Нина Воронель - Секрет Сабины Шпильрайн
“И ради этого ты примчался из Москвы в такую даль?” – недоверчиво спросила Лина. “Мама, я так привык сюда летать, что для меня это уже не даль”. Лина с заметным усилием поднялась с кресла: “Ладно, раз ты уже тут, схожу закажу Насте чай и скромный ужин”. Настя жила в соседней квартире, и я попыталась остановить Лину: “Зачем вам ходить? Я мигом смотаюсь к Насте и все закажу”. Но Лина была упряма, как всегда: “Нет, ты не знаешь наших хозяйственных секретов”.
Как только она вышла, Марат упал лицом мне в ладони и прошептал: «Можно, я приду к тебе ночью, когда мама уснет?» – «Так ты для этого приехал?» – ужаснулась я. «Конечно, для этого. Можно, я приду? И скорей, она сейчас вернется!» – «Зачем это, Марат?» Он стиснул мои пальцы: «Чтобы продлилась жизнь моя...» Честно говоря, как только он вошел, я поняла, зачем он приехал – ведь уже больше трех лет я знала, что он меня любит. И была этому рада. «Ладно, приходи. А я поскорей пойду отпущу Нюру к ее хахалю, она давно меня просит».
Как только в квартиру ворвалась Настя с подносом, полным всяких яств, я поднялась и поцеловала Лину: «Я пойду, гляну, как там Сабинка». – «А меня? – попросил Марат. – Разве я не заслужил?» - «Заслужил, заслужил!» И я, с притворной легкостью чмокнув его где-то между носом и ухом, почувствовала, каким высоким напряжением он заряжен, - меня просто ударило током от этого дружеского прикосновения.
Я вернулась к себе, убедилась, что Сабинка сладко сопит во сне, и отпустила Нюру: «Утром я сама приготовлю завтрак, а ты приходи к девяти, если хочешь». Нюра бурно взликовала, осыпала меня поцелуями и умчалась. А я осталась одна, все еще не веря, что я разрешила Марату прийти. Пока я металась в нерешительности, не отменить ли всю эту безумную затею, позвонил Феликс: он уже прилетел в Мюнхен и завтра приступит к выяснению обстоятельств нашей будущей жизни.
“Ты уже решил, что я уеду отсюда?” – “За тебя я решать не могу, но я точно уеду, - твердо отрезал он. – Я уже в аэропорту понял, сколько лет я погубил в вашем захолустье”. Я положила трубку и почувствовала, что земля уходит у меня из-под ног. А раз так, пусть будет Марат – он не уехал от меня, а специально ко мне приехал. Я не стала притворяться недотрогой – я разделась, приняла душ, надела ночную рубашку и халат, и приготовилась его ждать. Со стесненным сердцем я вспоминала ту ужасную ночь перед приездом Феликса, когда я выгнала Марата на лестницу и выбросила вслед ему пальто. Неужели мне опять будет с ним скучно?
Прошла целая вечность, пока он пришел. Может, это было всего полчаса, но они показались мне вечностью. Марат тоже не притворялся – на нем был только черный тренировочный костюм, выгодно подчеркивавший его серебристые виски. Войдя, он сразу погасил свет в гостиной и подхватив меня на руки, внес в спальню. На этот раз он не набросился на меня как взбесившийся буйвол, а медленно снял с меня халат и рубашку, посадил на кровать и, опустившись передо мной на колени, зарылся лицом у меня между бедер. Я потянула его за ворот черной рубашки, которую он быстро сбросил вместе с брюками, и я залюбовалась его отлично тренированным телом: недаром он оставил себе бассейн и гимнастический зал.
Перед моим взглядом мимолетно пронесся облик Феликса, но без угрызений совести, а скорей с упреком, - как он мог позволить себе отрастить небольшое брюшко? Пронесся и тут же исчез. Марат сел на кровать, усадил меня к себе на колени и начал медленно-медленно водить по мне ладонями, сначала кругами, а потом вверх-вниз, вверх-вниз от груди до колен, вверх-вниз, вверх-вниз. А дальше все поплыло, покатилось в тартарары, и где-то по пути я вспомнила, что он может делать это долго-долго. Но мне уже не было скучно, и я не хотела, чтобы это кончалось.
А когда все-таки кончилось, и мы лежали обнявшись и тяжело дыша, он прошептал: «Я хочу, чтобы ты всегда была со мной. Каждый день, утром и вечером». – «Но я замужем, или ты забыл?» – «Ничего, я подожду, пока это пройдет. Я так давно жду, теперь уже осталось недолго». – «Господи, Марат, зачем я тебе нужна? Ты со своей красотой и деньгами можешь иметь все звезды мира». – «Могу, но не хочу. Мне нужна только ты». – «Почему?» – «Понимаешь, я всю жизнь был сирота, а на старости лет я полюбил маму. И тебя вместе с ней. Любовь к тебе оглушила меня в тот день, когда мы сидели с тобой в зале заседаний и ты просила меня перестать терзать маму. Я вдруг осознал, что ты – единственный человек на свете, который знает про меня все, про меня и про маму. А когда ты пошла по проходу к двери, я пошел за тобой, огромной силой воли подавляя безумное желание схватить тебя, усадить в машину и увезти куда-нибудь, где никто нам не помешает».
“Как же нам быть?” – “Никак. Ждать подходящей минуты. И она наступит”. Он неожиданно обхватил меня ногами и стиснул с такой силой, что у меня перехватило дыхание: “Ты не прогонишь меня сейчас, как тогда? У нас еще вся ночь впереди”. Нет, я не прогнала его ни в ту ночь, ни в следующую, Конечно, я его не прогнала, а на следующий день он заехал за мной в университет и повез на обед к Лине. После обеда мы, как прилежные школьники, почти весь вечер просидели над записью тех обрывков воспоминаний, которые он за утро вытряс из Лины. Где-то в перерыве он сказал: “Завтра утром скажись больной и не ходи на работу. А в десять утра выйди из дому, пойди направо и сверни за угол – я буду ждать тебя в машине”.
Всю ночь я не могла уснуть, переживая предстоящее свидание с Маратом. Мне стало страшно: такого напряженного ожидания встречи у меня даже во времена романа с Феликсом не было. От нетерпения я вышла из дому слишком рано и тут же сообразила, как нелепо я буду выглядеть, топчась на углу за домом. Но к счастью машина Марата уже стояла за поворотом – он тоже не выдержал ожидания и приехал раньше назначенного часа. Когда я села в машину, он сказал, что накануне снял гостиницу в Новосибирске и мы можем провести там целый день.
Если Лина что-то и заподозрила, она ни слова мне не сказала. И я ей тоже. Хотя вся моя предыдущая жизнь повисла в воздухе на тонкой ниточке – я все еще любила Феликса, но не могла больше жить без Марата.
За эти дни я много узнала о Марате – странно, за последние годы мы очень сдружились, но я ничего не знала ни о его делах, ни о его проблемах. Он рассказал мне, как стал тем монстром, которого ненавидят и называют олигархом. Закончив институт тонкого машиностроения, он изобрел несколько блестящих медицинских приборов и с лихвой хлебнул от горькой участи изобретателя. И однажды его осенило: почему он должен унижаться, чтобы другие заработали на его изобретениях? А что, если он попробует внедрить их сам? Это было время шальных денег, и он умудрился получить ссуду, на которую построил маленькую мастерскую, изготавливающую его приборы.
Тут у него неожиданно открылся коммерческий талант, о существовании которого он не подозревал. Его приборы взорвали рынок – он начал продавать их по всему миру и очень быстро превратил свою мастерскую в доходный современный завод. А дальше деньги пошли к деньгам, и его закружило в вихре гламурной жизни. Трудней всего было отбиться от армии записных красавиц, рвущихся к его постели и к его карману. До Марины у него была другая жена, от которой он благополучно откупился, а уж проходящих красоток было не счесть. Ужас состоял в том, что ему все это быстро надоело: он не годился для такой жизни, он не пил и не употреблял наркотики, и потому смотрел вокруг трезвыми циничными глазами. А теперь дела пошли не так гладко – обстановка в стране ухудшилась, и на него стали наезжать. «Я подумываю о том, чтобы свернуть свои дела в России и, как говорили раньше, махнуть за бугор», – сказал он, выпуская меня из машины. «И этот - туда же», – горько подумала я.
За ужином у Лины Марат с интересом слушал мои планы о дополнении книги новыми сведениями – я колебалась, не упомянуть ли опять историю со статьей из архива, которую мама Валя и Сабина сожгли в унитазе. И вдруг он вспомнил: «Я за этими газетами сам ездил в Ростов, но забыл вам рассказать, что я был в Змиевской балке. Я обнаружил, что мемориальную доску поменяли. На новой доске теперь новая надпись. Вы не поверите, но там написано, что здесь похоронены тысячи зверски убитых невинных мирных граждан. И ни слова о евреях».
Лина в раздражении швырнула вилку: «Они не меняются! Слово «еврей» застревает в их горле, как кость». Она несколько секунд напряженно всматривалась в темное пространство за окном, а потом тряхнула волосами и сказала: «Дорогие мои дети, мы здесь одни, только свои. И я решила открыть вам свою главную тайну, которую много лет собиралась унести с собой в могилу». – «Мама, сколько у одной девочки может быть тайн? Я думал, мы уже все раскопали», – взмолился Марат. «Но эту тайну тебе придется узнать и принять. Я знаю, что тебе это будет нелегко». В голосе ее была такая грусть и торжественность, что мы замолкли и приготовились слушать.
