— Это еще почему?
Я сверкнула на Трэвиса глазами, видя его озадаченное лицо.
— На этом я спать не буду! Один бог знает, что я там подцеплю.
Трэвис поднял с пола мой чемодан.
— Ни на диване, ни в кресле ты спать не будешь. Ты спишь в моей кровати.
— Уверена, там еще большая антисанитария, чем на диване.
— В моей кровати, кроме меня, никого никогда не было.
— Не смеши меня, — закатила я глаза.
— Серьезно. Я трахаю их на диване, а в свою комнату никого не пускаю.
— Так почему же мне позволено спать на твоей кровати?
В уголке его рта заплясала озорная улыбка.
— Ты планируешь ночью заняться со мной сексом?
— Нет!
— Вот поэтому. А теперь поднимай свою ворчливую задницу и иди под горячий душ. Потом мы немного позанимаемся биологией.
Я сердито глянула на Трэвиса, но все-таки сделала так, как он велел. Казалось, я стояла под горячей водой целую вечность, пытаясь смыть раздражение. Намыливая голову шампунем, я думала о том, как здорово снова принять душ в нормальной ванной, а не в общаге — никаких шлепанцев и косметичек, только расслабляющее сочетание воды и пара.
Открылась дверь, я вздрогнула.
— Мерик?
— Нет, это я, — сказал Трэвис.
Я инстинктивно прикрыла руками те участки тела, которые не намеревалась ему показывать.
— Ты что здесь делаешь? Убирайся!
— Ты забыла полотенце, а еще я принес одежду, зубную щетку и какой-то подозрительный крем для лица, который нашел в твоей сумке.
— Ты рылся в моих вещах? — взвизгнула я.
Трэвис не ответил. Вместо этого я услышала, как из крана полилась вода, и парень стал чистить зубы.
Я выглянула из-за шторки, прижимая ее к груди.
— Трэвис, убирайся!
Он поднял голову, на его губах осталась пена от зубной пасты.
— Я не могу лечь спать, не почистив зубы.
— Если подойдешь к этой шторке ближе чем на два фута, то во сне я выколю тебе глаза.
— Гулька, я не стану подглядывать, — усмехнулся он.
Я выжидающе стояла под душем, крепко прижав руки к груди. Трэвис сплюнул, сполоснул рот и снова сплюнул. Дверь закрылась. Я смыла пену, наспех вытерлась, надела футболку и шортики, водрузила очки на нос и расчесала волосы. Мой взгляд зацепился за увлажняющий ночной крем, который принес Трэвис, и я невольно улыбнулась. Когда он хотел, то мог быть заботливым и чуть ли не милым.
Трэвис снова открыл дверь.
— Скорее, Гулька, я уже состарился!
Когда я кинула в него расческу, он пригнулся и закрыл дверь, а потом хихикал весь путь до спальни. Я почистила зубы и поплелась по коридору, проходя мимо комнаты Шепли.
— Спокойной ночи, Эбби, — раздался из темноты голос Америки.
— Спокойной ночи, Мерик.
Я замешкалась, а потом тихонько постучала в дверь Трэвиса.
— Заходи, Гулька. Тебе не обязательно стучаться.
Он распахнул дверь, и я зашла внутрь, глядя на кровать с черными коваными прутьями. Стояла она параллельно окнам в дальней стороне комнаты. Стены пустовали, за исключением одинокого сомбреро, висевшего над изголовьем. Я ожидала увидеть здесь плакаты с полуобнаженными девицами, но не нашла даже рекламы пива. Черное покрывало, серый ковер, все остальное — белое. Трэвис словно переехал сюда совсем недавно.
— Прикольная пижамка, — сказал Трэвис, осматривая желто-синие клетчатые шортики и серую майку «Истерна», потом сел на кровать и похлопал по подушке рядом с собой. — Иди сюда. Я не кусаюсь.
— Я вовсе тебя не боюсь, — сказала я, подходя к кровати и бросая на покрывало учебник по биологии. — У тебя есть ручка?
Трэвис кивнул на тумбочку.
— В верхнем ящике.
Я растянулась на кровати, выдвинула ящик и обнаружила там три ручки, карандаш, тюбик со смазкой «K-Y jelly» и прозрачную стеклянную вазу, наполненную до отвала презервативами разных марок. С отвращением я извлекла оттуда ручку и задвинула ящик.
— Что такое? — спросил Трэвис, переворачивая страницу учебника.
— Ты ограбил медицинский центр?
— Нет. Почему?
Я сняла с ручки колпачок, не в силах скрыть своего отвращения.
— У тебя там пожизненный запас презервативов.
— Береженого бог бережет, так ведь?
Я закатила глаза. Скривившись в ухмылке, Трэвис перевел взгляд на учебник, потом стал зачитывать мне конспект, подчеркивая самые важные моменты, задавая вопросы и терпеливо объясняя то, что мне не давалось.
Через час я сняла очки и потерла глаза.
— Сдаюсь. Я больше не могу запомнить ни одной макромолекулы.
Трэвис улыбнулся и захлопнул учебник.
— Хорошо.
Я замолчала, не совсем понимая, где кто спит. Трэвис вышел из комнаты, что-то пробормотал, проходя мимо спальни Шепли, а потом включил душ. Я натянула одеяло до шеи и стала слушать жалобные стоны воды в трубах.
Через десять минут в душе стихло, заскрипели полы. Трэвис прошагал в комнату с полотенцем вокруг бедер. По обе стороны груди красовались татуировки, картинки в стиле «трайбл» покрывали накаченные предплечья. На правой руке черные линии и символы протянулись от плеча до запястья, на левой рисунок заканчивался у локтя одной-единственной надписью по внутренней стороне. Я намеренно отвернулась, когда Трэвис встал перед комодом, сбросил полотенце и натянул боксерские трусы.
Выключив свет, Трэвис забрался в кровать и лег рядом.
— Ты тоже будешь здесь спать? — спросила я, поворачиваясь к нему.
Полная луна отбрасывала тени на его лицо.
— Ну да. Это же моя кровать.