Ро­бер Са­ба­тье - Шведские спички

И од­на­ко в воз­ду­хе слов­но ви­та­ла не­кая тай­на, как бы­ва­ет, ко­гда вам за­бот­ли­во го­то­вят ка­кой-то сюр­приз и вы до­га­ды­вае­тесь о за­го­во­ре ва­ших близ­ких.

Ко­гда Эло­ди, на­дев бе­лый фар­ту­чек гор­нич­ной, при­шла с Жа­ном в сто­ло­вую, Оли­вье ус­лы­шал ко­нец раз­го­во­ра: «…это вы­ход из по­ло­же­ния», — и по­сле: «Тс-с!» Спро­сить, в чем де­ло, он не ус­пел, так как Эло­ди ве­се­ло за­кри­ча­ла:

— За стол, за стол!

— Сей­час под­за­пра­вим­ся, что на­до! — ли­ко­вал Жан.

Он по­тре­пал маль­чи­ка по за­тыл­ку, при­жал его на мгно­ве­ние к се­бе и ска­зал: «Ну, куд­ря­вая твоя го­ло­вен­ка!» Они на­ча­ли ба­ло­вать­ся, и Эло­ди вы­ну­ж­де­на бы­ла при­звать их к по­ряд­ку.

Пир, со­всем как в де­рев­не, на­ча­ли с су­па, в ко­то­ром пла­ва­ла лап­ша, из­го­тов­лен­ная в фор­ме букв. Она сра­зу на­пом­ни­ла Оли­вье те вре­ме­на, ко­гда он учил­ся чи­тать по этим мок­рым мяг­ким бу­к­вам, ко­то­рые вы­тас­ки­вал на край та­рел­ки, скла­ды­вая из них сло­ва. Сей­час он то­же при­нял­ся ис­кать в та­рел­ке свои ини­циа­лы; от го­ря­че­го су­па на его ще­ках вспых­нул ру­мя­нец.

Жан рас­ска­зы­вал о сво­ей но­вой ра­бо­те. В ноч­ную сме­ну ему при­дет­ся хо­дить все­го лишь од­ну не­де­лю из трех. Прав­да, по­сле та­ко­го сме­ще­ния гра­фи­ка днев­ные сме­ны ка­за­лись на­мно­го длин­ней, слов­но к ним при­бав­ля­ли еще два-три ча­са.

По­сле су­па на стол по­да­ли «ра­куш­ки свя­то­го Жа­ка», на­кры­тые под­ру­мя­нен­ной хлеб­ной ко­роч­кой. По­лу­круг­лые до­ныш­ки ра­ку­шек при ма­лей­шем дви­же­нии ер­за­ли по та­рел­ке. Как бы­ло ве­се­ло вы­ца­ра­пы­вать вил­кой бо­розд­ки в ра­куш­ке! Оли­вье рас­спра­ши­вал про эти пре­крас­ные да­ры мо­ря, ко­то­рые впо­след­ст­вии еще мо­гут слу­жить пе­пель­ни­ца­ми.

Жан и Эло­ди пе­ре­гля­ды­ва­лись, что оз­на­ча­ло: «Ска­жем ему сей­час?» — но все не мог­ли ре­шить­ся. Сол­ныш­ко гре­ло, обед по­лу­чил­ся чу­дес­ным, бе­лое ви­но ос­ве­жа­ло. И ку­зе­нам так хо­те­лось от­ло­жить все, что мог­ло быть не­при­ят­ным.

Так как Оли­вье го­во­рил про Бу­гра, Эло­ди вос­клик­ну­ла:

— Ну да! Он со­всем не так хо­рош, как ты рас­ска­зы­ва­ешь! С ним ты бы стал на­стоя­щим бро­дя­гой!

Маль­чик по­смот­рел на нее. По­че­му «ты бы стал» ?.. Но Эло­ди за сло­вом в кар­ман не лез­ла. Вы­пив ви­на, она ста­ла как все­гда го­вор­ли­вой, и ка­за­лось, что ее пло­то­яд­ный ро­тик с осо­бым сма­ком про­из­но­сит ка­ж­дое сло­во:

— А этот от­вра­ти­тель­ный тип, этот Мак — са­мый на­стоя­щий бан­дит, раз­ве нет? Пом­нишь, как он взял ме­ня за ру­ку на рын­ке? Ну, я его хо­ро­шо от­бри­ла то­гда. И вот его уже в тюрь­му за­са­ди­ли…

— Так не за это же, — за­ме­тил Жан.

Но Эло­ди ни­что не мог­ло убе­дить. Ей ка­за­лось, что все эти фак­ты свя­за­ны ме­ж­ду со­бой и что на све­те все-та­ки есть спра­вед­ли­вость.

— Так или не так, — ввер­нул Оли­вье, на­пря­гая свои жал­кие би­цеп­сы, — этот Мак нау­чил ме­ня бок­су!

— Ну, это еще что, ты мог бы от не­го нау­чить­ся бог зна­ет ка­ким де­лиш­кам, — про­дол­жа­ла Эло­ди. — Тас­ка­ешь­ся по­сто­ян­но по ули­цам, как… как черт зна­ет кто!

Оли­вье сдер­жан­но улыб­нул­ся. Она не смо­жет по­нять. Ни­кто не пой­мет.

Эло­ди то и де­ло с удо­воль­ст­ви­ем по­вто­ря­ла сло­во «ша­ло­пай», как буд­то не по­ни­ма­ла его обид­но­го смыс­ла, а ее юж­ный ак­цепт к то­му же его смяг­чал.

— А вот ему ни­по­чем, ко­гда его на­зы­ва­ют ша­ло­па­ем, он да­же гор­дит­ся этим!

Жан по­смот­рел на Оли­вье с ви­дом со­общ­ни­ка. В дет­ст­ве он то­же иг­рал на ули­це и мог по­нять маль­чи­ка. Но на этот раз он вы­сту­пал в ро­ли ро­ди­те­ля и был обя­зан вы­ра­зить воз­му­ще­ние. Аль­бер­ти­на Хак то­же об­зы­ва­ла Оли­вье со­рван­цом, но по­сле это­го уго­ща­ла его бу­тер­бро­дом или ола­душ­кой. Со взрос­лы­ми так час­то бы­ва­ет: они и то и дру­гое де­ла­ют ра­зом. Гас­ту­не то­же не прочь ока­тить то хо­лод­ным, то го­ря­чим ду­шем: Оли­вье, мол, па­рень что на­до, и вдруг за­во­пит — в при­ют маль­чиш­ку от­пра­вить, в при­ют для си­рот во­ен­но­слу­жа­щих.

Толь­ко Бу­гра от­мал­чи­вал­ся. Он пре­дос­тав­лял ка­ж­до­му де­лать, что ему хо­чет­ся, а сам на все чи­хал. Люсь­ен то­же счи­тал, что луч­ше ни­ко­му не ме­шать. Оли­вье вспом­нил о Ма­до и вздох­нул: он пред­ста­вил се­бе ее на этой го­лу­бой и ро­зо­вой Ривь­е­ре, как вы­гля­дит на поч­то­вых от­крыт­ках бе­рег Сре­ди­зем­но­го мо­ря.

За «ра­куш­ка­ми свя­то­го Жа­ка» по­сле­до­ва­ла ту­ше­ная те­ля­ти­на с чес­ноч­ком и кар­тош­кой. Жан от­ку­по­рил бу­тыл­ку «Вет­ря­ной мель­ни­цы» и на­лил Оли­вье на са­мое до­ныш­ко, до­ба­вив в ста­кан ши­пуч­ки, от ко­то­рой ви­но слег­ка по­мут­не­ло, за­тем при­ня­ло си­не­ва­тый от­те­нок и ста­ло хо­тя и чуть ки­сло­ва­тым, но до­воль­но при­ят­ным на вкус.

По­том хлеб­ным мя­ки­шем ка­ж­дый на­су­хо вы­тер свою та­рел­ку и пе­ре­вер­нул ее, что­бы по­ло­жить сыр на обо­рот­ную сто­ро­ну, где вид­не­лась го­лу­бая мар­ка фа­ян­со­вой фаб­ри­ки. Оли­вье с удо­воль­ст­ви­ем съел боль­шой ку­сок «сен-нек­те­ра», по­ка Жан ле­пил из хле­ба вол­чок.

Эло­ди при­нес­ла стек­лян­ные блюд­ца с пи­ро­гом, на­чи­нен­ным виш­ней с кос­точ­ка­ми. Все уже бы­ли сы­ты, но чре­во­уго­дие взя­ло верх, и они съе­ли пыш­ный пи­рог.

— Ну, те­перь бы еще «ка­вы»[19] вы­пить! — ска­зал Жан.

Он за­жег си­га­ру, а Оли­вье рас­храб­рил­ся и пред­ло­жил Эло­ди си­га­ре­ту «High Life», ко­то­рую она за­ку­ри­ла не­сколь­ко не­ук­лю­же. К удив­ле­нию маль­чи­ка, Жан ска­зал:

— Мо­жешь од­ну вы­ку­рить, раз они у те­бя име­ют­ся! Но знай, что это в по­след­ний раз!

По­че­му «в по­след­ний раз»? Оли­вье ак­ку­рат­но сло­жил се­реб­ря­ную бу­маж­ку и от­ве­тил:

— Нет, мне не хо­чет­ся.

Эло­ди обод­ряю­ще кив­ну­ла му­жу, и Оли­вье это за­ме­тил. Жан от­ста­вил стул, ущип­нул се­бя за нос, по­тер ру­ки и на­чал про­из­но­сить за­ра­нее под­го­тов­лен­ные фра­зы:

— В жиз­ни бы­ва­ют и тя­же­лые вре­ме­на, но не сле­ду­ет че­рес­чур пе­ре­жи­вать. Все в кон­це кон­цов ула­жи­ва­ет­ся. Толь­ко нуж­но, чтоб ка­ж­дый хоть не­мно­го это­му по­со­дей­ст­во­вал.

— Да, — ма­ши­наль­но под­твер­дил Оли­вье.

— Вы­слу­шай ме­ня вни­ма­тель­но, по­то­му что я дол­жен те­бе со­об­щить не­что важ­ное. Речь идет об од­ной но­во­сти, ко­то­рую мне по­ру­чи­ли объ­я­вить те­бе, хо­ро­шей но­во­сти — будь уве­рен…

Жан каш­ля­нул и сно­ва за­жег по­гас­шую си­га­ру. Ед­кий дым ожег ему нё­бо. Ко­гда при­шло вре­мя ска­зать, в чем де­ло, он уже не был уве­рен, что это та­кая уж хо­ро­шая но­вость для его ма­лень­ко­го ку­зе­на. И он вы­па­лил ско­ро­го­вор­кой:

— Ко­ро­че, твой дя­дя и те­тя ре­ши­ли те­бя усы­но­вить. Те­перь ты бу­дешь у них как сын. Вот для те­бя вы­ход из по­ло­же­ния…

Оли­вье не ше­лох­нул­ся, но ли­цо его по­блед­не­ло. Он гля­дел на виш­не­вые кос­точ­ки, ле­жав­шие в си­нем блюд­це. Во­круг ка­ж­дой кос­точ­ки еще ос­та­ва­лось не­мно­го ро­зо­вой мя­ко­ти. Оли­вье ста­ло хо­лод­но. Он не ос­ме­ли­вал­ся взгля­нуть Жа­ну в ли­цо. А ку­зен бы­ст­ро и нерв­но ку­рил, ста­рал­ся дер­жать се­бя по-при­ятель­ски, ис­кал нуж­ные сло­ва:

— Труд­но­ва­то бы­ло все ула­дить. У них уже есть двое сы­но­вей, по­ни­ма­ешь. Но те­перь, что ре­ше­но, то ре­ше­но. Те­бе там бу­дет не­пло­хо. Ку­да луч­ше, чем по ули­цам шлён­дать.

Эло­ди по­пы­та­лась при­дать сво­ему го­ло­су еще бо­лее ве­се­лые ин­то­на­ции, чем обыч­но, и вы­ска­за­ла не­сколь­ко оп­ти­ми­сти­че­ских обе­ща­ний:

— Ну ко­неч­но же, те­бе бу­дет не­пло­хо! У них та­кая боль­шая квар­ти­ра, что там хоть три се­мьи мо­гут жить. И всю­ду ков­ры. Да не та­кие, ко­то­рым це­на два су. Они те­бя уст­ро­ят в кол­леж. Най­дешь се­бе хо­ро­ших то­ва­ри­щей. Бу­дешь учить­ся. Ста­нешь та­кой ум­ный! Те­бя нау­чат зво­нить по те­ле­фо­ну, ка­тать­ся на ве­ло­си­пе­де. Ух, сколь­ко же ин­те­рес­но­го те­бя ожи­да­ет!

Мог­ла ли она знать, что все, что ей ка­за­лось столь при­ят­ным, по­гру­жа­ло Оли­вье в смер­тель­ную тос­ку? Свои гру­бые, не­ле­пые пред­став­ле­ния о бо­гат­ст­ве Эло­ди в изо­би­лии об­ру­ши­ла на Оли­вье, да еще то­ном ко­ро­ле­вы на час.

— Нау­чишь­ся иг­рать в бридж… У них две при­слу­ги… Да­дут те­бе до­маш­ний ха­лат… Ста­нешь разъ­ез­жать с ни­ми в ма­ши­не… Э, че­рез не­ко­то­рое вре­мя мы уже бу­дем для те­бя не­дос­та­точ­но хо­ро­ши!

Ес­ли бы Оли­вье под­нял го­ло­ву, то на­вер­ня­ка бы за­ме­тил, что, по­ка Эло­ди все это вы­кла­ды­ва­ла, она по­сте­пен­но ста­но­ви­лась гру­ст­ной и на рес­ни­цах у нее по­вис­ла сле­за. Жан то­же был взвол­но­ван и тя­же­ло ды­шал. Он раз­да­вил в блю­деч­ке оку­рок сво­ей си­га­ры и не­за­мет­но дал знак Эло­ди, чтоб она кон­чи­ла го­во­рить.