Раймон Кено - Упражнения в стиле
— Несуществующая вещь вовсе не обязательно есть вздор. Ах, ах, капуста с салом! Как я люблю жирненькое!
— Прочь лапы, старая свинья! — сказала служанка герцогу, который на минутку спутал гастрономию с анатомией. — В следующий раз я вам блюдо на голову надену. А в нем будет горячее рагу.
— Не слишком-то она сговорчива!
— Как это вы дозволяете столь грубо обращаться с собою, господин герцог?
— Не забудь: я путешествую инкогнито, и давай-ка уберем эту капусту с салом!
Они молча убирали капусту, как вдруг появился форейтор, одетый форейтором и открыто выказывающий все признаки самого низменного страха. Он вопил:
— Невероятно, но факт! В конюшне... конь... и он говорит!
Все расхохотались от чистого сердца, герцог — первый; один лишь Пешедраль, весьма обеспокоенный, сохранял серьезность.
— Опять нализался, — сказал хозяин. — И не стыдно тебе спьяну скандалить?
— Оставьте, оставьте его, — вмешался какой-то проезжий. И обратился к форейтору: — Так что же сказал этот конь?
— Увидев, что я вхожу в конюшню, он крикнул: «Да здравствуют преадамиты!»
— Вот чокнутый! — бросил кто-то.
И все расхохотались от чистого сердца, герцог — первый; один лишь Пешедраль, еще более обеспокоенный, сохранял серьезность.
XIV
В третий раз все расхохотались от чистого сердца, когда форейтор кончил изливать свои чувства в таких выражениях:
— И конь добавил: «Ты, верно, ушам своим не веришь, а?»
Один лишь Пешедраль, крайне обеспокоенный, сохранял серьезность.
— Что верно, то верно, — продолжал форейтор, — я и впрямь своим ушам не поверил, вот почему я сбежал оттуда, и вот я здесь и, хоть убейте, не собираюсь возвращаться в эту чертову конюшню. Эй, трактирщик, подай-ка мне кувшин кларета, чтоб мозги на место встали!
— И не подумаю, — сказал трактирщик, — ты и так уже нализался.
— Черт побери, да я трезв как стеклышко. Сходи в конюшню, глянь сам!
— Боже меня упаси! Да чей же это конь-то?
— Мой, — заявил герцог.
Все повернулись к нему.
— И он действительно говорит. А кроме того, умеет читать. В настоящее время, например, он читает «Путешествие юного Анахарсиса по Греции», и оно ему очень нравится. Трактирщик, подайте же кувшин кларета господину форейтору, — он и в самом деле не пьян.
Эта короткая речь была встречена одобрительным шепотом; люди говорили друг другу: «Какой остроумный человек»!
— А ты зря перепугался, — сказал герцог Пешедралю. — Гляди, как мало им нужно, чтобы развеселиться. Знаешь, в один прекрасный день кто-то наконец скажет: во Франции смех убивает. Вот форейтор — он уже почти убит. Но, надо сказать, Сфен ведет себя весьма неосторожно, он не умеет держать язык за зубами.
— А что, если полицейские ищейки начнут расследовать это дело?
— Пф! В лучшем случае это будет местный кюре, не больше.
Тем временем служанка принесла пулярку, с которой оба путешественника расправились без всякого труда, так же как с последующими блюдами полегче, с сырами и сладостями на десерт. А еще они осушили несколько кувшинов кларета, после чего отправились на боковую и тотчас заснули, сморенные усталостью и сытной трапезой.
Лали и Сидролен замигали, когда зажегся свет, и вышли из кинотеатра слегка ошарашенные.
— Выпьем по стаканчику, а потом домой, — предложил Сидролен.
Лали согласилась.
— Люблю фильмы плаща и шпаги, — сказал Сидролен.
— Вы думаете? — спросила Лали.
— Я не думаю, я уверен.
— Нет, я хотела сказать: вы думаете, это был фильм плаща и шпаги?
— Конечно. Если мне это не приснилось.
— Мне-то кажется, что это был вестерн. Но у меня тоже такое впечатление, будто я спала.
— А может, стоит вернуться и проверить, что там показывали?
И они вернулись к кинотеатру. Афиши и фотографии повествовали о борьбе Спартака и Франкенштейна против Геракла и Дракулы.
— Наверное, это программа на будущую неделю, — предположила Лали.
— Бог его знает, — ответил Сидролен. — Во всяком случае, вы как будто рассказали мне сон. Хотя вы и против их пересказа.
— Жаль, если так.
— Ладно, пошли выпьем.
Бистро на углу уже опустело, официанты сдвигали столики. Посетителям осталась лишь стойка, у которой они стойко выпили стоя настойки.
— Нет, мне здесь не нравится, — сказал Сидролен. — Пошли-ка на «Ковчег».
— А почему вы назвали баржу «Ковчегом»? — спросила Лали.
— Да именно потому, что на ней нет ни одного животного, — ответил Сидролен.
— Не поняла.
— Н-да, эта шутка действительно не сразу доходит. Ну, скажем так: когда я ее купил, она уже так называлась.
— Дорого купили?
— Да не так чтобы очень.
— А знаете, она мне нравится, ваша посудина. Признаться, я очень довольна, что сменила мюзик-холл на место домотравительницы. Спасибо месье Альберу за добрый совет.
— Как же он вас уговорил?
— Хорошим пинком. Вот уж, можно сказать, он вам преданный друг.
— Надеюсь, он не слишком поусердствовал?
— Ну... нельзя сказать, чтобы он поленился... впрочем, я оказалась понятливой.
— Значит, не жалеете о своем мюзик-холле?
— Я же вам сказала: мне нравится ваша посудина.
— А что ж вы в мюзик-холле-то собирались делать?
— Хотела стать стрип-герл. Я ведь неплохо танцую, ну и фигурка у меня ничего себе, а еще я хотела петь, но месье Альбер посчитал, что все это без толку.
— И что же, у вас намечались ангажементы?
— Да, но я никак не могла выбрать между Занзеби и республикой Козерога, — сами понимаете, такие дальние страны! Нет, мне больше нравится жить на сорок девятой широте. Северной, конечно.
— Я гляжу, вы и в географии поднаторели.
— А как же: я ведь готовилась к этим дальним путешествиям. Жалко, что ваша баржа не на ходу.
— Да, ее с места не сдвинешь. Разве что на буксире.
— Ну что ж, маленький буксирчик — это ведь, наверно, не так уж дорого?
— И все-таки мне не по карману.
— Ладно, будем считать, что я ничего не говорила.
Некоторое время они шагали молча, потом их обогнала группа великовозрастных бойскаутов. Один из них остановился и спросил:
— Кемпинг?
Сидролен жестом показал, что нужно идти прямо, никуда не сворачивая.
Тот жестом показал, что благодарит за указание.
Великовозрастные бойскауты продолжили свой путь в ускоренном темпе.
— Их еще полно здесь, — сказал Сидролен, — а ведь уже осень. Вот ведь настырные! — скоро даже зимой будут сюда наезжать, собьются в кучу и станут спать прямо под снегом.
— А что вы делаете, когда баржу заносит снегом?
— Да просто сгребаю его и — в воду! Иногда и летом вода покрывается чем-то белым вроде снега, но это не снег, а какой-то налет, он похож на мыльную пену или мокрую вату; эту дрянь приносит сверху, там уаттомобильный завод. Я так думаю, они там моют свои колымаги перед тем, как спихнуть их клиентам. Вот мы и пришли.
Сидролен вытащил из почтового ящика фонарик и обследовал загородку.
— Ничего не написано, — сказала Лали, — вы ведь небось надписи ищете?
— Да.
— Значит, это не в первый раз?
— Нет. Чуть ли не каждый день.
— Кто ж это хулиганит?
— Не знаю. Осторожно, не расквасьте физиономию, тут скользко.
— Вы должны как-нибудь ночью спрятаться, подстеречь этого типа и, когда он появится, задать ему хорошую взбучку; кстати, узнаете, кто он такой.
— Осторожно, не сверзитесь в воду. Ну вот, добрались.
— А куда это вы отправились?
— Пойду возьму укропную настойку, минералку и пару стаканов.
— А я на что? Это уж мое дело, а вы садитесь.
— Ладно, — сказал Сидролен. — Выключатель справа.
— Знаю.
Сидролен уселся. На палубе вспыхнули лампочки.
— Свежо становится, — сказал он Лали, когда та вернулась с укропной настойкой, минералкой и стаканами. — Надеюсь, вы не собираетесь торчать на палубе всю ночь?
— Наденьте каскетку. И еще один пуловер.
— А вы что же не пьете?
— Терпеть не могу укропную настойку.
— Конечно, это старомодно, я признаю. Ну, выпейте чего-нибудь другого.
— Спасибо. Мне и так хорошо.
Лали поглядела, как Сидролен наливает себе, и вернулась к прежней теме:
— Значит, вы боитесь провести ночь на улице, чтобы подстеречь этого гада?
— Да нет, не боюсь, просто предпочитаю спать.
— И видеть сны.
— Вот-вот, и видеть сны.
— Ну раз так, ладно! — я сама его подстерегу.
— И сами вправите ему мозги? А если он не один, а с дружками?
— У вас нет револьвера или карабина?
— Нет-нет, никакого оружия на борту не держу.
Сидролен так взволновался, что снова налил себе укропной настойки.
— Вы слишком много пьете, — заметила Лали.
