Стефан Брейс - Создатель ангелов
— Еще не конец. Господь еще призовет его.
Всю следующую ночь и весь день она почти не отходила от Рафаила и Гавриила. Сидела на стуле рядом с их кроватью и наблюдала. Мальчики почти все время спали, их сон был беспокойным. Руки постоянно двигались, как будто мальчики пытались за что-то ухватиться. Дышали они тяжело. Так тяжело, что каждый раз, когда один из них затихал, женщина боялась, что он перестал дышать.
Она вытирала их ротики и подбородки. Она промокала пот на их лбах. Она просто касалась их, ради того чтобы прикоснуться.
В эти часы она пыталась читать Библию, но не могла сосредоточиться. Ее взгляд все время обращался к Рафаилу и Гавриилу, хотя от этого ее все больше терзали печаль и раскаяние.
Несколько раз мальчики просыпались. Тогда она мыла их и давала попить. Немного молока, немного супа или размоченный в супе хлеб. Но они почти ничего не ели и не пили. Пару крошек хлеба, чайную ложку молока или супа.
— Давай, поешь, поешь немного, — уговаривала она, но это не помогало.
Видимо, им было больно глотать, как и садиться. Ей казалось, что даже рот они открывали с трудом.
Им вдруг резко стало хуже, чем она могла предположить.
Несколько дней. Возможно, неделю.
Чем дальше, тем беспомощнее она себя чувствовала. Женщина заметила это по боли в животе. Как и раньше, у нее появилось желание ударить себя в живот, как будто так она могла обратить все вспять и обрести покой. В какой-то момент ей даже захотелось взять детей, лежащих на кровати, и засунуть обратно в свой живот, чтобы снова их выносить и вернуть к жизни.
Женщина ждала подходящего момента, чтобы рассказать им, что она их мать. У нее было чувство, что она должна это сделать. Но каждый раз, когда такой момент наступал, она начинала сомневаться. Может, мальчики не хотели об этом знать. Может, у них уже сформировался образ, какой была их мать, и они разочаруются. Как сама она годами представляла их себе, чтобы потом увидеть, что они другие. Совсем другие. Но она не разочаровалась. И возможно, с ними будет так же.
Она сказала это вечером в понедельник. За это время женщина ни разу не видела доктора. Он не показывался ей на глаза. Весь день провел внизу, по большей части в приемной или в соседней с ней комнате. В пять часов к нему приходили посетители. Мужчина и женщина. Она слышала их голоса, но не разобрала, о чем они говорили.
Когда мужчина с женщиной ушли, мальчики проснулись. Она дала им попить воды. Вытерла им лица губкой. Они оба горели.
— Я должна вам кое-что рассказать.
Она не знала, слушают ли они ее. Их глаза были открыты, но дети смотрели как будто в никуда.
— Я ваша мама.
Когда она произнесла эти слова, то почувствовала облегчение. Как будто в этот самый момент стала их матерью. Женщина машинально погладила себя по животу, глядя на детей.
Она не ожидала в ответ многого. Но хоть чего-то. Кивок или улыбку. Большего ей не было нужно.
— Ваша мама, — повторила она.
Знать бы, что они ее поняли. Этого ей бы хватило.
Быть может, они ей не верили. Возможно, доктор рассказал им, что у них не было матери. Как он заявил и ей самой. Или они просто были не в состоянии понять. Это было бы намного страшнее.
Насколько легко ей было только что, настолько же тяжело стало теперь. Она не была их матерью. Она никогда ею не была, потому что ее никогда не было с ними рядом. В этом смысле доктор прав.
Женщина снова взглянула на детей. Она посидит с ними еще одну ночь. Еще одну ночь ей хотелось побыть с ними наедине. Она имела на это право. Она могла сделать себе такой подарок. Еще одну ночь. А потом она поищет подмогу. Потом она навсегда оставит их и будет сносить свое наказание. Смиренно.
Глава 7
Они были уверены, что доктор сразу же выставит женщину вон. И удивились, что он вообще впустил ее в дом.
— Мы должны его предупредить, — сказала Мария Морне, запретившая своим сыновьям выходить на улицу, пока эта женщина не уедет.
— Да ладно, он быстро поймет, что у нее не все в порядке с головой, — успокоила ее Розетта Байер. — Нужно просто подождать.
Женщина объявилась только через два часа. Она вышла на порог дома.
— Вот она. Смотри. Вон там.
Женщина оставила у двери мешки с мусором и снова зашла в дом. Розетта и Мария лишились дара речи.
Через час они решили позвонить доктору. Мария набрала его номер, и, к счастью, доктор взял трубку, хотя в последнее время все попытки жителей деревни дозвониться до него были тщетны.
Мария напрямик заявила:
— Герр доктор, будьте осторожны с этой женщиной, которая сейчас у вас. Она говорит странные вещи. Она утверждает странные вещи. Она приставала к моим сыновьям.
— Неужели?
— Сначала она подумала, что мои дети — это ваши дети. Она сказала, что она их мать. Но это неправда. Это ведь неправда?
— Да, это неправда. Она не их мать.
— Так я и думала. Но тогда вы не должны подпускать ее к детям.
— Она с ними, и останется с ними. Она так сказала.
— Вы должны быть осторожны. Она несет больше зла, чем добра.
На другом конце линии какое-то время была тишина.
— Я запомню это, — сказал наконец доктор и повесил трубку.
В течение следующих нескольких часов в кафе «Терминус» только и говорили, что о женщине, которая, по словам Марии, будто с неба свалилась. Посетители довольно скоро пришли к выводу, что доктор Хоппе знал эту женщину, иначе он никогда не подпустил бы ее к своим детям. Но их матерью она не была, что бы она там ни уверяла.
— Мне кажется, она сама не может иметь детей, потому и воображает себе всякое, — сказал Леон Хёйсманс, где-то читавший, что нереализованное желание иметь детей может свести женщину с ума.
— Женщина не может с этим ничего поделать, — сказала Мария. — В этом виноваты… как же их…
— Гормоны. Это гормоны, — подсказал Леон Хёйсманс.
— Их я и имела в виду. У этой женщины они совсем разбушевались. Она даже заявила, что к этому не был причастен мужчина. Полная идиотка. Но все же, представьте только, было бы просто восхитительно, если бы нам, женщинам, не нужны были мужчины, чтобы рожать детей. Тогда бы мы ни от кого не зависели.
— Да ты ни дня не проживешь без мужика, Мария! — крикнул ей Жак Мейкерс.
— Легко, Жак, легко!
— Я думаю, в будущем это станет возможным, — сказал Леон Хёйсманс. — Тогда любая женщина сможет родить ребенка без участия мужчины. В Америке уже далеко продвинулись в этом.
— В Америке все возможно, — заметил Рене Морне.
— Значит, там у женщин происходит непорочное зачатие! — прыснул со смеху Мейкерс.
— Мейкерс, следи за своим языком! — прикрикнула на него Мария, сама с трудом сдерживая смех.
Звук открывшейся и снова закрывшейся двери заставил всех обернуться. Лотар Вебер встал, не сказав ни слова, и вышел. Рене Морне видел в окно, как он с поникшей головой перешел на другую сторону улицы.
— Нам не нужно было говорить об этом, — сказал хозяин кафе. — Как бы вы себя повели, если бы вдруг лишились своего ребенка, а вокруг вас только и говорили бы, что о детях?
— Я думал, ему уже лучше, — сказал Жак Мейкерс. — Он ведь снова стал смеяться.
— Такие вещи легко не проходят, Жак. Ты на его жену посмотри.
Мейкерс кивнул, но промолчал. Последние месяцы Вера Вебер почти каждую неделю ходила к доктору. У нее была депрессия, это было всем известно, но никто не произносил этого вслух. Самое большее, что могли сказать: она в глубокой печали.
Лотару Веберу с самого начала было трудно.
— Вы можете при этом присутствовать, — сказал доктор Хоппе, — но ваша сперма не нужна.
Ему было не только трудно, он не мог этого понять. Как мог доктор сделать ему сына без его вклада в процесс? На всякий случай он еще раз спросил об этом при следующем визите, но ответ его ничуть не успокоил.
— Это всего лишь вопрос техники. В принципе, даже без яйцеклеток вашей жены можно обойтись. Можно использовать и другие яйцеклетки. Но сначала мы попробуем использовать яйцеклетки вашей жены.
— Но как же тогда, герр доктор? Как же тогда?
— Гормоны, которые сейчас получает ее организм, стимулируют созревание яйцеклеток…
— Я имею в виду, как вы сделаете нашего ребенка? Из чего? Не из глины же?
— Из наследственного материала. ДНК.
— ДНК?
— Дезоксирибонуклеиновая кислота.
Лотар кивнул, хотя и ничего не понял. Жена уже два раза пнула его ногой. Она уже приняла решение. Лотар предполагал, что тут не обошлось без действия гормонов, потому что сначала Вера сомневалась даже больше, чем он. Но как только доктор сделал ей первую инъекцию, быстро передумала. Правда, она стала капризной и раздражительной, ругалась с Лотаром по малейшему поводу, но это тоже, вероятно, было из-за гормонов.
