Роман Сенчин - Информация
Общался бы я здесь с одним, например, Виктором Федоровичем, было бы легче. А тут еще десяток других, в том числе несколько нерусских (а с такими я вообще почти никогда вот так близко не сталкивался; на рынке разве).
В Коктюбей отправился не зря – он мне понравился. То есть не то чтобы понравился, а – удивил.
Прямые улицы, крепкие избы на высоком фундаменте. Причем избы своеобразные: сначала жилая часть, за ней сразу впритык, но чуть пониже, видимо, сарай или коровник какой-нибудь, потом еще что-то, еще… Постройки напоминали поезд, где каждый последующий вагон все меньше.
– А почему так сделано? – спросил я Надежду Николаевну.
– Традиция. Я же говорила, что жители – потомки поморов. А на Севере так принято. Там ведь метели, да и у нас случаются.
– Интересно. – И я сфотографировал на мобильный один из этих продолговатых домов.
Кстати, въезд в село был закрыт шлагбаумом. Мы оставили «жигуль» на площадке перед ним. Я хотел спросить, есть ли автомобили у местных (на площадке стояло несколько машин), и если есть, то имеют ли они право въезжать в свой Коктюбей, но передумал, – не стоит представать чересчур любопытным, а следовательно (вполне можно сделать вывод), глуповатым.
Сначала зашли в здание администрации села. Глава оказался типичным – невысокий, плотный, немолодой.
Надежда Николаевна нас познакомила и тут же добавила:
– Михаил Павлович, оставляю гостя на вас, покажите село, а мне пока нужно с Ириной Геннадьевной, – как я догадался, местной культурной начальницей, – поговорить. Счастливо!
– Что ж вам показать, – вздохнул глава с видом человека, которого оторвали от важного дела и заставили заняться непонятной, но необходимой ерундой. – Пойдемте пройдемся… Достопримечательностей-то у нас немного. Так, живем…
– А чем занимаетесь?
– Традиционно-то у нас тут рыбалка. Потомственные рыбаки. Но сейчас запретили рыбалку. Даже на удочку нельзя. Вот нерест кончается, а лицензию до сих пор не выдали. Хотя научный вылов такой ведется, что промышленному не уступает.
– В смысле, научный? – не удержался я от очередного вопроса.
– Ну, дескать, в научных целях… Для исследований… И черпают, и черпают под этой маркой, а мы тут, считай, голодом сидим. Мужики бесятся, пьют. Что им делать, если они только рыбачить умеют? В последнее время жёны их кормят – у нас ведь хор, «Рыбачка» называется. Не слыхали?
– Надежда Николаевна говорила, но так не слушал.
– У них вроде как сейчас репетиция. Можно заглянуть.
Вошли в большой, с фантазией построенный, но сильно покосившийся от старости клуб.
Сразу в лицо ударил холод. Я даже вздрогнул от такого контраста – на улице почти лето, а в помещении – чуть не минус.
Издалека слышались гармошка или баян и пение нескольких женщин. Мы миновали какие-то коридоры, стены которых были украшены стендами с портретами ветеранов, детскими рисунками, и наконец оказались в концертном зале.
Десять-двенадцать закутанных в платки, полных, мясистых матрешек пели не на сцене, а рядом. Баянист сидел на стуле и бойко аккомпанировал.
Увидели нас, остановились.
– Вот наша гордость, – представил их глава села, – хор «Рыбачки». Не все, но основной костяк… А это, – указал на меня, – журналист из Москвы… м-м…
Поняв, что он забыл, как меня зовут, я представился сам.
– Молоденький, – сказала одна из рыбачек; остальные добродушно засмеялись.
– Так, товарищи, – наоборот, построжел глава, – спойте для нашего гостя лучшую песню. Про Коктюбей.
Женщины послушно выстроились в полукруглую шеренгу; баянист установил удобнее на ляжках свой инструмент, напрягся, готовясь заиграть.
«Как в соцреализме каком-то», – мелькнула мысль, и я усмехнулся, правда, про себя. Внешне был приветлив и доброжелателен.
Баянист заиграл лирическую мелодию, рыбачки закачались, запели… Сперва я не мог понять ни слова, но постепенно тарабарщина стала превращаться в членораздельные фразы:
…Традиции, обычаиТвоих былых времен,И купол храма светлый,Что к небу устремлен.
По-своему приветливоРыбацкое село.Рыбак мотор заводит,Едва лишь рассвело.
Я осторожно достал из кармана диктофон, включил на запись. «Пригодится».
…И Господу помолимся,Чтоб мир был, благо ей.Святые Павел, Петр,Храните Коктюбей!
Святые Павел, Петр,Храните-е-е…Кок-тю-у-бе-ей!..
Мы с главой села похлопали.
– Ой, чтой-то озябла я, девочки! – по-актерски воскликнула одна из певиц. – Давайте полечкой согреемся!
– «Полечка рыбацкая»! – объявила другая.
Баянист рванул мехи, пробежался пальцами по кнопкам, и хор тут же задорно отозвался:
Много танцев есть у нас —Вальс, фокстрот и па-де-грас,Танго, блюз и менуэты,Но милее всех на светеПолечка рыбацкая,Эх да залихватская!..
После этой песни репетиция кончилась, и женщины повели нас в соседнюю комнату – гримерку, видимо, – где был накрыт стол. Тарелки с соленьями, пирожки, салаты, бутылки.
– Давайте, давайте! У нашей Анюты день рождения.
Я послушно шлепнулся на стул. Глава поотказывался, но быстро сдался:
– Ну что ж, десять минут можно.
Одна из рыбачек, круглолицая, с железным зубом, потянулась ко мне через стол с водкой.
– Выпьете рюмочку?
– Не откажусь, – кивнул я. – Замерз. А почему так холодно?
– Промерз клуб наш. Топим, только когда мероприятия. Михаил Павлович мечтает водяное отопление протянуть, но денег всё не дают.
– Да, с отоплением у нас проблемы, – вздохнул глава. – Раньше уголь завозили, дрова, а теперь такие цены… Кочегарку бы общую построить для клуба, школы, фельдшерского пункта. Рядом стоят, хорошо можно устроить… Что ж, – встряхнулся, – поздравляю Анну Семеновну с днем рождения! Не терять энергии, быть такой же веселой, деятельной!
Анна Семеновна, лет шестидесяти, молодо улыбалась…
Вообще женщины были пенсионного возраста. Лишь двух – ту, что налила мне водку, и еще одну, в черном обтягивающем платье под расстегнутой курткой, подчеркивающем большие шары грудей, можно назвать условно молодыми. Примерно лет сорока. Но и пожилые, и помоложе были веселы, как школьницы. Правда, в этой веселости чувствовалась какая-то искусственность (передо мной и своим главой, что ли, играли?) и даже отчаяние. Вот, дескать, несмотря ни на что, мы радуемся.
Пришла Надежда Николаевна, и ее встретили шумно, усадили, навалили на тарелку еды, стали благодарить:
– Спасибо за заботу!.. Спасибо, что муниципальным наш хор сделали!..
– А что это дает? – подзахмелев от двух рюмок, влез я с вопросом.
– Ну как же! – удивилась женщина с железным зубом. – До этого мы самодеятельными были, бесплатно выступали, репетировали, а теперь хоть по четыре тысячи, но получаем. Плюс за концерты.
– Раньше-то, помню, – засмеялась Анна Семеновна, – собираемся на распевки, а мужья: «Куда опять погреблась?» А теперь сами: «Тебе на репетицию, собирайся-собирайся». Теперь мы у них добытчицы.
И рыбачки довольно закивали этим словам. Но тут же и загоревали:
– Да, сидят без работы. Как это, рыбакам и не рыбачить…
Мне налили еще рюмку; я поискал взглядом, чем бы закусить. Еды вроде бы было много, но все какое-то не такое. Солений не хотелось, холодных пирогов тоже… Одна из женщин заметила мои поиски, протянула тарелку:
– Оладушек икорных попробуйте.
– Икорных? – насторожился глава села.
– Да это щучья, с того года еще. Баночка в подполе стояла, решила вот напечь…
– М-м, ну ладно.
Чокнулись разными напитками. Я бросил в себя водку и смело откусил оладушек. Прожевал, проглотил. Что-то солоноватое, словно бы из склеенных мягких зернышек… Терпимо. Доел.
– Извините, хозяева, пора нам ехать, – вздохнула Надежда Николаевна. – Еще дел много сегодня. Успеть бы…
Женщины принялись уговаривать, хоть и искренне, но без большой надежды, посидеть еще.
Я посчитал нужным сказать, что село мне очень понравилось, и песни, и «Рыбачки».
– У вас здесь жизнь настоящая чувствуется, – сделал под конец комплимент.
И сразу же получил ответ:
– Так переезжайте к нам. Дом подберем хороший, писать про нас будете. На баяне научим играть. Если не женаты, так и женим – девки-красавицы есть.
Сказано было опять (как и позавчера в редакции) как бы в шутку, но и с долей некоторой серьезности. Вдруг, дескать, возьмет и переедет…
Мне оставалось пообещать:
– Буду думать. Уж точно – буду вспоминать о вас. Спасибо.
Вторую половину дня провел, как и накануне, в редакции. Надежде Николаевне (хотя вряд ли ей, скорее главе района) пришла идея написать письма патриарху, главному муфтию и Лукину. Я, естественно, поддержал, – странно было бы, если б сказал, что не стоит.
И мы несколько часов составляли эти письма. Время от времени Надежда Николаевна отходила звонить по телефону – видимо, согласовывала формулировки с начальством. Со мной связывался Виктор Федорович и сообщал, что договаривается с отцом Александром о нашей встрече, потом – с отцом Юрием, благочинным православных приходов Кизлярского округа. «Если договорюсь, поедем в Кизляр, – добавлял. – Хорошо? Здесь рядом». – «Поедем, конечно, – отвечал я изо всех сил приподнято. – Я готов».
