Бернард Вербер - Мы, Боги

Появляется оркестр кентавров. К тамтамам, флейтам и арфам прибавляются трубы.

Афродита ходит среди гостей, говоря каждому два-три слова. Дойдя до меня, она садится рядом. Рауль скромно удаляется.

— Я сделала это для твоей пользы, — говорит она. — Без препятствий засыпаешь.

Я сглатываю. -…Если бы ты был мне безразличен, — продолжает горячий голос, — я бы оставила твой народ за-косневать на его острове и жить там счастливым, в одиночестве, вдали от настоящей жизни.

— Я был бы этому очень рад.

— Тебе так кажется… Твои люди стали бы надменными, слишком гордыми своими знаниями и презирающими остальное человечество.

Афродита берет мою руку и гладит ее.

— Я знаю, — выдыхает она. — Твоих людей-дельфинов всюду преследуют и эксплуатируют. У них берут знания, а в благодарность дают пинка ногой, а то и удар вилами. Но, по крайней мере, они не спят.

— Из-за такого обращения у них начинается паранойя.

— Поверь, однажды ты меня поблагодаришь. Сжав губы, я думаю, что этот день еще не пришел и что пока я изо всех сил пытаюсь помочь моему народу выжить среди злых и воинственных людей.

— Ты нашел решение загадки? — спрашивает она.

«Лучше, чем Бог, хуже, чем дьявол»… Но решение загадки — это она сама. Афродита лучше, чем Бог, и хуже, чем дьявол. Она заставляет меня сходить с ума от любви, и в этом она лучше, чем Бог. И она разрушает меня хуже, чем дьявол.

Ее загадка напомнила мне старую игру, когда играющие садятся в круг и пишут на куске клейкой бумаги имя известного человека и приклеивают вам на лоб. Вы не знаете, кого представляете, и начинаете задавать вопросы: «Я жив? Я мужчина? Я женщина? Я знаменит? Я большой? Я маленький? Музыкант, художник, политик?» Другие отвечают только «да» или «нет», и с каждым «да» можно предложить имя. Игра иногда может оказаться жестокой, поскольку отражает то, как вас видят другие. Претенциозным людям часто дают имена королей или диктаторов, мечтательным имена артистов, неприятным — зануд. «С кем же меня сравнили?» — спрашивает себя играющий.

Я любил эту игру, пока однажды мне не пришла идея написать на лбу соседа его настоящее имя. Эффект был потрясающим.

Возможно, Сфинкс сыграл ту же шутку с Афродитой. Лучше, чем Бог, хуже, чем дьявол, разгадка настолько близка к ней, что она ее не видит.

— Разгадка — это вы.

Сперва она выглядит удивленной, а потом звонко смеется.

— Как это мило! Я принимаю этот ответ в качестве комплимента. Однако мне очень жаль, это не так!

И она добавляет:

— Знаешь, другие уже думали об этом ответе… Пойдем.

Она встает, я тоже встаю, и она прижимает меня к себе. Я купаюсь в ее аромате и задерживаю дыхание.

— Ты важен для меня. Ты даже самый важный ученик. Поверь, у меня есть интуиция и я редко ошибаюсь. Я уверена, что ты — «тот, кого я жду».

И она с нежностью произносит:

— Не разочаруй меня. Реши загадку. И если это тебе поможет…

Она прижимается губами к моему подбородку. Я чувствую ее язык на моей коже. Сжав мне руку, она шепчет:

— Ты об этом не пожалеешь.

Потом она резко отворачивается и уходит, оставив меня в остолбенении, в поту, капающем со лба.

— Чего ей было надо от тебя? — раздраженно спрашивает Мэрилин.

— Ничего…

— Тогда пойдем с нами, мы возвращаемся на черную территорию.

Один за другим все теонавты собираются вместе, и Жорж Мельес присоединяется к нашей группе.

— У меня, возможно, есть то, что избавит нас от большой химеры, — говорит он.

— И что же это?

— Никогда не просите фокусника открыть свой секрет. Нужно позволить удивить себя, как, я надеюсь, мы скоро удивим большую химеру.

106. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: МАГИ

Египетский папирус, датируемый 2700 годом до н.э., впервые упоминает про выступление фокусника. Артиста звали Мейдум, и он принадлежал ко двору фараона Хеопса. Он потрясал зрителей тем, что разрезал утку, а потом возвращал голову на место, и живая птица спокойно уходила. Идя еще дальше, Мейдум однажды разрезал быка, которого также потом оживил.

В ту же эпоху египетские священники практиковали священную магию, используя механические приспособления для того, чтобы на расстоянии открывать двери храма.

Во времена античности были многочисленные иллюзионисты, использовавшие шары, кости, монетки и стаканчики. На первом аркане таро как раз изображен бродячий фокусник, выступающий на базаре.

В Новом Завете рассказывается случай с Симоном — магом, фокусником, которого очень ценил император Нерон. Святой Петр померялся с ним способностями. Побежденный Симон решил показать последний фокус: прыгнуть с Капитолийского храма и взлететь в небо. Чтобы доказать превосходство своей веры над магией, апостолы молитвами заставили его упасть. Впоследствии Петр использовал термин «симонизм» для описания ложной веры.

В Средние века появились первые карточные фокусы, позднее дополненные фокусами с помощью ловкости рук. Однако фокусников зачастую подозревали в колдовстве и сжигали на кострах.

Разница между колдовством и магией окончательно установилась лишь в 1584 году, когда английский фокусник Реджинальд Скотт, чтобы король Шотландии Яков I прекратил казни иллюзионистов, опубликовал книгу,раскрывающую многие секреты профессии.

Одновременно во Франции термин «занимательная физика» заменил термин «магия», и фокусников стали называть «физиками». С этого момента начали устраиваться публичные выступления с использованием занавесок, задвижек и различных скрытых механизмов.

Робер Уден, потомственный часовщик, стал предшественником современных фокусников, открыв так называемый «Театр фантастических вечеров». Для своих трюков он создал сложные механические системы и автоматы. Французское правительство даже официально направило его в Африку, чтобы он продемонстрировал там деревенским колдунам свое превосходство.

Несколькими годами позднее Гораций Годен придумал трюк с «разрезанием женщины». Американский иллюзионист Гудини, прозванный «королем побегов» за способность выбраться наружу из любой ловушки, объездил со своими представлениями весь мир.

107. ЭКСПЕДИЦИЯ В КРАСНОЕ

Через час, оставив других танцевать и веселиться, теонавты незаметно уходят. Мы выбираемся из Олимпии и направляемся к голубому лесу, чтобы предпринять штурм центральной горы острова.

Наша команда, все более опытная, быстро продвигается вперед, срезая углы по ходу маршрута, известного по предыдущим вылазкам.

Я начинаю узнавать дорогу. Мы идем, и, возможно, потому, что я не был со своими друзьями в течение двух последних дней, во мне просыпается энтузиазм первых часов. Я снова испытываю чувство, будто отодвигаю границы неизвестного.

Мата Хари идет первой, прислушиваясь к малейшему шуму, чтобы какая-нибудь херувимка или кентавр не застали нас врасплох. А Фредди и Мэрилин беспечно болтают. Я смотрю на них и думаю, что Жо-зефу Прудону не удастся победить Мэрилин, потому что у нее есть способность приспосабливаться, которой он лишен. Она хитрая, как кошка, и как кошка всегда падает на лапы.

Процессию замыкает Жорж Мельес с большим мешком, где находится его «фокус».

Мне хорошо здесь с ними. В конце концов, жизнь моей души удалась. Я достиг Рая. Я совершил восхождение наверх. У меня есть друзья, поиск неизвестного, ответственность, работа, мечта.

Мое существование имеет смысл.

Рауль обнимает меня за плечи.

— Вы с богиней любви хорошая пара…

— Что ты несешь?

— У нас всех были привязанности на Земле, — говорит он, указывая подбородком на Мэрилин и Фредди. — Любовь — это важно. Что такое жизнь без женщины?

Я освобождаюсь от его руки.

— Почему ты мне говоришь это?

— Удивительно. Я думал, что в Империи ангелов или в Эдеме страсти похожи на постепенно затухающее пламя. Но нет, есть ангелы и боги, которые продолжают любить. Это похоже на стариков, про которых думают, что они уже вышли из возраста, в котором влюбляются, а они вдруг заявляют, что разводятся и снова женятся. Тебе очень повезло, что ты влюблен.

— Не знаю.

— Ты страдаешь? Она тебя мучает? Но, по крайней мере, ты переживаешь сильное чувство. Я вспоминаю поговорку: «В каждой паре один мучается, а другой скучает».

— Это слишком упрощенно.

— Однако со многими это именно так. Страдает тот, кто больше любит, а тот, кто скучает, как правило, решается на разрыв. Но все равно… лучше тому, кто любит.

— Значит, тому, кто страдает.

— Да. Тому, кто страдает.

Мне приятно говорить со старым другом. Возможно, это связано с исчезновением Эдмонда Уэллса.

— Во всяком случае, — говорит он, — я, кажется, читал в «Энциклопедии», что страдание необходимо для того, чтобы идти вперед.

— Что ты хочешь сказать?