Сергей Довлатов - Речь без повода... или Колонки редактора
Американцы чрезвычайно бережно относятся к своей истории. Видимо, это происходит оттого, что история у них — короткая. Бурная, но короткая — всего двести лет.
В ней отсутствуют фараоны и пирамиды, мифические реликвии и древние археологические святыни.
Есть обозримая история новейшего времени. И каждый штрих в ней — абсолютно достоверен.
Любовь американцев к своему прошлому напоминает трогательные отношения индусов с водой. Или японцев — с жизненным пространством. Оно и понятно. Если чего-то мало, люди начинают этим дорожить.
Американцы берегут памятники своей истории. Создают для каждого исторического булыжника необходимый убедительный фон.
Ярчайшая иллюстрация тому — Плимут-Рок возле Бостона. Считается, что именно здесь высадились первые европейцы. У причала — изящная шхуна, действующая копия знаменитого судна — «Мэйфлауэр». Рядом — продуманный до нюансов музейный комплекс. Доброжелательные работники одеты по моде семнадцатого века.
В своей любви к истории американцы бывают прямо-таки неудержимы. Издавна местные богачи вывозили ценнейшие редкости с отдаленных концов земного шара.
Есть в Америке импортные готические храмы. Попадаются египетские мумии. Деревянные тибетские идолы. Российские курные избы.
Верхнюю оконечность Манхэттена украшает старинный французский замок Клойстер. Замок был куплен в Европе, демонтирован, переправлен сюда и установлен в районе Вашингтон-Хайтс. (Населенном, кстати, среди прочих жителей и русскими эмигрантами.) В Европе же была куплена древняя ограда с воротами и несколько служебных построек. Теперь в этом замке расположен музей средневекового искусства.
Приобрел замок и доставил его в Америку мультимиллионер — господин Рокфеллер. Спасибо акуле капитализма от многочисленных посетителей…
В Америке любят музеи и понимают толк в музейном деле. Что ж, любовь к старине — похвальное чувство. Оно помогает разобраться в настоящем и угадать туманные контуры будущего…
Я хотел бы рассказать о прекрасном музее старинных экипажей. Находится он в северной части Лонг-Айленда. Возник на базе частной коллекции.
Музей не является учреждением государственным. Содержит его местная община. То есть в нем я здесь увидел — плод бесконечного энтузиазма.
К зданию музея примыкает каретный сарай. Рядом находится мастерская.
В музее — около трехсот конных экипажей. Среди них — почтовые дилижансы и аристократические «выезды». Пожарные кареты и расписные сани. Фургоны покорителей Дикого Запада и элегантные светские ландо. Линейные пассажирские экипажи и русские коляски. Так называемые мускулодвигатели (прообраз инвалидной коляски) и старинные трейлеры (прообраз автофургона, годного для жилья)…
Меня заинтересовали сани. Есть среди них расписные, парадные, увешанные бубенчиками. Есть скромные, хозяйственного назначения повозки. Попадаются и двойники наших отечественных розвальней. Что вызывает грустные, ностальгические ощущения.
Между прочим, эстетика санного выезда не чужда американским традициям. В музее старинных экипажей я увидел фотографию двадцатых годов. Там было изображено многолюдное санное гуляние в Центральном парке Нью-Йорка. Рядом виден заполненный народом каток. Публика щегольски разодета. Сани украшены лентами и флажками. Старинная фотография доносит ощущение молодечества, удали и задора.
Фото было сделано около здания «Дакота». Около того самого здания, где впоследствии убьют несравненного Джона Леннона.
Разглядывая экспонаты музея, я узнавал самые неожиданные вещи. Выяснилось, что автомобили немногим изменили картину городского транспорта. Скорость его в черте города практически не изменилась. Перед 1912 годом она составляла 13–15 километров в час. (Разумеется, в среднем и, разумеется, в центральной части Нью-Йорка.) На сегодняшний день мы имеем такие же показатели. А в часы пик ситуация еще курьезнее. Целеустремленный пешеход легко обгоняет вереницу автомобилей…
Несколько удивили меня сведения относительно почтовой доставки. Казалось бы, создание и развитие двигателя могло форменным образом преобразить этот вид коммуникаций. Лошадь и автомобиль — какое может быть сравнение!
И все же этого не произошло. Достаточно сравнить некоторые показатели. В 1901 году письмо из Нью-Йорка в Чикаго шло три дня. Элементарная лошадь доставляла его за трое суток. Сейчас для этого требуется неделя. В лучшем случае — пять дней.
Письмо из Нью-Йорка во Францию следовало шесть дней. Нужно было только хорошо знать расписание пароходов. И доставлять письмо непосредственно к отплытию.
Теперешняя авиапочта из Штатов в Европу приходит на девятые сутки.
Мне кажется, что тут есть над чем задуматься. Задуматься, а может быть, и усомниться в красотах технического прогресса…
Я долго разглядывал фургоны американских пионеров. Касался тяжелых брусьев, связанных ремнями из воловьих жил. Заглядывал в мрачноватые квадратные амбразуры.
Каким суровым и мужественным был образ жизни этих людей. И как поверхностно иногда рисуют освоение Дикого Запада бесчисленные коммерческие фильмы — «вестерны»…
В музее экспонируются два типа старинных пожарных карет. На одних выезжали тушить пожары. Другие участвовали в разнообразных парадах и шествиях. Первые выглядели скромно и утилитарно. Вторые сияли медными бляхами и красным лаком.
Пожарный выезд считался ярким и увлекательным зрелищем. Нечто подобное сохранилось и до наших времен. Недаром состязание пожарных — одно из любимых американских развлечений.
Из музея я ехал домой в грохочущем вагоне надземки. И думал о тех временах, когда люди передвигались медленно. А внутренняя жизнь их протекала динамично, стремительно, благородно…
«Новый американец», № 103, 2–8 февраля 1982 г.КР ДРУГ СКАЗАЛ МНЕ…
Друг сказал мне в Лос-Анджелесе:
— Единственное, что может вас погубить, — это доставка. Доставляется газета отвратительно. Сначала я получал ее регулярно. Потом начались какие-то сюрпризы. То приходят два одинаковых экземпляра, то газета задерживается дней на восемь. Три номера вообще исчезли… Это безобразие! Самое обидное, что газета всем нравится. Ее читают, ждут… А вот доставка — отвратительная.
Я начал объяснять:
— Когда-то у нас было шестьсот подписчиков. Мы рассылали тираж вручную. Клеили марки, надписывали адреса. Это происходило каждый вторник и занимало целый день…
Сейчас у нас четыре тысячи подписчиков. Тысяча — в одном Нью-Йорке. Вручную с этим делом не управиться. Мы приобрели компьютер. Наняли специального человека. Теперь все делается автоматически. Но жалоб все равно хватает…
— В чем же дело? — спросил мой друг.
— Компьютер работает безукоризненно. Обслуживает его вполне добросовестный человек. А вот здешняя почта — ниже критики. Как и большинство федеральных учреждений. У НРС тоже были разногласия с американской почтой. Андрей Седых даже обращался к главному почтмейстеру. Однако результаты пока неудовлетворительные.
— Что же делается на почте?
— Трудно сказать. Контролировать их работу невозможно. Как-то раз мы обнаружили на почте два мешка с газетами. Абсолютно случайно. Служащие просто забыли их отправить. Обыкновенная небрежность. Как же уследить за их работой на всех этапах?..
— Что же вы предпринимаете?
— Меттер был на почте. Провел там несколько дней. Просил, убеждал, даже скандалил. Недели три дела шли лучше. Потом опять началось. В офисе то и дело раздаются звонки:
«Я не получил газету… Я получил газету с опозданием… Мне зачем-то пришли два одинаковых экземпляра…»
Каждый раз я спрашиваю:
— Газета вам нравится?
— Еще как! Потому-то и обидно…
Значит, Меттер снова отправится на почту. Снова проверит действия машины, которая наклеивает адреса. Снова будет просить, убеждать и ругаться.
Мы создаем товар, который нравится потребителю. (Простите за рыночную терминологию, впрочем, совершенно уместную.) И мы добьемся устранения всех препятствий. Уже сейчас доставка организована лучше, чем месяц назад. А месяц назад она была лучше, чем зимой. Когда-нибудь все желающие получат газету своевременно. Надеюсь — скоро!
«Новый американец», № 77, 1–8 августа 1981 г.КР КОГДА-ТО НАМ ВНУШАЛИ…
Когда-то нам внушали:
— Советское — значит отличное! И все у нас замечательно! А вот у них — кошмар и дикость! С голоду дохнут, негров линчуют, морально разлагаются… И прочее, и прочее…
Приехали, осмотрелись. Не голодаем. Мораль на прежнем уровне. И негры целы (даже слишком)…
Короче, обманывала нас советская пропаганда. Мы ей больше не верим. Мы теперь рассуждаем по-другому: