Сэм Хайес - Моя чужая дочь
Безжизненная, мертвенно-белая под вуалью своего горя, Черил не замечала собравшихся вокруг нее людей.
— Нет. В таком состоянии мы ее и обнаружили.
Роберт хотел спросить у девушки, что она знает о младенце, но его остановила Луиза:
— Роб, можно тебя на пару слов?
Он вскинул руку: погоди. Колыбельная Черил сменилась словами, которые он пытался и не мог разобрать.
— Роб, мне нужно тебе кое-что сказать! — Входная дверь все еще была открыта, и Луиза топталась на пороге, словно собираясь при первой возможности удрать. — Послушай, Роб. Я хочу позвонить Джеку Хэммонду, узнать результаты теста.
Роберт не заметил, какой тоскливой завистью подернулся взгляд Луизы. Она кожей ощущала нежность Роберта к Руби, заботу о Черил. Казалось, тончайшее стекло отделило эту сцену от мира, но уж очень оно хрупкое — Луиза почти воочию видела блеск осколков на ковре.
— Роб, прошу тебя, подожди минутку, ладно? Я быстро.
Роберт наконец повернул голову к Луизе и медленно кивнул. Ну вот и все. Сейчас он услышит то, в чем уверен безо всякого теста.
Черил сидела на ковер, поджав под себя ноги. Младенец ерзал на ее коленях, но молчал — только кулачок мусолил, причмокивая в такт напеву. Из открытой двери повеяло свежестью, и Роберт подумал, что ветерок очень кстати: общество Черил действовало на него как угарный газ. Горе этой женщины осязаемо. Сорвать бы с нее покров страданий, скомкать и зашвырнуть подальше.
— Привет, Джеймс…
Роберт услышал голос Луизы, но продолжение фразы заглушил рев автомобильного мотора на улице. Потом сиреной взвыл младенец, и телефонный разговор Луизы доносился до Роберта обрывками слов и фраз. Роберт старался вникнуть в их смысл, а видел лишь Эрин с похищенным ребенком на руках.
«Моя жена — преступница», — подумал он и на том же внутреннем вздохе протянул руки и прижал к себе ее бесплотный образ. Он так хотел ее вернуть… если б только можно было изменить прошлое. Но в этот миг образ Эрин рассыпался на тысячи кусочков и исчез.
— Что? Повтори, Джеймс. Ничего не слышу — связь отвратительная.
Скрипнула и хлопнула калитка. В окно Роберт видел Луизу: она шла по улице, пытаясь поймать сигнал. Прочитать что-то по ее губам Роберт не смог, сколько ни напрягал зрение. А вдруг он все-таки ошибся насчет Эрин? Любой мало-мальски приличный адвокат в пыль разнес бы косвенные улики против юной Эрин — Рут Вайстрах — и ткнул бы присяжных носом в эту самую пыль. Подозрения полиции тринадцатилетней давности и его собственная маниакальная мнительность не делают из Эрин похитительницу детей. Доказать, что она была проституткой, тоже никто не может, как и подтвердить слова Бакстера Кинга. Роберт отдавал себе отчет, что полагается исключительно на интуицию. Беда в том, что интуиция его еще не подводила.
Луиза все прижимала к уху телефон, а Руби снова и снова спрашивала: «Что происходит?» Сейчас Джеймс Хэммонд вынесет приговор… Роберт переводил глаза с Черил на Руби. Вы должны ощутить связь. Вы ведь одна плоть и кровь, так почувствуйте свое родство!
Луиза вернулась в дом. Она распустила волосы. Роберт пристально смотрел на нее. Руби в очередной раз дернула его за руку:
— Пап, ну сколько можно?! Пойдем!
Ребенок опять заплакал, и Черил тут же отозвалась колыбельной.
Роберт был совершенно измотан. Он попал в самый эпицентр бури: куда ни глянь, нигде ни просвета в тучах, ни лучика солнца.
Луиза покачала головой. Безмолвно и мрачно.
— Пап, я ухожу! — Руби решительно повернулась к двери.
Роберт, повергнутый в ступор жестом Луизы, очнулся и медленно соединил холодные пальцы Черил с беспокойными пальцами Руби.
Луиза его не остановила.
Глава XXXIV
Роберт стащил с дивана плед и укутал Черил. Он невольно кривился от боли в сердце и, кажется, вслед за Черил терял ощущение реальности, но держался, должен был держаться — ради Руби.
— Черил, это ваш ребенок? — Роберт присел на корточки рядом с несчастной женщиной, коснулся ладошки малыша. Надо же — ему и в голову не приходило, что у Руби может быть братик или сестричка.
— С ней что-то не так, правда? — прошептала беременная красавица, с видимым трудом опустившись на ковер. Шелковистые черные волосы окутывали ее как шаль, живот мешал сидеть, и она неловко ерзала, пытаясь найти удобное положение.
Роберт покачал головой:
— Да уж. А вы не в курсе, что с ней случилось?
— Я каждую неделю прихожу на ее сеансы. Уже давно. С ней всегда все было в порядке, — ответила девушка с мягким акцентом. — А в прошлые выходные я не смогла прийти — дома были разные… проблемы. — Она приложила ладонь к животу. — Сегодня заглянула — никто не открыл, ну я и вошла со стороны сада, а Черил наверху, в гостевой комнате, в жутком виде. И ребенок кричит. Я не знала, что делать.
— Но вы все же что-то сделали? — Роберт погладил влажные от пота волосы Черил и хотел забрать малыша, но безуспешно: Черил вся напряглась и запела еще громче.
— Пошла домой и все рассказала старшему брату. Он обещал сюда прийти, как только сообщит в полицию. Я бы раньше вернулась, но мне тяжело ходить… — Девушка снова погладила свой живот. — Скажите, она поправится? Она такая добрая, столько для меня сделала.
Роберт кивнул:
— Надеюсь. Думаю, это просто шок.
А причина этого шока — он сам. Обрушил на бедняжку новость о ее девочке, без всякого предупреждения! Если бы не его безответственность, Черил не сбежала бы из паба, они поговорили, подготовили бы ее встречу с Руби — в присутствии консультантов, да и врача, если на то пошло. А теперь… теперь в любую секунду можно ожидать воя полицейских сирен и синих бликов мигалок.
— Это ведь не твой ребенок? — Девушка обняла Черил за плечи. — Ну же, скажи Саре. Я тебе столько всего рассказывала, теперь твоя очередь.
Черил ее не услышала, лишь притиснула малыша к груди, и тот затих.
— Наташа! — прошептала она, прильнув губами к лысой головке.
— Нет-нет, это не Наташа! — не выдержал Роберт. Пора уже все объяснить. — Вот она, Наташа! — Он поймал руку возмущенной Руби — та не успела спасись бегством.
— Что за бодяга, Роберт! Оставь меня в покое! — Глаза Руби метали молнии.
Роберт внутренне съежился — и от ее резкого тона, и от «Роберта» вместо «папы», и от ненавидящего взгляда. Он уже теряет эту девочку. Первая стадия предстоящего полного разрыва.
— Руби, это твоя…
— Нет! — От визга Черил, казалось, остолбенел даже ветер, что веял в открытую дверь и гулял по комнате. Звонкий и ясный, голос Черил как ножом полоснул по сердцу каждого.
Дочка в колодце, колодец в саду.Бросила мама, гореть ей в аду.Лопнет веревка, дитя упадет.Крошку в колодце никто не найдет.
Ее не прервали ни словом, ни жестом. Вопросы и объяснения были излишни. Темнота и пронизывающий холод вмиг заполнили дом.
А громадная фигура Джорджа Ламли возникла в дверном проеме, словно старший инспектор уголовной полиции все это время поджидал снаружи, выбирая удобный момент для нападения на свою жертву. Позади Джорджа Ламли выросли еще три офицера полиции, одна из них женщина.
События развивались стремительно, время завертелось волчком, так что под конец никто уже не соображал, сколько часов или суток назад нормально ел, спал и вообще нормально жил.
Роберта, Луизу, Руби и Сару отправили в кухоньку (под надзором единственной женщины среди полицейских, в чине старшего констебля), покидать дом им было запрещено. Из гостиной неслась автоматная очередь голосов — в основном вопросы Джорджа Ламли, который перед тем представился Роберту.
— Давненько мы с вами не встречались, Черил, — сурово начал он, явно рассчитывая грозным тоном выдернуть женщину из транса; не вышло — и Ламли обрушил на нее град вопросов.
Целая вечность прошла, прежде чем инспектор добился первого признания. Не прекращая баюкать малыша и распевать колыбельные, Черил согласилась, что держит на руках чужого ребенка. Следующая песня — и следующее признание, в похищении младенца.
Прибыла «скорая», врачи осмотрели малышку и уехали вместе с ней. Обезумевшая от тревоги мать Джо-Джо — о пропаже дочери она сообщила еще утром — дожидалась «скорой» у больницы.
Но покой не вернулся в крохотный домик Черил. Трещали полицейские рации, соседи высыпали на улицу в предвкушении скандальной сенсации, поток людей в форме не прекращался. Но ощутимее — и страшнее — всего был запах смерти, пропитавший дом.
Выпроводив медиков и сослуживцев из гостиной, Ламли грузно опустился в кресло напротив Черил и приготовился выслушать признание, которого ждал тринадцать лет. Он не желал его ни в детских считалочках, ни в стихах, ни в песнях. Джордж Ламли был намерен услышать от Черил Варни признание на самом что ни на есть простом языке.
